Его история

      Темная часть Нулевой бесконечности была пугающим и давящим, пытающимся сожрать тебя чудовищем. Светлая оказалась ей полностью противоположна. Она кипела от обилия жизни и света.       Чудная, она походила на лоскутное одеяло, сшитое из воспоминаний разных монстров о разных мирах. Но иногда эти воспоминания будто сливались в одно и смешивались. Вот вам водопад в Снежграде, а вот снеговик в Жаркоземье. Локации условно делили полосы света, похожие на жаркое летнее марево. И порой было не очень понятно, что ждет тебя за следующим маревом.       Путешествие по светлой части Нулевой бесконечности казалось странным сном, обманкой, ненатуральным и фальшивым бредом тяжелобольного. Ожившим памятным фото. Эхоцветком без голоса. Болезненным напоминанием о чем-то уже не существенном.       Неважным для тех, кто ходил по ним.       Вокруг было так много таких же, как он, потерявших родные мультивселенные. Монстры и люди, Сансы и Папайрусы, Фриски и Чары и многие другие — они были способны продолжить жить после столь болезненной потери.       Все эти жители бросали на новичка странные взгляды.       Даст не знал, что для фонарщиков очень необычно освещать путь кому-то одному, к тому же, где это не требовалось. Потому он думал, будто все пораженные взгляды были адресованы непосредственно ему. Думал, они удивляются пришествию в их Рай такого грешника, как Даст. Хотя вон Найтмеров уже штук пять встретилось, один Хоррор промелькнул — правда, диво странный, с цифровым кодом внутри черепушки. А вон Ласт пристает к некой чернильной субстанции. А вот Чара, даже две, дерутся, похоже, насмерть. И два Санса, классический и фелл, делают ставки. А помогает им в этом Флауи.       Эрроров было очень много. Такое ощущение, будто Нулевая бесконечность специально создавалась для поехавших кодом монстров. Хотя вон тот малыш не Эррор. Это Блу, только черный и в лагах. А вон там тоже какой-то не Эррор. Так еще и с крыльями. О боже, а вон там кто, паук???       Инков встретилось гораздо меньше. Бездушные, они мало отличались от фонарщиков. Бродили неприкаянными, терялись в общей массе живых. Иногда стояли, изображая статуи из костей, будто оболочки, брошенные уставшей душой. Неприятное зрелище. Но порой встречались Инки с душой, и вот они устроились не хуже остальных жителей.       Один раз встретился даже такой же, как он, Даст. Шел, разговаривал с кем-то невидимым и ни на кого больше внимания не обращал. Затерялся где-то с краю и больше на глаза не попадался.       Даст очень быстро устал бродить среди жителей Нулевой бесконечности. Они куда-то шли — и все в разные направления. Кто-то грустный, кто-то веселый — им всем было место в этом необычном пространстве. Они все знали, куда им надо.       Но не Даст. Он все еще не понял, в каком странном месте оказался, и до конца не принял факт смерти своей мультивселенной.       — Неужели все, кто здесь находится, тоже потеряли дом? Их так много….       И среди этого «много» ему стало до дурноты тошно. Захотелось покоя и уединения.       — Я устал, Блу.       Фонарщик, все это время безмолвной тенью следующий за ним, вдруг подался вперед и указал куда-то вправо. Протолкавшись через свет, Даст нашел в том направлении уютное место со скамейкой, каменным деревом и каменным пирогом под скамейкой.       — Знакомое место, — усмехнулся и заглянул под скамейку. Возле пирога лежала окаменелая записка: «Я просто не был готов к ответственности». — Наверное, в твоем мире оно тоже было?       Блу не ответил. Сел на скамейку и выразительно посмотрел на Даста.       — Хочешь, чтобы я отдохнул?       Ответа пыльный не получил, да тот и не требовался. Покорно сел возле. Расслабился и сам не понял, когда завалился головой на колени Блу. Он не заснул, скорее, потерялся в спутанном сознании. И лишь едва ощутимые поглаживания по голове не дали ему пропасть окончательно.       Произошло слишком многое. Он потерял семью, друзей, мир, а теперь еще и целую мультивселенную. Разве подобное можно принять и остаться прежним, остаться в своём уме? Даст и не остался…       Свет души Блу грел и не давал погрузиться в отчаяние. Возвращал из тьмы забвения, куда звало его желание покоя. Где был его брат. Где были все. Где должен был быть он.       Свет души не отпускал. Удержал. Вернул. Убедил продолжить бороться.       Когда Даст пришел в себя, то понял, что вокруг ничего не изменилось. Странное лоскутное одеяло локаций и яркий потолок. Невольно, пыльный обратил на него взор и попытался понять: откуда льется свет. Но увидеть лампочку или солнце, или хоть что-то там наверху, неподвижное и дарующее свет, не смог.       Сколько времени прошло? Работает ли понятие времени в этом месте? Смены дня и ночи? Да и откуда взяться переменам, если нет солнца и, возможно, самого понятия времени?       Дасту было все это непонятно. Но вот он немного пришел в себя и понял, на чьих коленях лежал все это время, и смутился. Поспешил встать и извиниться:       — Прости, я видимо сильно устал.       В ответ получил ставшее привычным молчание. Фонарщик тоже поднялся и покорно двинулся следом.       Даст вспомнил о разговоре со зрителями и о своем желании найти Ничто и Аннигилятора. А там… а там он поймет, что делать. Узрев перед собой цель, он незамедлительно начал к ней стремиться. Начал спрашивать всех и каждого о столь известных персонах.       Большинство жителей шарахались от него после подобного вопроса. Другие пугались:       — Ничто здесь? Так, я валю из этого кластера!       Но были те, кто воспринимал упоминания столь страшных существ спокойно:       — Ого, Ничто? — удивился Флауи с оборванными лепестками, стоявший на столе в библиотеке. — Я все понимаю, у каждого своя дурь в голове, но зачем так усложнять себе жизнь? И нет, я не знаю, где они бродят. Я просто цветок в горшке.       — Ты самый сумасшедший Даст из всех, которые мне встречались, — не меньше Флауи удивилась Чара. Вначале Даст хотел отрезать ей голову, даже нож достал, но Блу подавил в нем это желание своим светом. Это позволило Чаре сбежать из библиотеки невредимой.       — Не ищи смерти, и смерть тебя не найдет, — погрозил пальцем Рипер с цветами, растущими из одной глазницы.       И лишь одна альтернатива Эррора хотя бы примерно указала, где можно их встретить:       — Если тебе так хочется увидеть Ничто и его вечный хвост, то иди на край, где свет и тьма смешиваются. Я видел их там недавно. Что они там делают, не знаю. Если хватит смелости, можешь спросить, — сказал, подобрал полы бархатного халата и ушел вглубь света.       А Даст, напротив, двинулся в сторону тьмы. Туда откуда пришел. Вернее, он думал, что придет к дивану с теми зрителями. Но нет, он вышел с другого края света и попал в странную локацию, полную разрухи и следов бывших военных действий. Ходил по ней, как неприкаянный, многие часы, а может даже дни.       С некоторых пор время перестало иметь хоть какое-то значение. Дасту не хотелось есть, пить, спать. Все потребности будто исчезли в никуда. Всегда день. Всегда сыт. Всегда бодр. И в голове каша от потери когда-то родных ориентиров.       Впрочем, не он один страдал. Редкие встречи с такими же неприкаянными, как он, дарили понимание: это лоскутное одеяло локаций — лишь передышка, лишь лагерь для восстановления сил перед длительным путешествием.       Куда? Зачем? Даст не знал. Он просто чувствовал, что не сможет остаться здесь надолго. Ему не нравились потерянные взгляды некоторых жителей. Они обещались сниться ему в кошмарах, если бы он мог спать. А еще иногда он находил таких же, как тот вечный зритель, замерших. В разных позах, за разными делами, но они будто отказали двигаться дальше. Как машина, у которой закончилось топливо.       А в одной библиотеке Даст увидел еще один страшный симптом Нулевой бесконечности. Библиотекарь не был замершим, но он будто не имел понятия, что является живым мыслящим существом, у которого может быть мнение. Он, будто машина, механически выполнял запрос: искал нужные книги, говорил заученные фразы и не реагировал ни на что не касающееся его библиотекарских задач. Словно бот в системе.        — А, библиотекарь? Ну, здесь с некоторыми подобное случается. Просто не занимайся одной и той же деятельностью непрерывно. И тогда все будет хорошо, — пояснил Гастер. — Но может быть это и не худшая участь, да?       Может и не худшая, но Даст так не хотел. Он не хотел замереть, окаменеть, стать частью амальгамы или ботом. Но кем тогда он мог стать?       Он шел по кромке жилой зоны и пытался найти Ничто или Аннигилятора. Но лишь сильнее увязал в непонимании Нулевой бесконечности. И если бы не свет души Блу, он бы давно сошел с ума окончательно.       Дни? Недели? Годы?       А может часы? Минуты? Секунды?       Даст не знал, сколько потратил на бесплодные поиски. Просто искал, становясь бродягой в поисках хлеба. И не важно, что этот хлеб двуног и разумен. Блу всегда был рядом, поддерживал, освещал душу и путь и продолжал вытягивать наружу желание жить.       И так, пока однажды Даст не натолкнулся на психопата в сумеречной зоне.       Все произошло слишком быстро. Выстрел — и Блу падает к его ногам. В его голове аккуратное пулевое отверстие.       — Блу!!! — Даст так растерялся, что не смог сразу понять произошедшее. А когда осознал: в них стреляет снайпер — то попытался призвать кости: он забыл, что магии больше нет, она оставила монстра без защиты.       Пуля прошибла грудь и улетела в стену. Даст упал рядом с фонарщиком. Ему было больно и жутко обидно. Он же выжил, один единственный из всей мультивселенной, и был убит из долбанного огнестрела!       Но не успел Даст попрощаться с жизнью окончательно, как понял: ему уже не больно. А раны будто никогда не было. Да и Блу уже встает, как ни в чем не бывало, а его душа ни на йоту не стала светиться меньше. В голове не было дыры, как и в груди Даста.       Из одного из окон здания высунулся Киллер и потряс снайперкой:       — Валите отсюда! Это моя улица! А не то у меня еще гранаты есть!       Пораженный произошедшим, Даст встал и увел Блу за здание, где начинался дремучий лес.       — Как же это? Почему? Почему мы не умерли?! — едва справлялся с паникой он.       Ответ пришел с дерева:       — Потому что это Нулевая Бесконечность, детка, — странный Ласт в красной накидке сидел на ветке и жевал яблоко. — Тут никто не может умереть. Только стать чем-то другим. Но если захочешь, то иди в темноту. Там тебя амальгама быстро упокоит, сделает частью своего тела и атрофирует твои новичковые мозги.       — То есть здесь мы бессмертны? — не мог поверить Даст.       — Ага, — Ласт смотрел как огрызок яблока становится вновь целым плодом. — Не надо есть, не надо спать, не надо умирать, расти, рожать. Это место не даст тебе жить как прежде. И хоть в этом есть своя прелесть, запомни: Нулевая бесконечность беспощадна. Не сразу, но ты поймешь это.       Большего Ласт не сказал, и Даст продолжил поиски ближе к тьме, обходил зону света по кругу. И все думал, как же странно то место, в которое он попал. Почему ее считают беспощадной, если она дает жизнь без боли, смерти, голода и прочих лишений?       Однажды ему повезло: он оказался в жутковатом пустом месте, очень похожем на загрузочный экран. Колонна, немного травы и живая клубящаяся темнота впереди. Не хватало только Гено для полноты картины.       Гено так и не появился, зато пришел Инк. Один из тех, кто бродил без цели и души. В старой подранной одежде, в накинутой на плечи синей куртке и с пустыми глазницами. Кисть этот Инк где-то потерял.       Бездушный прошел мимо Даста, будто не заметил того. Он шел в сторону тьмы. И Даст не понимал, зачем, пока фигурка скелета не пересекла линию света и не начала скрываться в полумраке.       — Эй! — крикнул он. — Вернись!       Никто не ответил. Инк растворился во тьме, как сахар в чае. И вскоре с той стороны послышался довольный шепот амальгамы:       — Мы приветствуем тебя…       Блу бросил равнодушный взгляд в ту сторону и вдруг ухватил Даста за плечо. От столь резкого жеста пыльный аж подскочил. Проводник указывал рукой с фонарем немного правее места исчезновения Инка. Там стоял кто-то, ловко прячущийся на границе света и тьмы. Его черные кости и темные одежды будто сливались с пространством, казались ее частью.       Эррор смотрел туда, где амальгама поглощала Инка, равнодушным и холодным взглядом, не сильно отличающимся от взгляда фонарщика. А затем перевел этот взгляд на Даста.       Пыльный вздрогнул. Он ощутил, как внутри него сжимается и переворачивается сама суть. Появилось желание развернуться и бежать куда глаза глядят. И лишь свет души Блу не позволял дикой давящей силе страха возобладать над ним.       Эррор медленно вышел на свет. Босой, в истертом тряпье вместо одежды, с глазами, полными кодовых фраз, и спросил:       — Я пугаю тебя?       Даст мог бы сказать правду: еще как. Но он соврал:       — Еще чего, Эррора бояться!       И эта ложь заставила гостя из тьмы улыбнуться. Слабо, едва заметно.       — Ты видел, как Инк ушел во тьму?       — Да.        — Печально видеть, как они отказываются бороться. Становятся частью тьмы или каменной статуей. Да?       Даст не испытывал переживаний за чужие жизни. Ведь он еще совсем недавно помогал их отнимать. Но он не мог не согласиться, что добровольный уход из жизни — это печальное зрелище.       — Но даже избрав иной путь, ты все равно отказался быть чем-то большим.       — С чего бы мне… — Даст осекся, только сейчас он понял: слепой взгляд Эррора обращен не на него, а на Блу. Это с ним он вел свой странный монолог!       — Хотя теперь я вижу, — Эррор повернулся к пыльному, и волна страха с новой силой ударила по сознанию, — ты решил осветить путь этому путнику. Что ж, это будет нелегко. Место рядом с ним занято подавленным тобой безумием. И никто не знает, сумеет ли он оценить твой дар.       Сказав это, Эррор собирался вернуться во тьму. Но все еще придавленный страхом Даст вдруг встрепенулся. Он присмотрелся и увидел, что вместо надписей «Error» красуются другие: по телу черного скелета бежали слова «Annihilation».       — Подожди. Это ты тот, кто ходит с Ничто?       В ответ услышал тихий смешок. Эррор вновь обернулся и раскинул руки:        — А ты видишь его рядом?       — Но ты Аннигилятор!       — Я Эррор! — огрызнулся черный скелет и нахмурился. — И где я и чем занят, только мое дело, новичок. А ведь правда, — Эррор перестал хмуриться, — только новый житель Нулевой бесконечности стал бы задирать подобного мне.       Даст не слушал. Он нашел того, кого мог обвинить в своих бедах, и, невзирая на страх, бросился в бой.       Удар Эррор принял с хладнокровием скалы. Да и на ощупь от нее мало чем отличался. Кровь брызнула из разбитой руки, Даст вскрикнул, а Эррор смахнул поврежденный код с лица, как капли воды. Полюбовался полным ужаса взглядом нового жителя жилой зоны этого кластера и улыбнулся.       — Полегчало?        — Нет! — Даст опустил раненую руку, всмотрелся в закрытые надписями глаза Аннигилятора. — Из-за тебя мой мир, моя мультивселенная, все кого я знал, были поглощены Ничто!       Обвинения должны были ударить плетью по Эррору, но тот принял их, как глоток холодной воды в жаркий день. Снисходительно улыбнулся.       — Почему ты решил, что эта трагедия — моя вина?       — Ты не спас!       — А должен был?       Даст задохнулся от возмущения:       — Да!       — Кто тебе сказал такую глупость? — и вправду: кто? Он лишь узнал, что этот Эррор появляется там же, где Ничто, и что-то делает в мирах, мешая Ничто их забирать. Как выразился Хвост, «наводит в них порядок железной рукой». А негативный Дрим сравнил его с Инком. Но никто не говорил, будто это его работа и он должен ее выполнять.       Фонарщик медленно подошел к драчунам и будто бы укоризненно опустил фонарь ниже. Пугали начавшие подкрадываться к Дасту тонкие тени тьмы. Его свет притупил боль потери и не дал забыться в накатившей апатии.       — Ты можешь винить меня, если тебе от этого легче, — сказал черный скелет. — Я спас другую мультивселенную, не твою. И пока я ее спасал, Ничто забрал сотни мультивселенных. Ты можешь винить Ничто, ведь он забрал твой мир. Однако, — Эррор повернулся обратно к тьме, — это не отменит того факта, что в смерти твоей мультивселенной виноваты ее жители. Так же как в смерти моей мультивселенной и в смерти всех мультивселенных, которые забирает Ничто. Это неизменный и горький факт — наша вина.       Даст будто воочию увидел картины прошлого. Свои ошибки, чужие ошибки, то, как миры медленно загибались от негатива после смерти Дрима, как баланс перекосило. Тогда еще можно было что-то сделать. Но никто и ничего не сделал. Ни другие, ни Даст. Он просто принял как факт конец их мультивселенной. Как другие, он не боролся за нее, за себя. Он виноват ровно так же, как все…       — Ладно! Прости! Я не должен был тебя обвинять! Но… но… но что же мне теперь делать? — Даст смотрел на черную фигуру взглядом потерянного ребенка.       — Неужели ты думаешь, будто я знаю ответ? — Эррор говорил не оборачиваясь.       — А кто знает?       — Ты. И только ты знаешь это. Можешь окаменеть от отчаянья. Можешь стать частью вечно голодной тьмы. А можешь просто жить здесь. Жить, как многие живут.       — Но я не могу просто жить! Не после всего, что натворил, не после всего, что пережил! И я не хочу стать, как некоторые, будто выключенные от реальности! Не хочу зависнуть, как другие! Я хочу жить!       Это признание что-то разрезало внутри Даста. Словно до этого на нем висели стальные оковы, но они порвались и опали. Его будто ледяной водой окатило. А ведь правда, он всегда и вопреки всему хотел жить. Он хотел жить, когда мир перезагружался сотни раз. Он хотел жить даже с прахом на руках и мешком грехов за спиной. Он хотел жить, даже когда понял, что уже незачем. Он хотел жить, даже потеряв все. Он хотел жить дальше.       Пытающиеся дотянуться до Даста щупальца тьмы вдруг замерли и начали уползать прочь. Больше тьме Даст не был интересен. Но он этого даже не заметил.       — Тогда иди, путник. Ищи свой путь. У тебя есть тот, кто будет его освещать.       Эррор медленно вошел во тьму. Амальгама тьмы не посмела к нему прикоснуться, расступилась, пропустила вглубь, недовольно ворча.       Даст продолжал стоять и смотреть на темное шевелящееся полотно. Страх покинул душу вместе со сковывающими ее раньше цепями. Вдруг стало так ясно в голове: он свободен и волен выбирать путь. Только от него зависит, какой этот путь будет. И он приложит все силы, чтобы не совершить на новой дороге старых ошибок.       Даст всмотрелся во тьму, и ему показалось, будто он видит брата. Тот идет куда-то, держа в руках фонарь. Но тот свет не для него. Больше нет.       И тогда он посмотрел на Блу. Он ничего о нем не знал. Не об этом Блу точно. Даже не знал, может ли он звать его этим именем. Все, что Даст о нем знал, это то, что Блу готов и дальше освещать его путь, забирать его печали и боль, дарить веру в лучшее. Он будет толкать его, пока свет души не погаснет или пока Даст не перестанет в нем нуждаться.       — Спасибо, Блу.       В ответ едва заметный кивок.       — Значит, ты хочешь быть со мной?       И вновь едва заметный кивок.       — Ты поможешь мне найти мой путь?       Новый кивок.       Даст улыбнулся. Впервые за много-много-много лет улыбнулся по-настоящему.       — Тогда давай отправляться в путь. Мне самому интересно, кем я смогу стать.       В последний раз оглянувшись на свет жилой зоны, Даст медленно пошел по дороге освещенной светом души фонарщика. Их силуэты растворились в клубящейся темноте.       Назад Даст не смотрел. Его звала дорога в неизведанные дали. (Вторая история подошла к концу. Но с Дастом мы не прощаемся, ждите его и Блу-фонарщика в одной из будущих историй. )