Его история

      Инк наблюдал, как тьма расступается, словно живая, уползает от света фонаря. Что за тьма, Инка мало волновало, а вот попутчик волновал. Он видел себя. Другого себя. С другой историей. С другой… душой. Целой, яркой, ослепляющей. Без загнивающих трещин.       Желая доказать себе, что персона с фонарем вовсе не Инк, скелет стал искать и находить множество отличий. Например, одежда была иной: штаны и рубаха. Чистое лицо без шрамов. А вот на руках не хватает пары пальцев. А еще провожатый был слишком спокойным и немного выше. Но самое главное: двух Инков быть не может!       Значит, один из них самозванец. И Инк знал, кто из них настоящий.       Мимо прошел некто похожий на Найтмера без черного грима, и вел этот Найтмер… еще одного Инка.       — Это сон. Это не реально. Это слишком странно, чтобы быть реальностью. Может, мне дали по башке, и я валяюсь в отключке под кустом? Да, было бы неплохо…       Он шел по бесконечной тьме под светом бесконечного фонаря, высматривая светлые пятна, вглядывался в поисках других таких же путешественников через тьму. Казалось, это никогда не кончится.       Мысли путались. В голове была невообразимая каша, и в ней терялось разумное зерно.       Куда он идет? Ах да! Домой. Он хотел вернуться домой. Дом где-то в этой тьме. Надо его просто найти. Он же точно где-то здесь? Да? Его же не может не быть? Просто один из вредителей что-то сделал, и Инка закинуло… куда-то. Ничего, когда Инк вернется, то вредитель получит заслуженное наказание. И все будет хорошо.       Тьма тихо смеялась над его безумием, иногда призывая присоединиться. Но Инк лишь сильнее хмурился, когда слышал знакомые голоса. Рычал при звуках глючащего голоса, уверенный, что именно Эррор виноват во всем этом бедламе.       Наконец два Инка почти напоролись на пятно света больше прочих. Оно не дотягивало до полноценной жилой зоны и больше напоминало стоянку туристов в лесу. Но вместо кучи палаток кто-то воздвиг большой дом.       По неведомой причине Инк стал замедлять шаг, не желая приближаться к странному строению. Поймав себя на мысли о трусости, он цыкнул и, напротив, ускорился, почти вбежав на светлую площадку.       Шестое чувство вопило об опасности. Но Инк игнорировал его трусливые требования бежать прочь. Дом как дом. Оградка по пояс, знакомые почтовые ящики, дверь, украшенная венком. Тянуло прикоснуться, открыть, войти…       Инк потер травмированную глазницу, нервно переступил с ноги на ногу. Зачем ему туда идти? Он ищет путь Домой, а не приключений на жопу!       Но вдруг внутри будет нечто, что поможет в поисках? Вдруг…       Инк замотал головой в попытках справиться со все растущим наваждением. Наваждение затмевало и без того покореженный разум. Руки будто сами сорвали с шеи остатки шарфа и привязали фонарщика к ограде. Ноги сами понесли к двери.       Медленно Инк поднялся на порог, открыл дверь и в последний раз попытался отговорить себя идти дальше. Внутри дом был мертвенно темен, и погружаться в эту тьму не казалось удачным решением. Ноги не прислушались к голосу разума и смело сделали финальные три шага.       Громко! С треском! За спиной закрылась дверь, словно пасть неведомого чудовища, в глотку которому угодил глупый зверек. Глупый зверек вздрогнул и пришел в себя.       — Твою мать! — обернулся: двери как не бывало.       Беглый осмотр по сторонам ничего не дал. Гостиная, как в доме Классика; зеленый диван и телевизор прилагались. Разве что питомцев-камней почему-то было несколько. Вон там дверь на кухню, а там — лестница на второй этаж. Вроде все как должно быть, но от чего-то Инку стало очень не по себе.       Тихо. Слишком тихо.       Пока шел с фонарщиком, Инк привык к тишине и темноте, но тишина этого дома заставила ощутить себя жертвой под прицелом снайпера. На него смотрели, изучали.       Он еще раз окинул взглядом комнату. Никого нет. Может, стоит поискать?       Заставить себя сдвинуться с места оказалось несколько сложнее, чем Инк ожидал. Ощущение чужого взгляда никуда не делось, в какую-бы комнату Инк не заходил. Напряжение нарастало. Первым делом решил выглянуть в окно. Окно оказалось нарисованным, при попытке выбить затрещали кости.       Кухня выглядела обычной. В смысле, глаз не цеплялся ни за что противоестественное или неправильное. Даже раковина на нужной высоте, а не у потолка. Под раковиной не было Пса: там вообще ничего не было.       Почему-то вид настолько обычной кухни заставил Инка напрячься еще больше. Подошел к лестнице на второй этаж. Ступеньки заставили по спине мурашки бегать. Наступать на них не было никакого желания. Инк зло рыкнул на свою внезапно проснувшуюся трусость и назло себе громко потопал по ступенькам вверх. Наверху коридор и двери в спальни братьев-скелетов. Одна для Папайруса и вторая для Санса. Комната Папайруса выглядела как комната Папайруса: фигурки, книжки, кровать-машина и коробка костей. Комната Санса…       Инк в легком непонимании застыл на пороге. В комнате было все не так куда ни посмотри. Плакаты на стенах прославляли игры, фильмы и голых девок. При этом рядом висели произведения искусства. На полках книги о физике чередовались со сказками и даже религиозным бредом. На полу лежали узнаваемый платок Блу, тяжелые бутсы Рэда, диадема Дрима, туфля Ласта, куртка Оутера, тапочки Классика, и даже пара кукол Эррора в углу примостилась. В торнадо тоже крутились памятные вещицы разных Сансов. Но глаз зацепился за спрятавшуюся за беговой дорожкой Бруми.       Он хорошо знал свою кисть, ее вес, мощь и то, что она была сломана Эррором. Видеть Бруми вновь целой было неправильно.       Вдруг послышался какой-то шорох. Инк тут же ощерился, повернулся на звук и… уперся в пустую стену.       — Здесь кто-нибудь есть?! — спросил он стену, осознавая, насколько нелепо выглядит. Подошел, поцарапал обои… Ничего. — Ау?       Вновь раздался шорох. В этот раз где-то в коридоре. Инк на всех парах бросился туда и вновь ничего не увидел.       — Да где ты?!       Звук повторился где-то совсем рядом.       Взгляд уперся в стену. Инк прижался черепом к стене и услышал тот самый звук, будто в банку посадили кучу личинок. Все передохли, но одна где-то копошится в груде мертвых тел, шуршит в попытках выбраться на волю.       Инк сглотнул. Отодвинулся. Размахнулся, желая пробить стену, но замер, так и не совершив удар. Он резко обернулся. Как чувствуют колебания воздуха, когда кто-то проходит мимо, так и он ощутил, что кто-то вот-вот выйдет из комнаты Папайруса.       Дверь отворилась. И из нее вышел Папайрус. Он выглядел как классический Папайрус: улыбающийся самоуверенный высокий скелет в забавных доспехах.       — Добро пожаловать домой, брат, — сказал он громким высоким голосом.       Инк смотрел на незнамо откуда появившегося Папайруса и не мог решить: начинать ли ему кричать сразу, или подождать пару минут? Вдруг этот тип расскажет, какого черта в этом доме происходит и как из него уйти. Расскажет без переломов!       Инк уже настроился на насилие, как неожиданно ощутил дрожь в собственных коленях. Папайрус смотрел на него. И этот взгляд был… был настолько странным, насколько только может быть. Холодная волна прошлась по хребту, Инк сделал шаг назад.       — Я очень рад, что ты нашел наш дом, — высокий скелет улыбнулся. И его улыбка тоже была странной.       Инк потер единственный зрячий глаз и попытался понять, почему Папайрус вызывает в нем страх. Ничего! В образе этого Папайруса не было ничего, что могло бы испугать. Но колени плясали все сильней.       — Не бойся, все позади. Ты дома, — Папайрус продолжал говорить и делать медленные шаги навстречу. А Инк молча пятился. — Тебе, наверное, было довольно страшно бродить во тьме. Но я верил, что однажды ты найдешь путь домой. Ко мне. Теперь все будет как раньше.       Инк уперся спиной в стену. Внутри выло дурным голосом, и с каждым шагом высокого скелета этого голос орал все громче. Лишь когда пугающий скелет оказался на расстоянии шага, Инк вспомнил, что он не беззубый младенец и вообще вооружен.       — Не подходи! — Шарпи мгновенно вырос в руках и загородил путь высокому скелету. Руки Инка ходили ходуном.       Папайрус улыбнулся шире:       — Ох, Санс. Я понимаю, ты напуган. Наверное, ты видел много других похожих на меня. Наверное, они были не самыми лучшими скелетами. Но это все в прошлом, — Папайрус дружелюбно улыбался, его руки тянулись к Инку, а его взгляд жег словно раскалённый уголь. — Это были не настоящие я. Просто подделки. Их даже нельзя назвать живыми. Понимаешь? Ведь есть только один я и только один ты. Верно?       Инк едва не захлебнулся чернилами. Он уже слышал подобные речи от черного ублюдка, который называл всех ошибками. Он мог бы многое сказать о подобном мнении, но горло сдавило, и из него вырвался лишь придушенный писк.       Зрачок дрожал в глазнице, в нем отражалась приближающая к лицу рука Папайруса. Она должна была вот-вот коснуться его. Внутри будто взорвалась шумовая граната. В голове заорало: «Беги, Инк!» Но бежать Инк не мог, его ноги подкосились, и он соскользнул по стене вниз.       Вовремя. Рука Папайруса коснулась стены, а не черепа Инка. Взгляд высокого скелета чуть потемнел:       — Ох, вижу ты слишком устал. Что ж, думаю тебе нужно отдохнуть. Мы поговорим позже, брат.       Инк вжимался в стену, прижимал к себе Шарпи и молча наблюдал за уходящим обратно к себе в комнату Папирусом. С каждым шагом высокого скелета, Инку становилось легче дышать, а когда дверь закрылась, наваждение спало.       — Какого хрена??? — закричал Инк.       Осознавать себя дрожащим от страха зверьком было унизительно. Он же страж миров! Он победил всех вредителей в своем мультиверсе! Он сильный! Какого хрена он дрожал, как мышь под лапой кота?! Какое он имел право так себя вести?!       Инк тут же оказался на ногах, злой как черт, вместо вил огромная перьевая ручка, но и на нее насадить можно. Рванул к двери, распахнул и… и никого! Комната Папайруса вновь была пуста.       — Что за дьявольщина здесь творится?! — рычал Инк, бегая по дому в попытках найти хозяина этого самого дома. Ну не мог же он сквозь пол провалиться? Или мог?       Закончив поиски в комнате Санса, Инк рухнул на кровать и сжал голову в тисках пальцев. Надо было напрячь остатки разума и подумать. Однако единственное, за что цеплялось восприятие, — это внезапно пропавшая боль со стороны изувеченной глазницы.       Инк коснулся пустой глазницы, просунул туда пальцы.       Он помнил, как это произошло. Помнил, как Эррор оказался на нем, помнил, как в его руке появилась кость, и он помнил, как эта кость оказалась в его глазнице. Кость провернули.       Боль. Крошки костей. Крики. Угасающее сознание.       Следующее, что Инк помнил, это себя изувеченного в попытках справиться с непрекращающейся болью. Невзирая на количество обезболивающего, боль не утихала. Она всегда была с ним. Она всегда напоминала о том, как Эррор поступил с ним. Она была его медалью за наивность и глупость, за веру в то, что такой, как этот урод, сможет измениться. Эта боль не давала ему усомниться в том, что он делал потом.       Боли больше не было.       Инк закрыл лицо руками.       От внутренних переживаний отвлек знакомый звук копошения за стеной. В этот раз звук был где-то в этой комнате. В этот раз звук напоминал постукивание птенца из яйца. Звуки шли со стороны зеркала.       Инк встал и подошел ближе. Пока он шел, он не мог понять, что его смущает. Лишь оказавшись в шаге от стекла, понял. Нет, определенно отражение не показывало истины. Из зеркала смотрел Инк без шрамов, смотрел с улыбкой, с верой в лучшее в глазах.       Осколки рассыпались по полу, в кулаке застряла пара стекляшек.       Отражение глумливо засмеялось. Зарычав, Инк бросил в зеркало стул. Осколки рассыпались по полу и продолжили смеяться десятками чужих, неизуродованных лиц.       Инк потряс головой. Галлюцинация? Отражения в осколках продолжали улыбаться. Нет, не галлюцинация!       Прочь отсюда! Прочь!       Инк бросился к двери. Открыл ее и яростно рыкнул. За дверью оказалась еще одна дверь. А за ней еще и еще, и еще…       Инк попятился к центру комнаты, не отрывая взгляда от проема тысячи дверей. Напоролся на осколки продолжающего улыбаться отражения и ощутил себя близким к помешательству.       «Что если я сошел с ума, и все окружающее — это безумный сон?» — пронеслось в его голове.       Инк схватился за голову, потерял связь с реальностью и едва не рухнул на пол. Смог взять себя в руки.       — Не важно, реально это или нет. Я выберусь! — рыкнул он и вновь оказался у дверного проема.       Тук-тук-тук!       Тот же звук, но в этот раз громче, чуть правее двери.       Тук-тук-тук! Будто приглашение. И Инк был готов принять приглашение. Поднял Шарпи, приготовился проломить стену, как вдруг дверь раскрылась. Медленно, чуть скрипя. За дверью стоял Папайрус. Откуда он взялся? Где был?       — Санс, пойдем на кухню. Тебе надо поесть и рассказать мне, что случилось с тобой за время нашей разлуки, — сказав это, высокий скелет пошел по короткому коридору к лестнице.       Инк за ним! Быстрее, пока дверь не закрылась; вдруг, если она закроется, он вновь окажется замурован? Папайрус ждал на кухне. На его лице приклеенная улыбка, а на столе — спагетти (кто бы сомневался). И вновь Инк ощутил тот же страх, что и в прошлый раз. Вновь ощутил себя загнанным в угол зверьком перед играющим с ним хищником.       Инк яростно рыкнул на себя, с трудом поборол неестественную волну страха и сел за стол. Он не видел причин для страха, не видел угрозы, но ощущал ее.       Бред! Все происходящее бред!!!       Папайрус ждал, пока Инк пододвинет к себе тарелку, возьмет вилку и намотает на нее первую порцию спагетти.       Инк намотал, но не решался положить те в рот. Спагетти пахли спагетти, выглядели как спагетти, он был уверен, имели вкус спагетти, но Инк не мог избавиться от странного ощущения нереальности этой тарелки с едой. Под одобрительный взгляд высокого скелета Инк положил в рот одну макаронину. Что ж, вкус спагетти.       Вспомнился Хоррор Папайрус, тот тоже готовил еду, выглядящую как нормальная еда, но из компонентов, которые заставляли содрогаться.       Инк с трудом сглотнул пережеванное и отодвинул тарелку в сторону. Это стало сигналом для Папайруса; он тоже отодвинул тарелку и испытующе всмотрелся в Инка:       — Брат, я хотел бы услышать историю о том, что случилось после той ужасной волны.       Инк успел вернуть свою былую ярость, но слова Папайруса охладили его пыл. Он помнил, как нечто сорвало его с места и потащило во тьму; пожалуй, это было похоже на волну. Не о ней ли говорит этот жуткий Папайрус?       Высокий скелет по-своему понял растерянность Инка:       — Неужели ты потерял память?       — Наверное, — Инк едва не блевал чернилами от накативших воспоминаний. Он видел перед собой Эррора. Тот смотрел мимо, его рот шевелился. А дальше… Он не мог вспомнить четко, что было дальше. После слов Папайруса воображение рисовало картину падения на тюрьму все сметающего цунами. В голове кричало: «Что ты натворил?!»       Инк сжал вилку, сломал ее — но вилка вновь цела. Разум бился в лихорадке непонимания.       — Расскажи мне о волне, — попросил Инк полным боли голосом.       Папайрус чуть откинулся на стуле, он говорил медленно, будто бесчувственно. Будто не в первый раз. Будто он устал рассказывать давно затертое во времени событие.        — Санс, ты всегда держал меня в стороне от тревожных событий, и лишь по брошенным Альфис словам я узнал, что наш мир окружен копиями. И что что-то происходило в этих копиях. Ты знал об этом, но не хотел говорить мне. Я видел, как тебя мучает тайна, с каждым днем все сильнее. Однажды ты пришел и обнял меня, попросил прощения. Я не понимал, почему ты вдруг стал таким заботливым и почему внезапно предложил отпраздновать мой день рождения аж на два месяца раньше. Я не понимал. А потом пришла волна. Все просто перестало быть. Все, кого мы знали, все места, где мы бывали, — все это обратилось в пыль. Наш мир и те копии — все просто исчезло.       — Как исчезло? — Инк хотел кричать, но из горла вырвался лишь шепот.       — Я тоже не могу это принять. В одно мгновение ничего не осталось. А тебя вырвало из моих рук, и я оказался один во тьме. Я долго тебя искал, но находил лишь фальшивки. Они не были тобой. И я продолжал искать. Построил нам дом. И вот ты здесь, со мной. Теперь все будет хорошо, да?       Инк ощутил дурноту. Покачнулся и почти навалился на стол. О чем говорит этот безумец?! Как это «все исчезло»?! Хоть что-то, но должно было остаться!       Он тоже ощутил ту волну. Он тоже оказался во тьме. И тоже один. А значит… его мультиверс…       Это не может быть правдой!!!       Инк закрыл себе рот, не позволяя чернилам извергнуться. Не мог позволить поверить в услышанный бред. Это неправда! Неправда!        — Ох, вижу, для тебя эта новость стала шоком, — Папайрус едва заметно улыбнулся. — Думаю, стоит сделать перерыв. Отдохни еще немного, брат.       Инк продолжил сидеть за столом, спрятал лицо в ладонях и тихонько завыл. Он пропустил момент, когда Папайрус вновь исчез. Да и плевать на него. Важны лишь мысли о смерти его Дома. Всех, кого он знал.       Он всех убил? Это его вина?       Но ведь все было хорошо. Злодеи сидели по клеткам. Миры процветали. Никто не творил бесчинств. Так почему все закончилось именно так?       В голове помутнело. Рассудок заплутал в лабиринте осознания. И там он встречал тех, кого уже нет.       В глазах Дрима осуждение:       — Что ты наделал?! — был ли он вообще жив на момент смерти их Дома. Почему Инк не подходил к его камере? Может, потому что знал ответ?       Найтмер зовет брата. Но Дрим давно молчит.       — Я хочу домой, — плачет Блу.       Эррор кричит:       — Это твоя вина, Инк!       — Моя вина. Моя вина. Моя вина, — шептал Инк. По лицу скользили слезы. Инк яростно стирал их, но они продолжали течь.       Стало неважно, что произойдет дальше. Неважно, чего хочет этот жуткий Папайрус. Пусть хоть шкуру сдерет.       — Я положил жизнь на благополучие миров… Я сделал все, что мог… Я сделал все правильно… Где я ошибся? Почему они… почему все исчезло? — Пальцы заскребли по трещинам лица, будто пытались расколоть голову. — Неправда! Неправда! Неправда!       Инк сжался; ему показалось, он сжимается все сильнее, обращается комочком бумаги, на котором уже не разобрать рисунок. Он сжимается, пока не перестает быть. Память воскрешает события до травмы, счастливые и горькие моменты. Ту битву и ее итог. Непрекращающиеся головные боли и неудержимую ярость. Попытки друзей и врагов вразумить его. Клетки, наполненные врагами и друзьями. Звук, громче которого он не слышал. А потом его утянуло прочь, и вот он здесь.       Если слова Папайруса правдивы и все погибло, то почему выжил именно он? Вдруг, Эррор прав, и это он виноват во всем? Почему главный виновник должен жить? Пусть кто другой, да хоть Эррор, а лучше Дрим или Блу остались бы живы. Пусть они, а не он….       Из удушающих объятий тяжелых мыслей вырвал уже ставший знакомым стук из стены.