Его история

      Свет резанул глаза. Он был еще далеко, но Инка уже воротило. Чем ближе он подходил к жилой зоне, тем слабее сжималась на его руке ладонь фонарщика. Стоило Инку ступить в свет, как ладонь соскользнула.       Инк в последний раз посмотрел на свою копию и отвернулся. Копия ушла обратно во тьму. А Инк медленно направился в центр, минуя десятки знакомых лиц.       Смерть родного мультиверса раздавила. Инк никак не мог поверить, что все, что он делал, было зря. Не мог принять, что все, кого он знал, больше не существуют. Даже Эррора больше нет.       Никого нет. Ничего нет. Ему некуда возвращаться. Теперь есть только это странное место полное… копий. А он… а он больше не страж. Он больше не обязан хранить и защищать. Он… никто.       Дорогу перегородил черный скелет. Эррор не имел планов как-то вредить новичку; он даже не заметил его. Стоял и задумчиво смотрел на полный света потолок. Белый халат намекал на научный уклон этого созерцателя.       Инк остановился и уставился на черного скелета, осознавая: этот Эррор не сильно-то похож на того, кого он запер в клетке. Другое выражение лица, рост и даже оттенок кости, но… но… в голове вновь помутилось. Только улегшийся штилем ветер вновь обратился ураганом. Глаза обманывали, убеждая, будто перед ним его враг. А врагам надо вцепляться в глотки!       Когда в голове просветлело, Инк обнаружил себя в окружении испуганных знакомых и незнакомых лиц. Эррор в белом халате лежал у его ног и руками пытался защититься от ударов.       В голове звучали голоса покойников:       «Инк, это ненормально! То, что ты делаешь, как себя ведешь. Эта травма что-то повредила в твоей голове, и ты перестал себя контролировать. Я нашел специалиста, он обещал помочь», — голос Дрима звучал, будто друг был рядом. Рука, которую он отверг.       «Инк, пожалуйста, остановись! То, что ты делаешь, неправильно!» — голосил Блу. Голос, который он не слушал.       «Я считал себя безумным, но ты меня превзошел», — рычал Хоррор. Разум, которому он отказался верить.       «Кажется, мне стоит отдать свою корону тебе», — печально заметил Найтмер. Негатив, который победил в его душе.       Инк сжал кулаки и побежал прочь. Он сам не знал, что хочет сделать, просто бежал, пока не увидел границу тьмы. Долго прислушивался к шепоту ненасытной амальгамы. Всматривался в темное ничто, пока не заметил приближающийся свет фонарщика.       Очередной новичок угрюмо шел вглубь жилой зоны, а Инк вновь во тьме с новым фонарщиком под руку.       Во тьме было спокойно. Инк не видел лиц, разум хоронил боль, ярость утихала. Но стоило ему ступить в новую жилую зону, как все повторялось. Инк метался яростным огнем, пока вновь не уходил во тьму с очередным фонарщиком.       Так повторялось много раз, пока он не встретил одного неприятного типа.       Первая встреча произошла в непримечательном кластере, у которого на границе с тьмой росли высокие яблони. Высокие бесплодные деревья, частично укутанные тьмой, создавали мрачный антураж, в окружении которого Инк увидел Найтмера. Нет, не Найтмера. Вон золото диадемы блестит, да и сама жижа отливает солнцем. Значит, это Дрим, пусть и покрытый ненавистью брата. Сидит у древа, читает книгу и даже не видит Инка. Улыбается. Широко и гадко.       «Он смеется? Он смеется надо мной?!» — пронеслась в голове нелогичная мысль.       Дальше все пошло по обкатанной схеме, но с неожиданным для Инка финалом.       Дрим не потрудился обернуться, нападавшего скрутил щупальцами и швырнул на соседнюю локацию, полную озер. Остудить пыл, так сказать.       Инк лежал в луже и никак не мог понять, как так вышло. Найтмер, конечно, всегда был сложным в скручивании противником; да и Дрим боролся до последней целой кости, но ни одному из них Инк не проигрывал так обидно. От него отмахнулись, как от комара!       Инк встал. Одежда сразу же высохла. Будто и не было позорного купания. Здравые мысли боролись с очередным потоком ярости. Ярость победила.       — Эй, ты!!!       В этот раз облитый негативом Дрим снизошел до взгляда на назойливого пришельца. И отправил его в ту же самую лужу. Но Инк вновь вернулся.       — Ну ты и назойливый засранец! — книга была отложена, а перед полетом Инк дважды поздоровался с землей. Дрим отправил его повидать более далекие локации, возвращению не удивился.       — Так, это перестает быть смешным, — заметил Дрим, когда сориентировавшийся в чужих способностях Инк сумел дважды приложить кистью и один раз укусить. — Что ты ко мне пристал?!       В ответ получил взгляд бешеной собаки и кучу оторванных от реальности обвинений.       Глубокий вздох — и еще один полет и возвращение. Однако в этот раз Инк не нашел Дрима на прежнем месте.       Позже Инк и сам не мог сказать, по какой неразумной причине идея победы над тем Дримом вдруг стала такой важной. Но в поисках Инк обежал весь кластер и, надо же, нашел! Еще одно безлюдное место, и вновь Дрим не смотрел на него.       — Ты знаешь, что говорят о повторении действий, которые приводят к одному и тому же результату?       В ответ рык.       В этот раз Дриму потребовалось несколько больше времени, чтобы скрутить неугомонного психа. Вопрос: что теперь с ним делать? Слушать бесконечный поток обвинений — то еще удовольствие, так что решать надо было быстро. Осмотрелся по сторонам. Увидел сейф, открыл, запихал психа туда и закрыл.       — Посиди, подумай, а от меня отстань, — услышал Инк и остался в темноте.       Тот сейф еще долго ходил ходуном и пугал окружающих отборным матом и обещанием страшных кар. А затем затих. В голове появились здравые нити рассуждений.       Инк не мог понять, какого черта он полез на этого повелителя слизи. И какого черта этот повелитель слизи оказался таким сильным? Зачем он вообще куда-то пошел? Чего ищет? И найдет ли? От него столько проблем. Он… Он… Может, ему лучше остаться в этой темноте?       Выбраться из сейфа Инк больше не пытался. Ему вдруг стало очень спокойно без лиц, без голосов, без всего. Он будто спал, только без снов. И «спал» бы дальше, если бы свет резко не резанул глаза, пробуждая.       — Это замерший? — услышал он знакомый голос.       — Вроде, шевелится?       — Помоги вытащить. — Его вытащили из сейфа и поставили на ноги. — Ты как?       Перед Инком стояли Чара и Гастер. Стоило их поблагодарить, но Инк не смог. Он опустил взгляд в пол и просто прошел мимо… куда-то. Вновь фонарщики, вновь тьма, вновь новые жилые зоны, где повторялся уже знакомый сценарий. Пока однажды на окраине он не увидел знакомый силуэт с отливающими золотом щупальцами.       Дрим обреченно встал в защиту. Вовремя! В сложенные перед лицом руки прилетел мощный удар кулаком.       — Я, конечно, понимаю, тут у каждого свои тараканы, но мне кажется, это перебор, — говорили свидетели необычного зрелища.       — Интересно, какая бабочка вылупится из такой уродливой гусеницы, — смеялись те, кто успел познакомится с кулаками агрессивного Инка.       Дрим мог только вздыхать, сидя на спеленованном и мычащем в кляп коконе.       — Знаешь, — Дрим откинулся на поверженного противника и устроился поудобнее, чем вызвал новый шквал яростных мычаний, — это ненормально: ощущать только одну эмоцию. И пусть для Инков такое в норме, но та норма прописана отсутствием души. А твоя ярость прописана либо на голову ударенным создателем, либо безумием. Не знаю, какой из вариантов верен. Но, согласись, при любом из них твое поведение ничем, кроме безумия, назвать нельзя.       Мычания сменили тональность.       — Так что я подумал, может, тебе помочь?       Мычания стали еще более возмущенными. А когда Инк услышал, каким образом ему будут помогать, он шокировано умолк.       — Закину тебя во тьму поглубже. И амальгаме радость, и окружающим мир и покой.       Инк не видел, но Дрим улыбался, и с каждым словом его улыбка становилась все шире.       — О, вижу, мне удалось завладеть твоим вниманием. Хорошо. Обещаешь не орать, если я уберу кляп? Молчание — знак соглааааа—!!! Ах ты тварь!!!       — Так я и не орал, — Инк скалился, как сытая акула, а Дрим тряс прокушеной рукой. Пусть след и кровь сразу пропали, но боль чудилась еще пару мгновений.       — В чем твоя проблема? — недоуменно спросил Дрим.       — В тебе!       У Дрима дернулся глаз. Он ощущал, что безумный Инк верит в свои слова и ненавидит его за… нечто им не совершенное. В любом случае он не нанимался в мозгоправы, потому махнул на очередного психа рукой.       — Тогда твоя проблема сейчас встает и уходит.       Так Дрим и поступил. Встал и ушел, не обращая внимания на обещания найти и покарать.       И, черт, однажды Инк его вновь нашел.       — Мне кажется, это называется положительной динамикой, — усмехнулся Дрим, рассматривая рычащего, но не спешащего махать кулаками Инка. — Итак, разойдемся каждый в свою сторону, или тебе есть, что мне сказать?       Инку было что сказать, было. Но все обвинения, которые он хотел прокричать, были навеяны лишь смутной схожестью покойного и этого осьминога. Наконец он прокричал:       — Ты виноват!       — В чем? — Дрим смотрел на Инка взглядом человека, который нашел особо уродливого жука. Хотелось раздавить такое из эгоистичного чувства к прекрасному.        — В том, что больше ничего нет!       Дрим пару мгновений праздновал удивление, затем ударил кулаком о ладонь:       — А! Так вот почему ты за мной охотился! Ты думаешь, это я уничтожил твой мультиверс? Поверь, я не занимаюсь подобным… — Дрим не успел закончить речь в свое оправдание: пришлось загораживаться всеми щупальцами и танцевать в попытках не получить по башке.       Инк был силен. Очень. Но тактика на голой силе победить не мог. Дрим защищался и быстро находил в окружении нечто, способное переломить ход битвы в его сторону. В этот раз победить ему помогли переплетения корней. Попав в их вязь, Инк запнулся, потерял устойчивость и был хладнокровно вбит в пол.       — Слышал что-нибудь о немотивированной агрессии? — с улыбкой спросил Дрим.       Вместо слов наполненный яростью рык.       — Повторяю: я не виноват в гибели твоего мультиверса. Меня там рядом не стояло, не лежало и, вероятно, я в то время был на противоположной стороне бытия. Потому сердечно прошу: отстань от меня!       На попытку Инка порычать и подняться, ему вновь пришлось воздать должное твердому полу.       — Эх, вижу, тебе что-либо объяснять бесполезно, — Дрим вздохнул. — В общем, я не хочу тебя больше видеть. Прощай.       Но не успел он уйти, как ему в спину прилетела Шарпи. Хорошо, плашмя, а не острием. Дрим покачнулся, устоял, повернулся. Подошел, схватил обидчика за грудки. Его лицо обещало исполнение угрозы про заброс к амальгаме.       Вот только амальгама сама решила к ним прийти.       Внезапно все вокруг потемнело. И драчуны резко задрали головы, обращая внимание на источающий свет потолок. Еще мгновение назад он был будто раскаленный до предела уголек, но сейчас выглядел блеклым, будто кто-то облил его водой.       В то время как Инк в недоумении пялился на столь резкие изменения, Дрим пришел к неутешительным выводам и построил план дальнейших действий.       — Валим, — тихо сказал он, не отрывая взгляд от затухающего источника света.       В будущем Дрим будет шутить, что просто забыл разжать кулак, потому и потащил за собой Инка.       Куда бежать? Инк рванулся к центру, где было больше света, но его дернули в обратную сторону. Дрим не желал оказаться в паникующей массе, но и во тьму не потащил. Он бежал по краю и всматривался в темную шевелящуюся массу. Кольцо света сужалось на глазах; амальгама приветствовала все больше несчастных; их обреченные крики звенели в ушах. Инк едва к ним не присоединился, но Дрим вовремя дернул его прочь от лап гостеприимной тьмы.       Света становилось все меньше, когда вдруг Дрим рванул к амальгаме. Но не успел Инк пискнуть нечто против, как оказался в объятиях щупалец и сильных рук: не продохнуть. То был шаг отчаяния, тактика ежа. Свернуться и надеяться, что хищник не захочет связываться со столь острой едой. Амальгама оказалась гурманом и остринку восприняла как приятную добавку. Однако только острые щупальца ей и достались. Дрим легко расстался с ними, продолжая прижимать к себе пребывающего в шоке Инка, он прорвался через тьму и вывалился под ноги фонарщика.       — Веди нас прочь! Живо! — потребовал Дрим, разворачивая свободной рукой фонарщика. Другой рукой он продолжал волочь Инка. Инк впал в ступор, он не мог отвести взгляд от тусклого света, еще недавно полного жизни. Он не мог перестать слышать крик о помощи. — Они уже мертвы. Просто не знают об этом. А мы, если хотим жить, должны оказаться не здесь.       Прежде чем Инк успел понять, тусклый свет вдруг взорвался сверхновой. Амальгаму сожгло; тысячи голосов орали от боли и горя. Пол оголило, обнажая множество каменных статуй, которые вдруг рассыпались от столь яркого света. Дрима, Инка и фонарщика отбросило вдаль.       А затем свет потух окончательно.       Тьма не спешила подползать к выжившим. Она жала обожжённые щупальца и выла от потери. Ее многоголосый плач сменился столь же многоголосым всхлипом, наконец, затих.        Фонарщик встал на ноги и застыл, освещая пространство вокруг себя. Дрим и Инк продолжали лежать, не решаясь признать себя живыми. Это до зубной боли напоминало обоим их первые мгновение во тьме, когда они еще не знали, что произошло, когда неведенье было их колыбелью.       — Что это было? — Инк встал первым.       — Кластер потух. — Слизь почти полностью сползла с Дрима. Без нее он казался почти знакомым. — Миллионы миров, тысячи мультивселеных перестали существовать в одно мгновение. И нам посчастливилось пережить это мгновение.       Голос Дрима казался почти спокойным, будто ничего особенного не произошло. Просто не стало миллионов миров. Будто такое происходит каждый день. Будто эта обыденность имеет право называться нормой. Будто Инку нужно было с этим смириться.       — Почему? — Инк почти жалел, что покинул дом Папайруса. Он почти жалел, что амальгама не забрала его. Он с трудом воспринимал себя живым.       Дрим оскалился и собирался бросить в раздражающего Инка черной шуткой, но, натолкнувшись на полное непонимание мировой несправедливости лицо, Дрим смягчился.       — Дерьмо случается. И мы счастливчики, раз его пережили, — сказал Дрим и протянул руку. Инк ударил по протянутой руке. Поднялся и повторил:       — Почему?!       — Что «почему»? — Дрим отрастил одно щупальце в ожидании, что этот неадекват продолжит нападать и обвинять. Инк не собирался нападать, его руки были опущены, а на лице расписался ужас пережитого. Он желал знать:       — Почему ты спас меня? Меня?! А не кого-то другого! Кто реально заслуживал… заслуживал жить.       Дрим на мгновение замер, ошарашенный, а затем тяжело выдохнул. Ему стали понятны саморазрушительные повадки этого Инка. Он не услышал ничего нового и не мог ничего нового сказать. Только правду. Пусть даже она не будет иметь вес для этого индивида.       — Я спас тебя, потому что мог. Если бы вместо тебя был кто другой рядом, я бы спас его. Но рядом был ты. Так что не жалуйся на мою доброту. — Дрим сложил руки на груди. Он все еще был без черной брони, но за спиной уже виляло два щупальца.       — Зря ты спас меня. Я… я… Когда Эррор ранил меня, — пальцы Инка залезли в травмированную глазницу, — это что-то изменило во мне. И я стал совершать не то, что должен был… Это он виноват. Если бы не эта рана. Все бы было по-другому!       Дрим отвел взгляд. Ему был знаком этот оттенок безумия. Он и сам прошел через похожий этап. Он тоже искал виноватого. Не мог и не хотел принять правду. Ему помогли, и правда ударила острым копьем в душу. Покорежила и заставила проснуться от иллюзий.       Иногда боль — благо. Даже если она убивает.       — А ты уверен, что вина лежит только на нем? — голос Дрима будто обволок сознание сжавшегося в комок Инка.       — Конечно… он… если бы не он…       — Ты уверен? — Дрим, словно демон, встал у левого плеча и источал ядовитые речи.       Инк дернулся и попытался отшатнуться, но был объят щупальцами.       — Да… — в голосе Инка уже не было уверенности. Дрим острозубо улыбнулся.       — И до травмы ты никогда не думал причинять вред, правда? — кончик щупальца очертил травмированную глазницу, почти проник внутрь.       Инк молчал. Он думал. Он много о чем думал. И даже хотел. Но он никогда не позволял себе подобного. Только когда Эррор… Он пытался изо всех сил пытался быть тем, кого все хотели видеть! Он был хорошим… стражем? Он же был?       Яд слов Дрима тек через тело Инка, заставляя ощущать тяжесть в покореженной душе. И эта тяжесть становилась неподъёмной.       — Ты думаешь, что кость в голове изменила твой паршивый нрав! Что она привела к безумию, к твоим неправильным решениям. Что рана в голове, травмировала твою душу. Это наглая ложь. — Щупальца сжались сильнее, дернули вперед, и лицо Инка оказалось вплотную к лицу Негатива. У каждого из них осталось лишь по одному глазу, и сейчас эти глаза смотрели друг в друга. — Твой шрам — лишь оправдание твоему внутреннему уродству! Удобное оправдание волне безумия, на которую можно свалить все твои поступки. И сколько бы ты ни орал на других, ни бросался с кулаками, обвиняя всех и вся, виноват ТЫ! И это ТВОЙ грех! ТЫ уничтожил СВОЙ мультиверс СВОИМИ руками!       Щупальца разжались, и ноги просто отказались держать подрубленное откровениями тело.       Он во всем виноват? Он виноват? Но разве не Эррор его ранил? Разве это не друзья оставили его???       Нет.       Это лишь оправдания. Удобный факт, на который можно опереться. Факт его бессилия справиться с собой, с яростью и болью. Со всепоглощающей обидой за вселенскую несправедливость.       Эррор смог. Он ранил его, но отнес к Саенсу. Эррору было стыдно и больно за свой поступок. Так почему Инку не было? Почему он лишь обвинял и оправдывался? Почему не смог поступить, как этот черный ублюдок??? Почему он оказался хуже него???       Почему???       Почему он не остановился, когда понял, что зашел слишком далеко? Почему лишь обвинял, что его не способны остановить?       Как финальный штрих, будто брошенный в голову камень, шепот Эррора. Инк не слышал его тогда, но услышал сейчас, в своей больной голове:       — Мне жаль…       Ему было жаль миры? Нет. Ему было жаль мультивселенную? Возможно. Ему было жаль встречать бесславный конец? Вероятно. А может ему было жаль Инка, ведь удар снес с его лица маску? Открыл всем жуткое, агрессивное существо, остановить которое никто не смог.       Инк слышал слова, которые не были произнесены:       — Прости…       Возможно, он хотел их услышать. Но не осталось тех, кто мог бы ему их сказать. Не было тех, кому он должен их сказать:       — Простите… Простите меня!!! Мне очень жаль!!! — Инк сжался в плотный комок. Он ощущал отравляющую магию Дрима, но не желал бороться с ней. Он принимал ее, он принимал правду.       Всегда правильный, всегда приветливый, держащий себя в руках страж. Он был таким. Он старался изо всех сил быть таким. И только Эррор знал его другим. Этот черножопый засранец выводил Инка из себя своей верой, что сможет стряхнуть с лица стража его правильный образ.       Стряхнул.       Был ли он этому рад?       «Мне жаль…»       Не был. Никто не был рад увидеть Инка таким, каким он был. Но был ли он плохим? Инк был уверен, что сделал все правильно. Он никого не убил, он просто запер каждого, кто мог нарушить порядок вещей. Неужели он этим нарушил нечто более фундаментальное? Видимо да, раз ему оставалось лишь прижимать руки к израненной душе.       — Мне жаль…       Вот бы пустить время вспять, вот бы снова всех увидеть, вот бы поступить по-другому!       Невозможно.       Из его рук всегда выскальзывало то, чем он дорожил. Даже его лживая уверенность в своей правоте покинула его. У него ничего не осталось.       Он хотел исчезнуть. Стать камнем или замереть и ни о чем не думать больше. Забыть. Забыться. Растаять. Отказаться быть собой. Хотелось вернуться в дом Папайруса и остаться там. Если все, кто находятся там, забыли себя, может, и он забудет себя. Зря тот обрубок спас его. Засранец! Спас, а сам остался. Еще и этот спасает… Раньше надо было… Поздно уже. Для него поздно.       Инку казалось, в агонии осознания прошли часы-дни-недели, по правде — лишь несколько минут. И все эти минуты Негатив стоял рядом.       Дрим с интересом смотрел на чужие страдания, он вкушал их, как хорошее вино, но с трудом мог оценить истинную прелесть подобного вкуса. Ему мешало сострадание. На какой-то момент он даже понял своего брата, который брал в свои ряды отчаявшихся и сломленных.       Дрим сел возле сжавшегося Инка и посмотрел на свои руки. Они уже частично покрылись черной слизью. Будто грязные. Дрим ощущал эту грязь в себе и знал: ему не отмыться. Но он все еще мог помогать другим. Все еще мог облегчать их ношу. И плевать, что от этого его собственная ноша будет расти.       — Я убил своего брата, — слова будто сами собой сорвались с языка.       Инк вздрогнул. Хотя ему уже начало казаться, что он перестал слышать. Но речь Негатива, его горькая исповедь, заставила очнуться.       — Это была случайность. Просто столкновение, просто бой, но в этот раз я победил. Поставил точку. Он умер — и вот на моих руках его черное яблоко. — Негатив смотрел на свои руки, будто видел в них сердце брата. Взгляд в никуда: казалось, он тоже готов потеряться в себе. — И я думал вовсе не о балансе в тот момент, баланс был для меня лишь удобным оправданием, я просто хотел, чтобы он был со мной. Мой дорогой, любимый брат, которого я потерял давным-давно. Задолго до его смерти. Мой самообман, будто я могу его вернуть, стал трагедией для всех.       Инк скосил взгляд на Негатива и поразился. По его лицу текли слезы. Все еще обнаженное, без черной слизи, оно было очень похоже на лицо того, кого Инк знал. И Инк уже видел эти полные боли и бессилия слезы. Но тогда он сам был причиной тех слез.       — Ты такой же, знаешь. Тоже верил, что делаешь что-то хорошо, но вышло полное дерьмо. И тебе больно, я знаю. Я не мог спасти свой мир. Я не смог вернуть брата. Я больше не мог быть хранителем позитива, не мог стабилизировать негатив. Я ничего уже не мог. И моя мультивселенная погибла. А я остался. Я ужасно виноват. И я буду нести этот груз все оставшееся время. Я смогу. А ты?       Инк смотрел устало. Он не хотел отвечать. Ему казалось, у него нет сил на слова, не говоря уже о том, чтобы нести куда-то свои грехи.       Сможет ли он? Справиться с правдой своей вины. Признать, что он похоронил свою и чужие жизни в могиле неправильных решений. Сможет ли выбраться из этой могилы и встать на ноги, не прикрываясь щитом ярости и попытками обвинить все и вся, кроме себя?       Нет. Определенно нет. Он так устал…       — Знаешь, меня успокаивает одна мысль, — сказал Дрим, опуская руки, которые вновь были в черной слизи. — Невиновных нет. Как в моем случае, так и в твоем. Эррор травмировал тебя, сломал. Твои друзья не смогли остановить тебя. Твои враги не были достаточно сильны. А остальные были слишком испуганы, или им было плевать. Хотя объединись они, могли бы что-то сделать. Но тут уже остается лишь гадать.       — Это ты меня так успокаивать пытаешься? — Инк даже хандрить перестал, приподнялся и вперился в Дрима уставшим взглядом.       — Ага, — Дрим улыбнулся. Часть его лица еще была без слизи, и улыбка выглядела почти приятной.       — Зачем?       — Не хочу смотреть, как ты умрешь. Как говорил один мой знакомый: если признать свою вину, если увериться, что виноват только ты, то значит, можно поверить, что только тебе под силу все исправить.       Инк фыркнул и нашел силы сесть:       — В нашем случае уже нечего исправлять, идиот.       Дрим фыркнул в ответ, будто речь идет о разбитой кружке, а не о разбитой жизни:       — Я не идиот, я Негатив. И обычно именно его всем несу. Но я уверен, что добрая ложка страданий никому не помешает. Знаешь, это позволяет более трезво смотреть на вещи, — щупальца Негатива зашевелились за его спиной, будто готовые укусить змеи. — А тебя как называть? Не думаю, что ты захочешь держаться за прежнее имя.       Инк неловко тронул изуродованную глазницу. Прошелся по кромке, опустился вниз по сети трещин.       — Зови Шрамом. Пусть мое имя сразу бросается в глаза, — улыбка вышла неприятной и болезненной. Но все лучше недавней опустошенности.       — Что ж, Шрам, — Негатив поднялся и щупальцами поставил нового друга на нетвердые ноги, — обычно я держусь от подобного подальше, но думаю, будет полезно совершить пару путешествий. Знаешь, за пределы Нулевой Бесконечности.       Шрам заинтересованно смотрел на Негатива. Он даже и не думал, что можно взять и покинуть это странное место.       Первым делом Негатив щупальцами обвил фонарщика, который все это время стоял возле них как вкопанный, и подвел его ближе. Затем спросил:       — Что бы ты хотел увидеть?       — Как мне свернут шею, — горько усмехнулся Шрам. И удивился, когда Негатив не воспринял его слова как шутку.       — Думаю, это будет полезно, — Негатив протянул руку.       Инк колебался мгновение, перед тем как крепко ту пожать.       Недалеко от них замерцал яркий луч света. Он становился все ярче и шире и вот уже освещал пяточек каменного пола. Он расширялся, жег амальгаму, захватывал все больше и больше тьмы. Новая жилая зона медленно распускалась полотном чужих воспоминаний, наполнялась первыми жителями. Там, где праздновала смерть, вновь прорастала жизнь.