Летом глупости

— Сенька! У бабы Любы не разбалуешься: сказала творог — значит творог. То ли дело пышные, горячие оладьи, горкой сложенные на цветастой тарелке. Кому пришло в голову выдумывать какие-то творога, когда счастье — вот оно, хочешь тебе с мёдом, хочешь со сметаной. — Ну ба! — мальчишка скривился, — он склизкий. На «склизкого» ещё не раз по-совиному округлит глаза мама, но это потом. Когда-то далеко-далеко, когда едва начавшееся лето закончится, и придётся возвращаться в душный город. Лет, может, через тысячу. Или миллион даже. А пока — склизкий, надысь, крылец и даже паскуда, когда бабушки нет рядом. — Отощал совсем, без молока-то, — ласково потрепав внука по вихрастой макушке, бабушка наигранно вздохнула, — куда тебя, такого доходягу? Сенька задумался. Пожарные в фильмах, вроде, мускулистые, полицейские так вообще, а врачи… А врачи и не важно — он все равно крови боится. — В акробаты! Или в танцоры! — воодушевлённый, он взмахнул ложкой, как дирижерской палочкой, — в человеки-пауки! Любовь Васильевна только руками всплеснула. — Пауки? Что ж ты пауком-то делать станешь? Чай, мух ловить? — Ды ба, ты не понимаешь! Злодеев там разных, бандитов, китайцев. Вот пришёл человек банк грабить — а я его хоба — и связал паутиной, — даже жест рукой сделал, на манер супергероя, для убедительности. — Вона как, — «Ба» важно кивнула, — но мух-то тоже было б не лишним. Вон их, окаянных, сколько. — Это да, — согласился Сенька. Оладьи было решено напихать в карманы шорт, купленных на вырост. Некогда рассиживаться, когда лягушки на болоте не пуганы, а у дедовой «копейки» руль не выкручен. Но и они подождут — высоченная крапива прямо за двором с утра не давала покоя. Арсений ожесточенно лупил палкой ненавистный сорняк, пока в поле зрения не появилось что поинтереснее. — Антоха! — он тут же завопил, широко размахивая рукой, — привет! — Кто побеждает? — кивнув на палку, с опозданием отброшенную подальше, его сосед сощурился от слепящего солнца. — Вот ещё, — пацан демонстративно фыркнул, — я ее просто вывести хотел. Разрослась тут, мешает. — Скажи ещё не ты вчера визжал от неё, как резаный. — Не я конечно, — тон почти невозмутим, но до красноты расчесанные крапивные ожоги на коленках говорят сами за себя, — а ты чего это? Антон поймал любопытный взгляд на складной удочке с ядерно-зелёным поплавком. — На рыбалку. — Прям через лес? — удивился Сенька. — Ага, — в глазах мальчишки Антон возвысился до Супермена, — я то волков не боюсь. — Да я тоже не боюсь, — он фыркнул, с завистью поглядывая на поплавок, — было бы кого. — Да ну? А ну как съедят? — Они же не могут всего меня съесть. — Очень даже могут. Им таких Сенек только подавай, — Антон старался быть серьезнее, но впечатление производил и без того. — Врешь ты все, — он было обиженно поджал губу, но вспомнил о другом, — оладьи будешь? Арсений достал из кармана две прилично измятых оладушки, бережно стряхнув крошки. На лице соседа расплылась широченная улыбка. — Был бы я дедом, я бы на твоей бабе Любе женился, — далекий от манер Антон рассуждал с набитыми щеками. — Ты и так дед, тебе уже наверное лет… сто тыщ миллионов семнадцать. — Почти, — он снисходительно кивнул, — в субботу четырнадцать будет. — Я тебе букет из вот этой крапивы принесу, чтоб зазнавался поменьше. Антон рассмеялся, скорым шагом исчезая в сторону озера, что за лесом. — Волки, Арсений!

__________

Солнце уже склонялось к горизонту, а из головы мальчишки все никак не шли утренние события. — Ишь, какой важный, — старательно вырисовывая в придорожной пыли пальцем нечто похожее на человека, он делано передразнил соседа, — «Я Антон, волков не боюсь, я то, я это»… Подумаешь! Непомерно длинные ноги, законченные огромными башмаками разного размера, рисунок к оригиналу несколько приблизили. Показав человечку язык, Сенька добавил с заметной обидой: — Я бы тоже, может, хотел, я, может, вообще на рыбалке никогда не был. А он только и знает, что задаваться, говорит, что я маленький, хотя я вон какой большой, — убедившись, что бабушки нет поблизости, добавил шепотом, — паскуда. Кто такие паскуды, Сенька особо не знал, но, получив однажды по губам от бабушки, пришёл к выводу, что люди они, видимо, так себе. — Тёть Свет! — через высоченный забор Шастунов приходилось тянуть шею, — Тёть Светаааа!!! От грядки разогнулась полноватая женщина в выгоревшем сарафане, сразу признавшая в звонком голоске соседского мальчишку. — А Антон дома? — Нет, мой хороший, — низковатый голос звучал сочувственно. По правде говоря, ей нравился маленький Арсений, с лихвой компенсирующий свою назойливость чистым, открытым сердцем. Каждое лето он бегал хвостиком за ее сыном, упрашивая покатать то на мопеде, то на шее, — Антоша как ушёл на озеро, так и глаз не кажет. Ты проходи, сейчас клубники наберём, намоем, а там и рыбак подойдёт. Клубника это, конечно, удар по сердцу. Да ещё и банка с сахаром стоит на сколоченном под яблоней столе. Хоть плачь. — Можно я завтра приду? — скрепя сердце, Сенька выбрал Антона, — ну, это… за клубникой? — Можно, — рассмеялась тетя Света вслед мелькнувшей от забора чёрной макушке. В самом секретном месте, в дальнем левом углу дедушкиного сарая, прямо под верстаком хранилась удочка. Ну, как удочка — относительно ровный прут с шерстяной ниткой, с самодельным проволочным крючком и гусиным пером-поплавком, найденным около дома. Вместе с остальными богатствами — нерабочим компасом и перочинным ножиком — она была взята с собой. — Вот как поймаю рыбу с… — Сенька на секунду задумался, — с вот эту собаку! Вот тогда будет знать. Вот посмотрит тогда, как со мной рыбачить хорошо. Или вообще размером с него поймаю. Или кита, вообще, блин, с дом, — насчёт наличия в озере китов он все-таки имел некоторые сомнения. Закатное небо походило на малиновый кисель, щедро разлитый на светлую скатерть. Такой упрашивает бабушку сварить Арсений, зная, что сосед обязательно заглянет попробовать. В обмен он сообщал разные тайны. Последний раз сказал, что если найти клевер с четырьмя листиками, то его нужно сразу съесть, загадав самое сильное желание. Вдоль узкой грунтовой дорожки, ведущей к лесу, этого клевера — пруд пруди. Арсений решил, что диковину искать не обязательно — можно проглотить обычный, трёхлистный, просто ещё листик к нему добавить. В животе все равно все смешается, и попробуй там уже, докажи. — Пусть все волки лягут спать, а когда я пройду тихонечко, тогда проснутся, — шепотом, сложив ладони на манер молитвы. Лес пугал даже со спящими волками. Редкие кривые березки на подходе выглядели вполне себе приветливо, чего не скажешь о следующих за ними огромных, широколапых кленах. Сенька вздохнул — кит ждать не будет.