Летом глупости

Во всем виноват клевер. Вот не надо было его есть — вдруг, трёхлистный вообще на какую-нибудь беду, а Сенька его слопал, и не подумал. Там, дома, все казалось лёгким: немножко по лугу, немножко через лес, немножко у воды и готово — акула на крючке. Откуда было знать, что по лесу совсем не немножко? Мало того, что здесь куда темнее, чем на просторе, так ещё и солнце уже на две трети провалилось за горизонт, издевательски подразнивая последними лучами на прощание. — Да ты чего, блин! — Сенька дёрнулся в сторону, ужаленный кустом репейника, только дальше проваливаясь в колючие дебри, — я палкой тебя сейчас! Чертополох оказался удивительно бесстрашным, и, вместо того, чтобы расступиться от нешуточной угрозы, больно полоснул шипами по голой ноге. Мелкими, приставучими репьями была усеяна вся футболка, а особо наглые умудрились зацепиться за прилично отросшие темные волосы. Кое-как освободившись, Арсений принялся яростно сдирать с себя колючки. Вдруг Антон будет возвращаться домой, а тут он — мало того, что без кита, так ещё и в репьях по уши. Ещё чего не хватало. Гнев на милость он сменил быстро. С последним угасшим лучом желание встретить Антона становилось все крепче, да что там врать — кого угодно встретить, лишь бы выйти уже, наконец, из смыкающихся все плотнее частых осин. Сам Антон, не без гордости вручив матери улов отправился колоть дрова на розжиг бани. Через полчаса помыться, а через час — к Журавлю и в местный клуб. Хоть контингент там был и постарше, Шастун за счёт роста благополучно вписывался в компанию, каждый вечер не теряя надежды подкатить таки к местной красавице Нине. Подумаешь, она из одиннадцатого. Рано или поздно, отец даст ключи от мотоцикла, вот тогда и посмотрим. — Антон, беда! — высокий женский окрик заставил его замереть с поднятым в воздухе топором, — Сенька! — Баб Люб, да что случилось-то? — Антон окинул взглядом соседку, моментально уясняя — в клуб он сегодня не идёт. Запыхавшись, она тяжело хватала воздух, не зная, куда деть трясущиеся руки. Ещё немного, и мелкий пиздюк рискует вступить в наследство. — Сенька пропал! Я ужинать — а его нету, я за двор, в сад — как в воду канул. Я к дороге, а там Галинка Комова мне шумит, что его с удочкой видела. Ведь на озеро сбежал, Антош! — звенящий голос грозил вот-вот обернуться слезами. — Вот же… — «пидарас, блять, мелкий» прокрутилось в голове, — негодник. Мам!!! Мать рыбу забросила, как только завидела у двора соседку. В такое время погостить не ходят. — Баб Люб, да ты что! — легонько встряхнув за плечи, она перевела вопросительный взгляд на Антона, — что стряслось, сынок? — Ничего, — бросил с неприкрытым злом, на ходу хватая с охапки колотых дров кофту. Больше чем найти мелкого, хотелось только его убить. Вот прямо каким-нибудь самым жестоким способом, чтобы он раз и навсегда уяснил не лезть везде своим носом. То возьми его на рыбалку, то покатай на мопеде, то дай косу, он косить попробует. И чуть что — сразу к Антону. Позапрошлой зимой, когда его привезли после Нового года, случилось Бабе Любе отойти к соседке за солью. Через две минуты Сенька без куртки летел по сугробам в носках к Шастунам. «У нас дом горит весь!!!» — этот визг до сих пор в ушах звенит. На деле оказалось, что пожар это кастрюля супа, плеснувшая при кипении через край на плиту. А там тебе и сопли и до колен, и слезы по всему лицу размазанные, и ангина на следующее утро. Дурной же, ну. — Убью. Вот найду, и сразу убью, — бормотал Антон себе под нос, ожесточенно пиная встречающиеся на дороге мелкие камешки, — Удумал, тоже, рыбачить он пойдёт, удочки в руках не удержит, а все туда же. Все нервы из бабки вытянул, сучонок. Ругался скорее для порядка. Злиться на мальчишку все равно что воду решетом носить, а вот беспокоиться — другое дело. Мелкий же, глупый. Наверняка заперся в самую чащу, не сообразив, что местные проторили дорожку по краю. Хотел бы Антон сказать, что знает лес, как свои пять пальцев, вот только вся эта история с «идёт в рукопашную с медведем, разжигает молнией костёр и строит из веток с листьями трехэтажный шалаш» совсем не про него. Может, конечно, отличить съедобную ягоду от ядовитой и огонь на сырых щепках разжечь, но чтобы по мхам да по звёздам ориентироваться, не научился. А звезды, кстати, уже проклюнулись. — Арсений!!! — крикнул, сложив руки в рупор на подходе к лесу. Вдруг повезёт, и мелкий засранец струсил раньше, чем влез в дебри, — Сенька!!! Облегчить Антону задачу в планах Арсения не стояло. По хорошему, кроме кита, он вообще не имел никаких планов, а уж заблудиться в лесу — тем более. Особенно, когда уже с трудом отличаешь урчание живота от рыка дикого зверя. — Меня так волки услышат, — обхватив обеими руками живот, мальчишка плаксиво скривился, — говорил же Антон. Ночной лес совсем не походил на тот, в котором он с бабушкой собирал по осени грибы. На смену тонким осинам и березам пришли толстенные дубы, подпирающие небосвод кроной, в которой прятались то ли совы, то ли лешие из бабушкиных сказок. Лучше бы, конечно, совы. Короткие шорты от ощутимого холода не спасали нисколько, а замёрз Арсений ровно настолько, что сделать одеяло из лопухов казалось наиболее разумной идеей, тем более, их обширные заросли находились считай под рукой. Едва мальчишка потянулся к кустам, как резкий хруст сломаной ветки молнией резанул по ушам и из темноты на него уставилась пара желтоватых глаз. — Мамочки, — успел пискнуть Арсений, тут же зажав рот ладошкой, — волк.