responsibility

      Пятый, вероятно, скажет, что во всем виноват алкоголь, и будет от части прав. Клаус, вероятно, согласится, но лишь для виду. Ведь они оба знают, что виски было лишь катализатором в этой реакции. — Клаус! — с губ у Пятого срывается хриплый стон. Он больно впивается ногтями Четвертому в плечи и запрокидывает голову назад, жадно хватая ртом воздух. Кажется, Клаус тогда думает, как же им чертовски повезло, что дома никого нет. Сегодня день рождение Клэр, и вся семья, за исключением их двоих, приглашена и празднует сейчас в том знаменитом боулинге. Пятый не идет, сославшись на плохое самочувствие, а Четвертого попросту не могут нигде найти. Теперь же это не кажется простым совпадением. Клаус смотрит на лицо брата. В полумраке гостиной оно кажется призрачно бледным и еще более угловатым, чем обычно. Алый контур губ ярко контрастирует с лицом, отчетливо выделяясь на пергаментной коже, глаза блестят под чуть подрагивающими темными ресницами. Пятый сидит у Клауса на коленях, в одной, повисшей на плечах рубашке и приспущенных черных гольфах. Он сбивчиво дышит, все еще сжимая чужие плечи. По телу пробегает легкая возбужденная дрожь. Кажется просто невероятным видеть его таким: близким, дрожащим и жаждущим прикосновений. Пятый открывает глаза и смотрит на Клауса с каким-то странным выражением на лице. Его бледные щеки вдруг заливает краска. Смущение, это гребанное юношеское смущение. У Клауса перехватывает дыхание. «Подросток, — вдруг думает он, эта мысль неожиданно вспыхивает в воспаленном мозгу, — он всего лишь чертов подросток. Клаус смотрит на черные спутанные волосы и худое лицо с острым подбородком, — В его возрасте гуляют со сверстниками, долбятся в приставку, цепляют девчонок, ходят в школу в конце концов…а не вот это вот все.» Но Пятый не обычный подросток, и Клаус прекрасно это понимает. Мальчишка, убивший сотни людей, холодный, расчетливый, чертовски умный. Он не идет ни в какое сравнение с теми беззаботными детишками, которые считают себя крутыми. Пятый особенный. Клаус трепетно обхватывает его за шею. Он чувствует жар у себя под пальцами и бешеный учащенный пульс. Так невообразимо прекрасно ощущать это биение жизни, удары крохотного принадлежащего только ему одному сердца, совсем рядом, в нескольких сантиметрах от себя. Он скользит ладонями вниз оголяя плечи и грудь, чувствуя как кожа мальчика покрывается мурашками от его прикосновений. Он останавливается и слегка сжимает чужие руки чуть выше локтя. — Потерпи. Ты же сам хотел этого, малыш, — Клаус берет Пятого за подбородок и притягивает к себе, заставляя посмотреть в глаза, — скажи это еще раз…я хочу слышать твой голос… Четвертый наклоняется и прижимается губами к шее брата. Он чувствует, как Пятый выгибается, поддаваясь навстречу и обвивая брата руками за шею. — Я хочу тебя, Клаус, - ему не хватает дыхания. Пятый с шумом втягивает в себя воздух. — Пожалуйста. Сбивчивый шепот и блеск в глазах. Они вспыхивают зеленым огнем в темноте. Клаус чувствует у себя на шее его рваное дыхание и понимает, что катится в бездну. Туда где отсутствует контроль и здравый смысл. — Что же ты со мной делаешь, Номер Пять?! Пятый не отвечает, он лишь наклоняется и прижимается своими губами к губам Клауса. Яркое пламя вспыхивает вновь, сжигая все внутри. Сжигая сомнения, неуверенность и остатки самообладания. Последнее, что помнит Клаус, это прохладные руки у себя на груди и тихий, почти беззвучный отголосок собственного имени. Все было нереально, словно во сне, прекрасном и неуловимом сне, когда понимаешь, что все происходящее не более чем твоя больная фантазия, но все равно продолжаешь обманывать себя, боясь закрыть глаза лишь на секунду, боясь, что видение вмиг исчезнет, растворившись во мраке ночи. Но это не было сном, Пятый не был сном. Он был настоящим из плоти и крови. В его глазах плясали блики уличных фонарей. Их свет проникает в гостиную, через открытые окна и ложился неровными колеблющимися полосами на худые плечи. Клаус тянется и берет лицо Пятого в свои руки. Их губы снова встречаются. Они целуются медленно и устало, но в их движениях нет ничего обязывающего. Есть только удовлетворенность и тихое счастье. Пятый спит. Он прижимается к Клаусу теплым боком, закинув одну руку к нему на грудь, а другую свесив вниз с дивана. Четвертый лежит, стараясь не шевелиться, чтобы случайно не разбудить брата. Он слегка приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть его лицо. «Ему только пятнадцать, а я уже лишил его девственности, — Клаус горестно вздыхает, — ну фактически ему уже пятьдесят восемь." — поправляет он сам себя. Их связь порочная и неправильная, но это сейчас не имеет значения. Теперь уже ничего не имеет значения. Пятый никогда бы не признал этого, но теперь они, так или иначе, принадлежат друг другу. Каким бы глупым это сейчас не казалось, Клаус вдруг чувствует невероятное, волнующее чувство ответственности за мирно спящего рядом мальчишку. Во сне Пятый выглядит совсем иначе чем в жизни, черты лица смягчаются, становясь совсем детскими, а на губах играет улыбка. Четвертый долго смотрит на него и чувствует, как в груди нарастает щемящая волна нежности. Он осторожно протягивает руку и убирает упавшую на лоб мальчика челку. — Я люблю тебя, Пять, — шепчет Клаус, и обнимая его свободной рукой, бережно прижимает к себе.