В гармонии линий Ты жрец и король, — Я ветер пустыни, Я жажда и боль. ©
~1~
Малфой знал свои слабости и не хотел выставлять их напоказ. Он всегда обладал достаточным артистизмом, чтобы теперь как следует сыграть самого себя из прошлой жизни — человека с вальяжной походкой и насмешливым выражением глаз. И, что самое удивительное, ему в этом подыграли. Скула и челюсть саднят после недавней потасовки, но теперь это ровным счётом ничего не значит. Нет ни каких-то особых уколов задетого самолюбия, ни планов ужасной мести. Никогда ещё Драко не чувствовал такого удовлетворения от сорванной тренировки. Не сговариваясь, он садится за один стол с тем, кто во всём виноват. Даже не удивляется, что Поттер занял место справа, хотя предпочитает не сидеть в углу, а выставить ногу в проход между партами, готовый вскочить с места. Впрочем, его уступка ещё не означает, что они не будут сталкиваться локтями у котла. Поттер ушёл, чтобы подготовить рабочее место, бросив своё всегдашнее: «Тебе как обычно?» В некоторой рассеянности Драко запоздало кивает. Разве мог кто-то подумать, что он когда-нибудь доверит в руки Ходячей-Катастрофе-Поттеру своё драгоценное профессиональное оборудование зельевара, которым так гордился? Теперь это почти стало привычкой — никакого проявления агрессии на уроках, как будто можно собачиться без конца в коридорах и как ни в чём не бывало спрашивать у слизеринца: «На что тебе три одинаковых алхимических набора? Я притащу твой основной. Ну хорошо, ладно, я иду!» Драко отворачивается, фыркнув через нос. Не больно-то грозная тень накрывает весь стол. Когда волосы незнамо отчего становятся дыбом, Малфой застывает, но не успевает упрятать свой недоумённо-колючий взгляд от Слизнорта. Профессор ни в чём не провинился перед слизеринцами в общем и перед Драко Малфоем в частности. Для того, кто сбежал с места последней битвы и не вернулся, подобные претензии не уместны. Профессор Слизнорт просто не был для него деканом и не заменит мастера Зелий никогда. — Прошу, мистер Малфой, — доброжелательный прищур глаз, протянутая ладонь раскрывает веером с десяток карточек. Драко уверенно вытягивает одну из середины, каждый билет он выучил уже давно. — Оу, что ж, достойный уровень. Меньшего я от вашей пары и не ждал. Драко, вам плохо? Ну, если вы уверены, что всё в порядке, то можете приступать. Вот здесь соответствующее письменное задание, желаю вам обоим удачи. Что-то обрывается примерно на словах «вашей пары», и больше Драко уже ничего не слышит. Лучше бы выбирал Поттер.~2~
— Ты уже знаешь, что у нас за вариант? Забини и Рон, кажется, готовят Летейский элексир. Не думал, что его можно изготовить хотя бы за день, не то что за два урока! — Это ещё раз доказывает, что в Аврорате тебе придётся несладко, — тянет Малфой. — Там ускоренный курс зелий предполагает, что ты сам сварганишь любой состав за пять минут до своей смены. В ответ короткий смешок — что уже почти победа после вчерашней надсадной ругани, когда они оба чуть не сорвали голос. Вообще зачинщиком всегда выступает сам Малфой, но разве его вина, что герой с готовностью ведётся на самые невинные подколки? Шутки действительно были безобидными, не знакомый до того с Драко человек даже счёл бы их завуалированными комплиментами. Увы, Поттер как никто другой знал Малфоя и не хуже него самого знал слизеринский гонор. Драко внутренне содрогается. Именно его упрямство могло испортить тот спектакль, что как по нотам был разыгран в начале года. Ему прилюдно вернули старую волшебную палочку, на глазах у всей школы пожали руку — тесно, цепко, ладонь к локтю[1] — и тем самым объявили слизеринцев запретной дичью, что вызвало мгновенную реакцию: бешенство, замешательство и, наконец, благодарность. Будто бы с неохотой, переступая через себя, ступая на тонкий лёд, Малфой тогда поднял голову — и утонул во взгляде светло-зелёных глаз. Наследник Малфоев может собой гордиться. В тот раз он вышел из воды сухим. Хоть и чувствовал между лопаток чужой взгляд, в котором угадывалось ожидание и затаённое разочарование. «Ты так повзрослел, — говорила мать перед отправкой Хогвартс-Экспресса. Руки её подрагивали, по привычке убирая с его лба неидеальную прядь. — Пиши мне каждую неделю, как на первом курсе». «Обещаю», — он был выше её, а она заметила это только в конце лета — когда кончились хозяйственные хлопоты, и прошение за отца было удовлетворено Министерством. «Даже Люциус гордился бы тобой, твои эпиграммы стали намного острей и тоньше», — на осунувшемся бледном лице мамы мелькнуло живое лукавство. Воспоминания об их последней встрече оживляет тонкий букет её цветочных духов с нотой цитрусовых. «Мам, с дурацкими стишками покончено», — Драко пытался отделаться от её проницательного взгляда, сам закатывая глаза. Знал, конечно, что в любую минуту, от любого болезненного пустяка начнёт плеваться ядом совсем не в поэтической форме, если до того дойдёт. Да, прошло больше половины семестра. И он почти гордится тем, что выжил благодаря выдержке и самоконтролю. Ноющая со вчера челюсть не в счёт. Кто-то скажет, что Малфой научился манерам. Кто-то на это ответит, что Малфой пресмыкается, как змея, лишённая ядовитых клыков. «Кто-то» — это, без сомнения, Паркинсон и младшая Гринграсс. Панс в прошлые годы была самым терпимым собеседником в его свите, и хотя имела к нему явную слабость, вскоре переняла от Драко саркастически-любезный тон и иногда использовала его же против Малфоя. От Панси всегда шёл лёгкий шлейф клубники с миндалём, а может, это был цианид — Драко никогда бы не осмелился залезть в недра её сумки, чтобы проверить. Два года назад он с ленивым интересом искал этот аромат на первом уроке зелий — Амортенция не произвела на него должного впечатления, и он просто предпочёл об этом не думать, тогда как у него были гораздо более насущные дела. Запах жимолости[2] и, какое совпадение, клубники с абрикосом когда-то преследовал его неотступно, но у слизеринца хватало воспитания хотя бы на то, чтобы не нагрубить младшей сестрёнке Дафны. Единственный вопрос, который Малфой задавал себе по поводу Астории — что она делает на Слизерине, когда она куда лучше бы прижилась в Когтевране? Ответ он получил в этом году: сёстры Гринграсс потеряли отца и мать, наследство и положение в обществе, естественными стали горечь и немалая доля яда в их словах — ещё один узел в их клубке змей. Староста Слизерина хмурится, качая головой и вертя на пальце отцовский перстень — тот пока ещё крупноват для него. Малфой поступился многим, чтобы удержать собственный факультет от раскола в тяжёлое время, но дрязги то и дело возникали на ровном месте и всплывали в сплетнях всего замка. Даже если правила «горе побеждённым» никто не отменял, главным оставалось уберечь младших, уж первогодки ни в чём не виноваты. Малфой кривит губы, раз за разом отбрасывая в сторону перо и снова принимаясь писать. У него ещё и свои собственные проблемы маячат бледным призраком — запахи. Подозрение зрело с того самого момента, как Драко получил на руки свой вариант парного задания. В письменной части были тестовые вопросы и теоретические задачи, выстроенные по принципу «от общего к частному», и правильные ответы самого Драко следовало сравнить с тем, что записал у себя Поттер. Чтобы выстроить единственно верный рецепт из двадцати семи возможных, подпадающих под раздел «патентованные приворотные зелья, изучаемые для сдачи Ж.А.Б.А. в 1998 году». Внешне Драко хорошо держится, выдают его разве что какие-то мелочи. Вот только дьявол в мелочах: пальцы раздражённо выстукивают незамысловатый ритм по строчкам теоретических задач, почерк острее, сбивчивее и с большим нажимом, нежели обычно. Ну и главное, карточки с вариантом нет на месте. Проклятый клочок пергамента жжётся в кармане у Драко — а тот уже в который раз исподтишка смотрит в сторону соседа. Могло показаться, что поблёскивающие кругляшки очков делают Поттера слепым, но никто тут не был идиотом, вопреки всему сказанному. От взъерошенного гриффиндорца тянет азартом, жаждой действия и гарью. Последнее — тут к Трелони не ходи — потому что везучий золотой мальчик снова оказался под боком у Финнигана не в то время и не в том месте. Поттер никогда не был увлечённым энтузиастом по части зельеварения, поэтому его успех на шестом курсе Драко принимал за личное оскорбление. Впрочем, тогда это близко не стояло к списку проблем, верх которого занимал Тёмный Лорд. У Поттера действительно было чему поучиться. Его каракули в письменной части заданий оставляли желать лучшего, но именно они спасали планы младшего Уизли на поступление в Аврорскую академию без блата. Практические же навыки Поттера и сама манера выводить умозаключения вслух — всё это повергало Драко в шок, слишком сильно становилось подозрение, что у них был один наставник. Что уж было никак не возможно. Но что, если его партнёр по зельям всё же ошибётся в своём задании? Пока что складывающийся рецепт скорее напоминает дурное стихотворение на обратной стороне карточки, той, что в кармане: «Маки красные, а аквилегия — синяя…» С такой подсказкой даже Поттер догадается с полувзгляда. Шею обдало неприятным жаром.~3~
При желании и многолетней практике шрамоголовый мог бы обставить Малфоя даже в зельях, и одна мысль об этом выбивала из груди Драко весь воздух. Впрочем, закономерную ревность и досаду сдерживали два обстоятельства: подчас просто невероятная рассеянность Поттера и незнакомое ощущение — его искренний интерес, готовность выслушать и — иногда, о Мерлин — после долгого дискурса даже прислушаться к совету. — Ты с теорией уже всё, хочешь начать готовить зелье? Мне только один вопрос из первого блока остался, всё остальное я худо-бедно знаю, — Драко ненавидел, когда Поттер так делал. Начинал шептаться на уроке, доверительно склонив голову и зачастую при этом говоря колкости. — Ты так и не показал мне карточку с вариантом, там должна быть подсказка. И ещё при всём при том у растяпы Гарри Поттера была отвратительно цепкая память, то что надо для мракоборца. Ну, или просто чутьё на секреты Драко Малфоя. А что, если отойти в сторону и смотреть, как всё произойдёт? Как они на пару с Поттером получают позорное «удовлетворительно» за проверочную или, что ещё хуже, начинают себя вести как два книззла под валерьянкой? Драко дёргается. — Там всего лишь написано, что основа — это маковое молоко, редкий компонент для любовных снадобий, — Малфой хватает свои бумаги, встав из-за стола и уже лавируя в направлении шкафов с ингредиентами. — Это с самого начала сужает круг поисков… Хорошо, из всего продаваемого ассортимента это могут быть разве что близнецовские «Грёзы наяву», у них ещё пытались устранить побочный эффект ужасной сонливости. Подожди, а больше там ничего не сказано? — прилетает в спину вопрос. — Откуда тебе знать, что мы всё сделаем правильно? Драко разворачивается на каблуках. Сбежать от вопросов не удалось, и сквозь стиснутые зубы неожиданно просачивается раздражение напополам с самодовольством: — Доживём — увидим. Если Принц зелий не будет мешать мне. Слова слетают с языка, как лишние две капли яда. Травить собеседника, соизмеряя долю учтивости и дозу сарказма в голосе — это искусство, отказаться от которого не так-то просто, а нарушить дозировку даже слишком легко. Малфой одёргивает себя, поджимая губы от собственной оплошности. Но это же всего лишь Поттер. Удивительный, беспардонный Поттер. Тот самый, что сейчас уже всерьёз хмурит густые брови. Слизеринец возвращается на место, уперев руки в стол и нависнув над партой; листы пергамента легли между ним и Поттером, в своей запальчивости тут же привставшим навстречу. — Хочешь сказать, я всё испорчу? — тон у Поттера тихий, полушутливый и ещё даже не враждебный, но видно, как сжаты челюсти и желваки заходили по скулам. Проявление его тупого упрямства, которое так раздражает. Эта картина — один конкретный заведшийся с полуслова гриффиндурок — всегда действовала на Драко безотказно. Лёгкая дрожь прошила всё тело вдоль позвоночника, но голос остаётся твёрд и вместе с тем почти ласков. — Да. Если я обнаружу неверные ответы в твоём варианте, тогда точно сниму пару лишних баллов с Гриффиндора. Во-первых, за это, во-вторых, за неуместные вопросы, и в-третьих, за ошибку в подготовке оборудования. Вон, видишь? Котёл размера номер пять мельче стандартного по объёму и от этого слабо укреплён на треножнике. Исправь это и прогрей котелок заклинанием, большой огонь просто прожжёт его донце. — Отлично, — Поттер даже головы не повернул, то ли не поверил, то ли собственные промахи его мало интересовали. Малфой улыбается ему напоследок, вскидывая подбородок, и с напускной лёгкостью идёт куда шёл. Даже не поверишь, что Герой Магической Британии лишился своего дара змееуста. — Всё в порядке, вы со всем справляетесь, молодые люди? — осведомился профессор. — Всё отлично, — откликается Драко.~4~
Всё действительно «отлично», ведь Малфой по собственной глупости упустил шанс свалить вину за неправильно приготовленную Амортенцию на шрамоголового и попросить себе отдельный проект. План не ахти, но и рассматривать его уже нет смысла: у Поттера в письменном задании всё чисто, даже придраться толком было не к чему. Драко молчит, однако гриффиндорец без всяких просьб вызывает Темпус. Это тоже стало традицией с тех пор, как с чисто геройской неуклюжестью Поттер разбил волшебные песочные часы — подарок Блейза на прошлое Рождество. Часы были дорогими и красивыми, на этом их достоинства как инструмента в зельеварении заканчивались. Малфой сдержанно улыбается, искоса наблюдая за соседом. Знает или не знает? Страх неизвестности, страх позора, страх отказа, а хуже всего две вещи — глухая надежда и подтверждение страхам. Вот оно. Руки с отлаженной точностью приготовили «напиток судьбы», когда голова была забита совсем другим. Первым поплыл мерцающий дымок, принесший светлое воспоминание о раннем детстве. Это был не столько запах, сколько нежное прикосновение, чувство мягкости и лёгкого холодка одновременно. Такое бывает, только если зарыться носом в волосы матери, уткнувшись в тёплую шею. Или же валяться на полу в детской, куда мать — урождённая Блэк, как-никак — принесла волчью шкуру. Аромат её духов куда изысканнее слабого запаха нарциссов, но на равных с ним вызывает тёплые мечты о весеннем солнце. Драко потихоньку звереет от беспомощности и подступающих слёз обиды — на весь белый свет за то, что он самолично вытянул билет с Амортенцией. Звереет даже не потому, что сухой запах волчьего меха заметно потяжелел и отдаёт уже скрипучей кожей дорогих туфель — ощущение присутствия отца мигом способно привести его в чувство. Просто это приворотное зелье, подлейшее из подлых, выманивает, вынимает прямиком из клада его души все сокровенные чувства. Сейчас ведь и до желаний доберётся… Зверь где-то в сознании благородного отпрыска Малфоев нехорошо скалится, уж больно чутьё у него хорошее. Выдержанный огневиски, стальные ноты озона в одеколоне Люциуса — эту терпкую смесь крайне быстро вытесняет радость, от которой легко потерять голову. Всё тот же ветер, свобода и риск, которые впору вдыхать полной грудью. Драко едва не роняет палочку, когда вдруг видит, как Поттер закусил сперва щёку изнутри, потом губу. Кожа у него тоже обветренная. Пахнет от Гарри, опять же, гарью. Всегда так было — запах дождя и древесного дыма одновременно, что можно объяснить присутствием стойкой ноты можжевельника — Драко это знает, ещё бы он не знал, будучи учеником отменного зельевара. Но это, это нечто особенное. Безмятежной радостью и не пахнет, тошнотворный ужас и страх смерти намертво сплелись с восторгом благодарности и долгожданным счастьем обладания — коротким ровно настолько, сколько они летели над горящей бездной. Драко несчастный извращенец, если ему нравится даже это — запах подпалённых волос, копоть и пыль. Характерное чувство, когда отсыревшая из-за погоды одежда садится и скукоживается прямо на голом теле от марева пожара. Несчастный, потому что у героя все признаки скорой смерти от того, что тот или задохнётся, или ошпарится. В Малфое говорит безосновательное собственничество и неправомерная ревность, тогда как прочие все земные наслаждения пытаются перебить запах просто Поттера — просто Гарри. О чём, о ком он думает с таким изнывающим желанием во взгляде и мукой, написанной на лице? Драко всё бы отдал, чтобы это узнать: — Отвратительно, правда — быть тобой? Он чувствует, что потерялся во времени, что в своём не обузданном вовремя стремлении быть ближе зашёл слишком далеко. Руки с силой отчаянья притянули ненавистного гриффера за воротник мантии. Отняв ладони, Малфой выдыхает. Резко и до тошноты медленно, всё ещё чувствуя неподатливую энергию, слишком легко высвободившуюся из его хватки. У Поттера пальцы жилистые, ладони сухие и горячие, даже мозолистые отчего-то. Острые взгляды любопытствующих сокурсников, замечание от профессора, шелест разлетевшейся стопки пергаментов и любые звуки отходят на второй план. Драко знает, в чём тут дело: оказавшись нос к носу со шрамоголовым, трудно не попасться в ловушку его взгляда. А Драко опять, опять нарвался на него! Будто с разбегу сиганул с обрыва. Неповторимое чувство, а страшно — так и вовсе, как в первый раз. Все знали стереотип: посмотри слизеринцу в глаза, и увидишь прирождённого враля. Но Малфой знает, что Поттер знает, что лично он знает о себе — правда всегда предательски залегает на дне его паскудно-серых глаз. Слова излишни. Увязнув по уши, староста Слизерина не отводит взгляда. Всего один раз Драко говорили, что его кошмарная поттеромания делает его похожим на маньяка. Нотта тогда спасло только его необычайное умение теряться в толпе среди коридоров Хогвартса. И хотя Малфой порой награждал своего главного врага чересчур пристальными взглядами, знали бы прочие слизеринцы, сколь непозволительно пронзительной была эта потусторонняя зелень! Это пытка, это просто дышать мешает, проще зажмуриться и сделать вид, что его тут нет. Незаметно исчезнуть, подобно Нотту, у Малфоя не получится, особенно после того, что он услышал и из-за чего был готов как алхимическая субстанция — готов выпасть в осадок: — Всё как раз наоборот, Малфой. Я даже отсюда чую твой чёртов гель для волос. Драко моргает, проклятая прядка в очередной раз падает ему на лицо. У Гарри Поттера глаза шальные, ошалелые. У него волевой подбородок, необычно обкусанные губы и уязвимая шея в тот момент, когда он своим характерным жестом, мученически закрыв по-пьяному яркие глаза, ведёт головой вверх и в сторону — эта привычка появилась у того на пятом курсе, да так и осталась. Гриффиндорский галстук с его безвкусной расцветкой, а также ворот рубашки расхристанно ослаблены, манжет на левом рукаве расстёгнут, руки со шрамами оголены до локтя, и этот вид слишком прекрасен — Малфой не прекращает пялиться, даже когда хочется выть и смеяться навзрыд, когда руки укрыли полыхающее жаром стыда лицо. Он пытается запечатлеть эту картину, даже зная, что счёт идёт на секунды, прежде чем в головах свидетелей укоренится тихо брошенное прямолинейной Грейнджер: — Должно быть, это Амортенция, сэр. Осознание не сразу проявляется что во взгляде, что на лице этого «Принца зелий», прости Салазар. В этот момент отрезвления Драко искренне хочется его проклясть и стереть в пыль. Все его инстинкты и чувства вопят, но прислушаться к зверю мешает холодной стеной надвигающаяся обречённость: — На данный момент и вправду отвратно быть на моём месте, но и тебе не позавидуешь, Малфой. Поттер всё-таки разрывает контакт и отворачивается, как всегда, лицом к опасности — и они стоят почти рядом. Но Гарри всё-таки впереди. То ли защищая, то ли не давая сбежать. ____________________________________ [1] Мужское рукопожатие ладонь к локтю — товарищеское заверение в поддержке и преданности, выражение приязни и уважения, как здесь: https://vk.com/doc236224839_576577346?hash=48efb4434dd1e7241d&dl=be2d2bce9eb27ae095 [2] Запах жимолости и плодов абрикоса — характерный атрибут женских чар жестокой насмешницы Кэри, от которой некогда бежал юный маг по имени Мерлин. Эпизод из книги «Хрустальный грот». Да, мерлиномана видно издалека :D.