* * *
Мы прождали до полудня, но вокруг стояла звенящая тишина. Никаких признаков опасности, никаких намёков на нападение, никаких намёков на движение. Разве что макорш проковылял на суставчатых лапах. Уже было слышно, как прямо на стене бойцам назначали смены дежурства и, похоже, собирались давать гарнизону «отбой», как из леса начали выходить люди. Множество разномастно вооруженных людей вальяжно выстраивались метрах в ста пятидесяти от ворот Намирры, уверенные в своём превосходстве. Быстро пробежав глазами, я подсчитала — сто десять человек. Пилка меня немного подкорректировала, выведя в дополненной реальности перед глазами цифру «сто четырнадцать». В этой группе разномастного воинства выделялась рослая, может даже повыше Дороти, зеленокожая женщина, перед которой послушно расступалась людская масса. Широкие бёдра и плечи, перевитое тугими буграми мышц тело. Моё зрение позволяло различить множество шрамов, усеивающих кожу и торчащие наружу из нижней челюсти клыки. О том, что это всё же женщина говорили полные груди, что колыхались от любого её движения, с исколотыми пирсингом сосками длиною с палец. Из одежды на ней был клок шкуры, изображавший набедренную повязку. На плече «барышня» держала оружие: шестигранный брус длиной метра два, то ли из металла, то ли из полированного дерева. Думаю, не ошибусь, если предположу, что это была главарь банды собственной персоной. — Слушайте меня, куски говна! — вот же громила горластая. — То, что вы поубивали моих бойцов, меня не волнует. Если этот бесполезный мусор получил пизды от кучки селюков, то туда им и дорога! Бойцы на стенах напряглись, послышался приказ «На изготовку!». Если Кривой Клык была настолько хитра, как её представляют, она могла бы отвлечь нас, например, ударом на западе, посылая небольшой отряд к восточным воротам. По этой причине всех доступных защитников пришлось разделить на две группы, уповая на то, что она не придумает чего по мудрёней. За стенами собрались все, кто мог хотя бы как-то сражаться. Дороти даже привезла большой короб с кровоостанавливающими мазями и настоями для поддержания сил, помимо основных средств первой помощи. — Но за вами должок! — не унималась зелёная великанша. — Отдайте двух членодевок, и мы, может быть, никого не убьём! Пограбим и уйдём! От её слов Анна, стоявшая рядом у стены, вздрогнула, покрепче сжав лук. В глазах сквозила злость и раскаяние. Не сложно было понять терзания юной тавриссы: за ней пришли, словно за товаром — конечно, она желала мерзавцев наказать. Но из-за неё деревня подверглась опасности — молодое участливое сердце ощущало вину за случившееся, лишаясь уверенности. — Не кручинься, дочка, — старый, дряхлый дед-ликан неподалёку прошамкал беззубым ртом. — Да шоб мы нашу Аньку ентим нелюдям?.. Ежли мы наших футанарей не сбережем, не поможем соседям, так сразу ж и кончимся, как люди… — Дедушка, не надо… — на глазах у тавриссы наворачиваются слёзы, она вот-вот сломается. Проклятье! Если попадётся мне этот «любитель» футанари — сожрёт свою собственную печень, мразь… — Не перечь старому. Не перечь., — древний старик смотрит взглядом, твёрдым как сталь. — Люди, которые настаяшшие — они ж не токма за выгоду борются… Дороти обнимает роняющую слёзы Аню за плечи: — Спасибо вам, дед Тай… — Даю вам последний шанс! — горланит Клык. — Считаю до десяти! Раз!.. Два!.. — Огонь! — хлёсткая, в полголоса команда срывается с губ командира и немногочисленное наше воинство спускает тетивы. Это он правильно. Попробуй он хотя бы заикнуться о возможной выдаче — первым бы лежал с дырой в голове. В сумме с бойцами на стенах нас едва три десятка и плотность обстрела невелика, чтобы нанести серьёзный удар по врагу. Войско налётчиков приходит в движение, из лесу подносят короткие лестницы с крюками на концах для штурма, и на нас обрушивается ответный огонь. Стреляют не целясь, только лишь что бы мы не поднимали голов. А мне приходит мысль, что головорезы, привыкшие бить в спину из засады, просто не могли набраться опыта по взятию крепостей. У нас есть шанс! И глаза начинают подмечать: бегут вразвалку, явно не зная чего ожидать, щитами укрываются просто «по факту», лучники бьют вразнобой. Да уж: резать торговцев и брать стены штурмом — разные вещи. И самое главное их упущение — это я! Пилка мгновенно находит уязвимые точки: локти, колени, макушки голов. Влёт выводя перед глазами вектор ударов, углы упреждений, поправки по высоте — сейчас мне не до красоты эффектных движений. Я бью, как машина, в секунду — стрела. Бью не на убой, лишь бы только остановить, опрокинуть атаку. Стрелки по сторонам от меня выпучив глаза смотрят на стремительный поток стрел. Первый колчан пуст. Начинаю второй. Наконец слишком «результативного» стрелка замечает враг. Клык отдаёт пару команд и огонь сосредотачивается на мне, но уже поздно — штурмовой отряд практически ополовинен, а те, кто выжил, наконец-то интуитивно начинают понимать, что нужно сделать. Они стихийно, собираясь в группки, прикрываются большим массивом щитов. Мне их всё равно не достать, потому я ныряю за стену, пережидая вражеский залп. Остатки штурмующих мы встретим на стенах, но их всё ещё больше, чем нас. Где-то два к одному, однако, половина наших стрелков — женщины и старики. Потому можно считать, что по трое на каждого нашего бойца. Я же тем временем, вынырнув из-за укрытия, отправляю пару стрел в Клыка — уж слишком она беспечно стоит. Не цель, а лакомый кусочек. Тётка громадная — нужно бить наверняка, в голову. Но в последний момент, взмахом отсылая подчиненного, предводительница качнулась и стрела лишь оцарапала ей висок. Ещё стрела! Но зелёная громила всё поняла, и резко присев укрылась за лучником, что стоял рядом — бедолага получил все три стрелы. Она же, ухватив оседающее, умирающее тело за ворот куртки и прикрываясь им как щитом от обстрела, большими прыжками помчалась к воротам. Первые лестницы цепляются за край бревенчатых стен. Наши лучники бьют, но на стенах стрелков слишком мало. Командир отсылает взмахом подростков и женщин с луками подальше — сейчас начнётся ближний бой. С грохотом и треском в ворота вонзается зелёное тело! Запорный брус удержался, но только до второго удара. Своротив створку с петель, булава зеленой громилы прокладывает путь в деревню. — Сэр, разрешите!.. — кричу командиру и, не дожидаясь ответа, сигаю на землю, не забыв прихватить копьё. С ней только я могу здесь потягаться — нашим бойцам и без того на стенах не сладко. Клык, перепрыгнув разбитую створку, вошла внутрь, волоча за собой всё тот же труп, истыканный стрелами. За ней, в пролом рванулись было силы врага. Но я троих прошила наповал, прочие отступили укрываясь щитами. Клык осклабилась: — Так это ты так метко пуляешь!.. — я выпускаю в неё пару стрел, не забывая простреливать пролом в воротах. — А ты ничего, жопастенькая — в моём вкусе. Сделаю тебя своей сучкой! С короткого взмаха в меня летит труп, вынуждая уйти от «мясного» снаряда перекатом. — Будешь мне очко вылизывать, после того, как я посрать схожу! — с могучим замахом она бьёт наотмашь дубиной, сшибая одного из своих, что ворвался в пролом. — Только надо бы тебе для начала ноги сломать! От таких нелепых движений уклониться для меня не проблема. Замахи с ленцой, зеленокожая уверена в своих силах и не пытается хитрить, ожидая лишь одного удачного попадания. Огромная масса оружия довершит остальное. — Ну же, проси! Умоляй! — беснуется грудастая верзила. — Просто сдохни., — поднырнув под очередной широченный замах, в прыжке с разворота, вворачиваю пятку ей прямо в живот. Клык тяжелее меня, наверное, на треть, но импульс удара настолько велик, что онемела нога, а женщина складывается в пояснице практически пополам и улетает обратно в ворота, ломая спиной измочаленные доски. Через пару секунд слышится звероподобный рёв: — А-а-а!!! Ебаная сука, я разорву тебя на части! — Клык в ярости бросается снова внутрь. А я чувствую нарастающий в паху зуд — как же она прекрасна в гневе. Боги, я хочу эту женщину! Хочу обладать этим сильным женственным телом, хочу быть в объятиях этих крепких рук! Я хочу, чтобы её могучие бёдра опустились на мой член, приняв в себя моё семя… Встряхнув головой, прогоняю сладкое наваждение. Не хватало ещё тут контроль потерять! Да, эта женщина великолепна своей дикой, необузданной красотой, но она — убийца и мразь. И мне придется лишить её жизни. Стоп, нет, нельзя! Если она будет мертва, то масса разбойничьего «войска», лишившись авторитетного лидера, разбредется по округе, сея хаос и беспорядки. Не исключено, что в банде начнётся делёж власти и на «выходе» мы получим не одну, а несколько банд, но поменьше. Их выследить будет уже сложнее. И ситуация может стать только хуже. Проклятье, что же делать? Мне её что, просто отпустить, обругав? «Зелёная», фактически, собиралась продать «моих» таврисс на убой, а я должна её пощадить? Нет, сука, я тебя не убью, но и «целиком» ты отсюда не убежишь! Клык пинает ногой щепки и камни в попытке меня ослепить и запускает свою булаву мне в лицо. Детский лепет! Я просто «срываю» дистанцию, сшибая зелёную ударом плеча, взрывая ступнями брусчатку. Её мягкие сиськи на мгновенье колыхнулись у меня перед глазами — как же сладок их аромат! — и Клык, уронившую оружие, вышибает наружу. Женщина харкает кровью. Думаю, пару рёбер я ей сломала. На меня бросаются её подчиненные, обороняя свою атаманшу. Однако, мне теперь ясно, что эти ребята сильны лишь числом. Ни умений, ни выучки. Если и были среди них опытные воины, то таких меньшинство. Моё копьё не знает промахов, разя неприятеля без пощады, и даже не потребовалась помощь Пилки, чтобы разобраться с квартетом «защитников» Клыка. Деревенские засыпают стрелами пролом в воротах, не пропуская противника внутрь, а я приближаюсь к «зелёной». Припоминаю, подобных ей в древних мифах звали «орками», но как я говорила, она куда привлекательней тех описаний. — Что ты за тварь?! — в её взгляде за яростью наконец проскальзывает страх. Резкий удар древком в орочье колено роняет крупное тело в траву. Из-за неё семеро деревенских мертвы. Размахнувшись, без всяких финтов, голенью вминаю зелёную челюсть с размаху. Клык, дернув головой и брызнув крошевом зубов, опрокидывается навзничь. — Тебе пиздец!..— шепелявит она разбитыми губами. — Я тебя урою, сука! Снова удар, с хрустом ломающий рёбра. Орчиха выплёвывает обильные хлопья крови, протащившись по дорожной пыли ещё метр. Взмахом копья глубоко разрезаю её левую грудь — форма тотчас опадает, в ране мелькает жёлтый жир, на траву льётся алая кровь… —Ар-г-х! — стон боли. Клык зажимает рану рукой. — Хватит!.. Не смей, тварь!.. Толчком ноги, словно грязное животное, к которому мерзко прикасаться, я опрокидываю зелёное тело на спину. Я с ней не дерусь — я её избиваю, унижаю, ломаю, как только могу, она поймёт только грубую силу. Эта женщина должна потерять всякий интерес к Намирре, пускай и таким образом. Нависаю над Клыком, словно каменная глыба. Десять долгих, тягучих секунд я топчу её некогда красивое лицо ступнёй. Ломая нос, рассекая скулы, превращая женский лик в кровавую маску из мяса. Между ударами слышны слабые стоны: — Стой. Перестань… Хватит. — пытаясь меня оттолкнуть, вслепую шарит по бедрам… Резкий взмах жалом копья и я сношу зеленокожую руку почти до плеча, отшвыривая обрубок в траву! Резкий вскрик боли сменяется криком женщины, полным страданий и боли. Она плачет?! Я вижу слезы, что текут из заплывших глаз. Да, я давно перешла все границы в своих истязаниях: передо мной изувеченная женщина, что молит о пощаде. Клык кричит, словно ребенок, и этот крик бьёт по ушам. Я же… Я же не знала! Я не хотела, не думала, что она сдастся так просто! Но что сделано — того не воротишь. Клык больше не воин, не лидер. Зеленокожая женщина, зажимая культю, неровной походкой бредёт прочь, в попытках уйти. Её настигают пару стрел на излёте, пронзая плечо и бедро. — Х-н!.. — громкий всхлип и Клык падает в пыль. Собрав остатки сил, женщина всё же встаёт и продолжает уже ковылять, роняя кровь по дороге. Почему? Почему?! Она ведь похожа на дикого зверя! Почему она плачет?.. Сегодня чудовище здесь — это я… Бандиты видят, что их лидер бежал, и реакция следует незамедлительно: всё еще огрызаясь и укрываясь щитами, налетчики спешно покидают стены. Уцелевшие бойцы, держась из последних сил, бьют им в спины настигая самых невезучих.* * *
Когда укрепления были полностью под нашим контролем, разбитые ворота закупорили перевернутой повозкой и занялись ранеными. Пятеро из присланных в подкрепление были мертвы. Раны же лёгкой и средней тяжести были практически у всех. В этот момент пришла депеша с докладом: на восточные ворота было совершено нападение, но защитники удержались, практически не понеся потерь. За стенами слышались стоны раненых мародёров, тех, кто не смог отступить и кого бросили подельники. Перемахнув через бревенчатые укрепления, подхожу к первому же раненому. Хватаю за древко стрелы торчащее у него из живота и начинаю крутить: — Говори, — я сегодня уже проявила себя. Ещё немного дерьма в мою карму сильно не повредит… Налетчик заходится в крике: — А-а-х-а-а! Хорошо!.. Я понял!.. Отпусти, я скажу!.. — он ранен, товарищи бросили его. Не думаю, что он с подельниками связан узами кровного братства. — Ваша банда. Говори всё, что знаешь…* * *
Раненый успел частично подтвердить мои размышления. Клык обладала подавляющим авторитетом благодаря силе, но теперь, после поражения, её позиции значительно снизятся. Заместитель — Рябой Ондис — давно точил зуб на атаманшу, не решаясь прямо выступить против. Теперь же у него появится возможность переманить значительную часть бойцов на свою сторону и начать свару за власть. Это, я надеюсь, должно отвлечь банду от грабежей хотя бы на время. А там, глядишь, и имперская гвардия подойдёт, завершить начатое нами. Раненый так же сказал, что не считая сотни, что пришла под наши стены, в лагере оставалось около ста пятидесяти человек. В итоге, общее число Налётчиков Кривого Клыка было значительно меньше, чем говорила молва. Они расположились на запад от деревни, на расстоянии одного ночного перехода…* * *
Аня, завидев меня, несмотря на запрет бабушки, сразу же бросилась в объятия. Впрочем Дороти было сейчас не до того — раненые ожидали лечения. Меня окружили деревенские, признательно хлопали по плечам, благодарили. Мои измывания над Клыком были укрыты стеной и скрыты от взора деревенских. Удачная случайность, иначе бы меня сейчас не обхаживали так дружески. Впредь стоит быть осторожнее с подобными выходками. Когда, вроде бы дикий зверь, начинает плакать и молить о пощаде, мораль и боевой дух здорово падает. И тот, кто зверя победил, уже сам, в глазах товарищей, может оказаться монстром. Не знаю, приняли бы селяне мой поступок или осудили. Я совсем не знаю местных норм морали и поступила довольно опрометчиво. Старательно делаю вид, что не понимаю, за что мне все похвалы. Да это и не далеко от истины, ведь сражались-то мы в самом деле сообща — это не только моя победа. Ко мне приблизился тот самый дед, по имени Тай, что оказался, к тому же, и деревенским старостой. — Скромность в юные годы — это похвально, но излишне — только во вред, —Тай смотрел всё тем же пронзающим взглядом. — Позвольте узнать ваше имя, спасительница наша. — Меня зовут Марика, — упираться дальше просто нет смысла. — Меня приютила семья мисс Дойл. Фамилию Анны я упомянула отчасти, чтобы заработать им пару «очков», а отчасти — чтобы бабуля Дороти стала ко мне дружелюбней. Не думаю, что теперь она сможет однажды просто сказать мне «Проваливай!» без объяснения причин. Вижу как кое-кто отводит смущённые взгляды. Думаю, я их понимаю: оборванка в лохмотьях, бродящая по небольшой деревне, быстро становится известна всем. А на следующий день она уже спасает жизни людей. Вроде бы и не должны ей, а всё же как-то неловко. — Ну ты и сильна, дочка, — допытывается Тай. — Как смогла Клыка одолеть-то? Она ж из орков была — силищи немеряно… Вот же ушлый старикан — мгновенно суть уловил… — Так это… Я раньше тоже в войске состояла. Да!.. На службе, в войске барона, вот и имею выучку. Дворяне в моих краях часто оружием бряцали, вот и наловчилась, — только бы поверили, только бы поверили! — Ну, добро. В столице тож есть знатные воины, Марики не хуже. Что тоже могут орка заломать, — а глаза смеются, не поверил, зараза. Ой, дед, и откуда ты на мою голову такой свалился? — Ну, что навалились. Не толпись! Дайте девчушке отдыху… И на том спасибо, старик, что выдавать не стал. То ли из благодарности, то ли в расчёте на выгоду, но старый решил мне подыграть. Нужно будет и с дедом этим дружбу завести. Селяне, разогнанные старостой на починку ворот, помощь раненым, уборку мёртвых тел, перевязку раненых налётчиков и прочие неотложные дела, спешно расходились, но в мою сторону шёл сержант, командовавший подкреплением. Вот уж он точно, стоя на стене, видел, что я творила с женщиной-орком, ломая её как игрушку. Он просто обязан потребовать объяснений… — …Госпожа, вы одолели врага… но это было чересчур, — после пары дежурных фраз, он уже обращался ко мне на «вы». Это был повидавший виды старый вояка и отработанный за годы службы кодекс воина жёг его изнутри, при виде того зрелища. Солдаты убивают, но не истязают. Я выдала ему свою версию, о возможности дробления банды и всячески убеждала, что мне самой было неприятно делать те вещи с орком. Сержант в задумчивости почесал кончик носа, отчасти соглашаясь с моими предположениями. Немой укор в его взгляде говорил, что он, всё же, поступил бы иначе. Угрызения совести из-за орчихи меня не мучили: в конце концов, она грабила и убивала, и должна была быть готова к ответу той же монетой. Всё дело в том, что обо мне узнают в городе. Обмолвятся бойцы сержанта или он сам в докладе укажет, а может расскажут селяне — так или иначе, но я обрету некоторую известность. И лучше бы она была «положительной».