Ограничение скорости

Месяц спустя. Август. За день до благотворительной гонки. — Перестань мельтешить. — Я не могу это сделать только потому, что ты это говоришь, Чимин. Младший закатывает глаза и отворачивается от бегающего туда-сюда Хосока, который не может угомониться с самого утра. Пак понимает, что он волнуется из-за предстоящей гонки и сам переживает, но не до такой же степени себя накручивать и изводить. — Нам нужно отдыхать, кольцевые гонки всегда отбирают много сил, а ты уже круги начинаешь наматывать. Иногда я жалею, что твоя нога теперь в полном порядке. Парень устраивается в кровати поудобнее и закрывает глаза, пытаясь заснуть, но монотонный стук хосоковых пяток о пол сделать это не дает. — Да твою мать… Чон останавливается и, немного подумав, садится рядом с парнем. — Прости. Просто нервы, — он запускает ладонь Чимину в волосы, мягко перебирая пряди. Парень довольно мурлычет с закрытыми глазами, а потом думает кое о чем и не сдерживает улыбку. — Ладно… — вздыхает Чимин садясь и глядя в глаза старшему. — Знаю я один действенный метод, который тебя отвлечет. — Ну и какой же? Чимин двигается вперед и накрывает его губы своими, тут же переходя на поцелуй более страстный и сумбурный. Младший обвивает его шею руками, впуская язык Хосока в свой рот, от чего жар потоком распространился по телу. — Так, я, кажется, понял… — в перерыве между поцелуями, восстанавливая дыхание, произнес Хосок. Прижав младшего, он повернулся, укладывая Чимина на спину, отчего тот сдавленно охает и снова принимается терзать его губы. Чимин руками ведет по торсу Хосока к его спортивным штанам и, развязав шнурки, проскальзывает в них рукой, вырывая судорожный вздох у парня, замечая, как тот хмурится и начинает целовать грубее, нетерпеливее. — Держите руки при себе, молодой человек, — Чон смеется, отстраняясь. Пелена желания поселилась в глазах Чимина, и он только ерзает под Хосоком и медленно поднимает собственную футболку, оглаживая себя ладонями и томно дыша. От такого Чимина старшего в дальние дали уносит, а самообладание держать тяжело. Чон снимает свою футболку и, усмехнувшись, перехватывает руки Чимина, крепко связывая их между собой — слышится треск ткани. — Ты что делаешь?.. Но его коротко целует вместо ответа и заводит руки выше головы, удерживая там. Хосок припадает к его соскам, заставляя парня дергаться и смеяться от щекотки и покалывающего возбуждения одновременно. — Щекотно же, перестань, — он затихает, когда Хосок, оставив эту часть тела парня в покое, отправляется к следующей, оставляя дорожку от поцелуев. Он отпускает руки младшего, но те все еще связаны. Чон снимает с него шорты с бельем и разводит стройные ноги, любуясь видом возбужденного до нельзя парня. — Это от поцелуев так? — пошло усмехается Хосок, изогнув бровь. — Нет, это от тебя так… — бурчит Чимин, кажется, уже слабо соображая. — Развяжи. — Не-а. Хосок снова наклоняется, решив повторить ту свою выходку, после которой Чимин дулся, но скорее от смущения. Он наклоняется и, обхватив рукой возбужденный член парня сразу берет его в рот наполовину, отчего младший стонет и сводит ноги, но Чон прижимает одну ногу рукой к кровати. Пытается взять глубже, смаргивая слезы. — Стой, стой, стой!.. Блять, Хосок… — Пак выгибается и крупно дрожит от ощущений. Во рту Хосока горячо, а его язык оказывается даже не только для шуточек способным. Крышу сносит, когда он начинает ритмично двигать головой, то выпуская член и проходясь горячим языком по всей длине, то вновь заглатывая, издавая при этом не самые невинные звуки. Кажется, он и сам получает от этого всего особое извращенное удовольствие, хоть сосет и не особо умело, как, скажем, некоторые бывшие Чимина, однако… Это же Хосок, и от одного осознания этого маленького факта хочется выть и сгорать. Чимин стонет, связанными руками давит на голову парню, чтобы глубже брал. Тот давит рвотный рефлекс так долго, как может, но после резко отстраняется, вырывая особенно громкий вскрик у младшего, зажимая член у основания, не давая Чимину кончить. А сам кашляет, пытается отдышаться. — Не спеши… — Как тут, блять, не спешить? — вяло отзывается Пак, а Хосок уже вводит смоченные слюной пальцы, вырывая продолжительный стон, облизывается. — Просто вставь… Хосок игнорирует просьбу, мучает, изводит. И кончить не позволяет и сам ничего не предпринимает. Чимин приподнимает голову, вниз смотрит. Видит, как топорщатся штаны старшего, и усмехается. Тянется к ним ногой и приспускает за резинку, высвобождая возбужденную плоть. Чон стискивает зубы, когда младший, ведет ступней по его члену снизу вверх, прижимая к прессу. — Самому-то не надоело терпеть? — Чимин давит сильнее, и Хосока срывает. — Я ведь не хотел быть грубым с тобой. — А может я этого хотел? — с вызовом глядит Чимин. Чон хмурится, отталкивает его ногу и резко переворачивает парня на живот. Тот сразу немного теряется, но, усмехаясь, поднимает зад, приглашающе расставляя ноги. Хосок, встав ближе, входит в него, плавно расширяя стенки, упиваясь стонами, и сам гортанно рычит, не дав парню толком привыкнуть, начинает резко вдалбливаться, крепко сжимая бедра Чимина. Тот кричит, смаргивая подступившие слезы, и тут же его накрывает волна наслаждения, перемешанная с болью. Чон давит ему на спину, заставляя прогибаться сильнее. Связанные руки — впереди, лицом он утыкается в простыни и от постоянных резких толчков уже болит щека. Но как же охуенно. — Быстрее… И Хосок слушается, губы кусает, ускоряется, а Чимин связь с реальностью теряет, мнет простыни в кулаках, до белеющих костяшек сдавливает, сам подмахивает, насаживается, последним извращенцем себя чувствует. Никогда бы не подумал, что такая неконтролируемая грубость придется ему по душе. Очень даже по душе. Старший наклоняется, целуя лопатки Чимина. И тот приподнимается, прижимаясь спиной к животу Хосока. Чон, обхватив его за подбородок, поднимает парня еще выше и двигается, насаживая горячее тело уже почти выпрямившись. Чимин откидывается на него, заносит связанные руки за голову парню, притягивает его ближе, тяжело и шумно дышит. Поворачивает голову, сливаясь с ним в поцелуе, нечаянно прикусывая от очередного толчка нижнюю губу Хосока, зализывает ранку, чувствуя привкус крови, извиняется. Им так горячо, что кажется — горят на костре. Чимина берет крупная дрожь, Хосок тоже чувствует, что разрядка близко и, еще несколько раз толкнувшись, вынуждает младшего кончить. Чон выходит из ослабевшего тела, и Пак валится на кровать, глубоко вдыхая воздух. Хосок кончает, сделав пару движений рукой, парню на спину и чуть не падает следом, но успевает опереться руками на кровать и просто ложится на Чимина, развязав ему покрасневшие запястья. — Ты тяжелый… — Я думал, ты скажешь, что я охуенный. Чимин издает звук похожий на смех, на другое сил не осталось. — Ладно… Ты хорош. Доволен? — Ну-у-у-у… Сойдет, — Хосок целует его в макушку, вдыхая запах волос. Сил реально нет. — Идем в душ. — М-м-м-м… — Давай. Старший, шатаясь, поднимается и, глянув на подтянутое тело, подтягивает его ближе и берет засыпающего парня на руки. — Потом поспишь, еще спасибо мне скажешь. От теплой воды действительно становится легче, мышцы ноют, но это даже приятно. Чимин прижимается к Хосоку, кладя голову ему на грудь и обнимая за шею. Хосок млеет, обнимая его в ответ, оглаживая спину ладонями. Пена щекотит кожу, соскальзывая с тела вместе с потоками воды. Чимин тянется за поцелуем, и он его получает, долгий и вязкий, нежный, чувственный. Сказал бы им кто, что Чон Хосок и Пак Чимин будут вместе стоять вот так под душем и целоваться после крышесносного и жаркого секса, не поверили бы и лишь посмеялись, а может, и стукнули этого бессмертного пару раз, чтобы неповадно было. Бил бы Хосок, но все же… — Все никак не могу привыкнуть… — Кажется ты уже когда-то это говорил, — усмехается старший, заглядывая в глаза. — Да, просто… Хочу, чтобы это лето длилось вечно. — Эй, — Хосок поглаживает парня по щеке, — ты же в курсе, что после лета ничего не кончится? Чимин вздрагивает, он, конечно, понимал это, но только сейчас полностью осознал и мягко улыбнулся. — Я так сильно люблю тебя, что не знаю, куда себя деть, — говорит парень, снова целуя Хосока. Он начинает заводиться от близости и неги, разливающейся по телам. Чон опускает руки ниже, не спешит, делает все медленно и нежно, чуть присаживается и подхватывает Чимина на руки, прижимая спиной к мокрой и холодной стене. По его коже пробегают мурашки. Они снова соединяются в поцелуе. Младший обхватывает ногами талию Хосока, чтобы тому было удобнее и тихо стонет ему в губы, когда тот входит в него вновь, начиная плавно двигаться. Чимин прислоняется к его лбу своим и дышит тяжело, стонет шепотом, интимно, близко, они не сексом занимаются — любовью. Приятная дрожь пробегает по ногам, парень жмется ближе и забывается в чувствах, ощущениях, в руках обнимающих, в самом Хосоке. Знает, что они друг от друга теперь никуда. *** — Нервничаешь? — Есть немного… — Все будет в порядке. Это же ты все задумал. — Иногда мои идеи становятся слишком… Грандиозными. — Не беспокойся, Джин. Идем. Намджун кладет руку на спину друга и подталкивает его ко входу на трибуны. Сокджин волнуется, он даже надел белую рубашку и странный розовый галстук с блестками. С этого, конечно, Джун нервно дернулся, но не привыкать к закидонам Ким Сокджина. Он кивает и двигается вперед, надевая на себя привычную маску уверенности и даже величия, которую снимает лишь перед сном и при своем лучшем друге. Сокджин вмиг меняется в лице, расплываясь в улыбке перед тем, как открыть двери и окунуться в шум заполненных трибун. Намджун это замечает и довольно кивает. Все же он уважает Джина, даже несмотря на его столь исключительную манеру поведения. Эту гонку ждал все лето весь мир автоспорта, билеты были раскуплены довольно быстро, и Сокджин почти собрал нужную сумму, плюс — потом еще будет аукцион и кто-то по любому захочет приобрести пару гоночных авто. Окунувшись в эту атмосферу, Сокджин уже уверенно и твердо идет к стойке с микрофоном, а Намджун поворачивает к их местам наверху в тени, будет дожидаться Джина там. Стукнув пальцем по микрофону и убедившись, что тот в рабочем состоянии, мужчина оперся руками о стойку и, чуть нагнувшись, окинул свой автодром взглядом. — Приветствую всех! — радостно крикнул он, и голос прокатился по всем трибунам. — Рад вас видеть, друзья мои, и благодарен за то, что вы пришли! Здесь собрались неравнодушные люди, готовые внести посильный вклад в общее благое дело, наше с вами. Все деньги с сегодняшнего мероприятия пойдут в фонд по исследованию страшной и, к сожалению, всем нам известной болезни. Вы не представляете, как это важно для меня и как я счастлив, что могу вместе со столькими людьми помочь тем, кто в этом нуждается. Спасибо! Сокджин делает шаг назад, и трибуны разрываются аплодисментами. Мужчина несколько раз благодарно кланяется и со счастливой улыбкой машет гостям. Намджун улыбается ему, как только Джин садится рядом. Старшего колотит. — Все ж ты перенервничал. Сокджин смеется, и Джун в который раз наполняется чувством гордости за него и за себя, за то, что знает такого человека. *** — Чимин. Гонщик оборачивается на знакомый голос и видит Хосока, что уверенно и без намеков на панику или мимолетное волнение идет к нему и останавливается в паре шагов. — Сегодня мы друг другу соперники. — Я это понимаю, — хмыкает Пак и по привычке лезет под капот. — Можешь не напоминать. Я тебя не знаю, ты меня не знаешь. Поддаваться и не думал. — Хорошо, — Хосок выдыхает. — Тогда удачи. — Удача для неудачников, а я полагаюсь на опыт, которого мне явно недостает для подобных гонок. — Можешь говорить, что угодно, но Сокджин не просто так взял тебя в клуб, — холодно чеканит старший. — И вообще. Я тебя не знаю. Чимин усмехается, когда Хосок уходит к своей машине, и закрывает крышку, отряхивая руки. На самом деле он еще никогда так не нервничал. В холодном гараже столько гонщиков и все они говорят со своей командой, пытаются собраться, кто-то даже музыку слушает, а кто-то что-то жует. Но все одно: каждый настроен на победу. У Чимина же новая команда, незнакомые люди, которые будут помогать ему и обслуживать его автомобиль, и новый штурман, которому парень не может так же доверять, как старому и проверенному, это угнетало, но нужно приспосабливаться. Форма клуба Сокджина небесно-голубая, но уже именная и с нашивками, непосильным грузом давит на плечи. Он не должен опозориться — таков был уговор, но от этой атмосферы кружится голова. Пак перемещает палец с одного гонщика на другого и шепотом еле слышно произносит считалочку. Но не успевает. Звучит сигнал — и гонщики разбегаются. Им предстоит еще разминочный круг. *** — Смотри! Вот они! — Намджун указывает вниз на кольцо, на которое поочередно выезжают гонщики. — Ты что, покрасил машину Чимина?.. Сокджин кивает. — Под цвет формы, и спонсоров сменили. Он долго отнекивался и убивался, но что поделать, это цвет команды моего клуба. Намджун хмурится. — Надеюсь, ты в силах позаботится о мальчике… — Конечно. У Чимина больше свободы, чем у любого моего гонщика. Такие вот условия. Это будет единственная гонка, где я держу его в таких рамках, — Джин внимательно следит за происходящим на дороге. — Да он веревки из меня вьет! — улыбается мужчина. Намджун кидает взгляд на серебряный автомобиль и шепчет: — Давай дружище, покажи, из чего ты сделан. Он переживает за Хосока, как за родного, хотя после стольких лет, это почти что правда. «Только попробуй, падла, не занять призовое место. Я шины проколю и разобью фары в твоей тачке. Удачи, держу за тебя кулаки!» — вот какими были напутственные слова от Намджуна парню перед гонкой. *** Второй. Чон Хосок пересек финишную черту, дыша сопернику прямо в затылок, но вторым. Он становится на пьедестал вторым, ему вручают медаль — серебро, не золото. Выстрел пробки шампанского и аплодисменты заглушает одно единственное слово, раздававшееся громогласным эхом в голове: «Второй». Хосок стоит и натянуто улыбается, а самому так тошно, что блевать тянет, а от запаха игристого алкоголя кружится голова. Но хуже всего видеть, как среди остальных гонщиков ему аплодирует и тот единственный человек, что для Хосока лучом света является. Чимин пришел шестым из сорока машин, и он очень рад за результат старшего, но не может понять, что такое таится в его глазах. Хосок уходит, как только появляется возможность, забрасывает награды в машину и хочет уехать, но его догоняет Чимин. Они одни и могут нормально поговорить. — Подожди, что случилось? Хосоку стыдно и больно, он зол на себя и расстроен, разочарован, и хочется что-то сломать от обиды. Горечь поражения на столь серьезной гонке давит на грудь, перехватывая дыхание. Глаза болезненно щиплет, а собственная беспомощность становится яростью. — Что случилось? Я по крупному облажался, вот что случилось! — грубо отвечает ему Хосок, отчего Чимин, как от огня, шарахается. — Ты что говоришь? Хосок, но ты второй… — Нет! Тихо! — это слово режет слух, на Чимина смотреть совсем не хочется, хочется от него в глубокую нору спрятаться и никогда не вылазить. Парню стыдно за себя. — Ты, Чимин, пришел шестым, хотя даже не старался и не хотел участвовать в этой проклятой гонке! — кричит Чон и понимает, что контролировать себя не в силах, слишком обидно. Хочет остановиться, но поздно, яд срывается с его губ в адрес младшего, что стоит и смотрит на него как на чудовище. — Какого хуя?! Как это работает?! — Ты сейчас не в себе и говоришь ужасные вещи, Хосок, — дрожащим голосом говорит ему Пак, делая полшага назад. — Я тебя не понимаю. Ты же пришел вто… — Заткнись! — он пригрозил пальцем, Чимин нахмурился. — Все старания в топку. Все, о чем я мечтаю, проходит мимо и всегда достается другим. Я устал пахать, как сучья лошадь, а получать в ответ ни-ху-я. — Хосок делает шаг вперед. — Почему так?.. Чимин пятится. Сердце бешено бьется, он Хосока просто не узнает, но понимает, что говорит он это потому, что расстроен. Младший просто попался под горячую руку, но почему тогда слышать это так раздирающе. Потому что это правда? Пак никогда не задумывался, через что старшему пришлось пройти, чтобы быть здесь, но все чем-то всегда жертвуют, все ошибаются, но находят в себе силы и движутся дальше, чтобы в конечном итоге добиться успеха. — Я столько раз разбивался, изматывался на гонках после бессонных ночей и тренировок. И в итоге ничего не имею. Вот тут Чимин срывается. — Что ты, блять, несешь? Если не помнишь, то у тебя есть я, и всегда был! — парень отталкивает его обратно к машине, грубо бьет по плечам, еще раз толкает, выражая протест, ошарашенного старшего. — Мы еще вернемся к этому разговору, после того, как успокоишься и возьмешь себя в руки, истеричка. А пока даже не подходи ко мне, если не хочешь, чтобы здесь все и закончилось. Чимин круто разворачивается и уходит. Хосок не следует за ним, он садится в машину и сидит в пустом гараже несколько часов, выключив телефон. Парень чувствует себя мразью последней, он такого только что наговорил, столько своего дерьма вылил на дорогого человека. Ведь Чимин прав. Сколько Хосок себя помнит именно Чимин и его семья поддерживали, помогали, именно дядя Пак устроил непутевого мальчишку в хороший универ и помог начать карьеру гонщика, именно тетя воспитала из него мужчину и дарила ту любовь, которую не могла подарить ребенку в свое время настоящая мама, именно Чимин был ему другом, братом, союзником, а теперь и любимым… Именно он дарил Хосоку вдохновение и силы эти пять долгих и тяжелых лет, хоть был далеко. Теперь же он отдал парню всего себя. И душу отдал, и тело, а сердце у них всегда одно на двоих было. И вот Чон позволил себе такое сказать, хотя даже думать об этом права не имел. И все внезапно на второй план отходит, кроме любимых глаз, в которых боль самого Хосока отражалась. — Какой же я… Парня скручивает и наизнанку выворачивает. К Чимину он теперь даже подойти боится, он своими словами доказал, что никогда этого человека достоин не был. *** — Почему такой кислый, мальчик мой? Ты показал отличный результат, и я тобой горжусь! — Сокджин крепко пожимает Чимину руку после гонки. — Ты выжал из себя даже больше максимума, соревнуясь с настоящими королями автоспорта. Невероятно! У тебя большое будущее! — Спасибо. Приятно слышать… — бесцветным голосом говорит Пак, падая в кресло в кабинете теперь уже своего босса. — Я вызвал тебе водителя. Лагерь все равно через пару дней кончается. Заберешь вещи, побудешь пока у меня, а после вернешься домой, у тебя ведь еще учеба, я прав? Чимин кивнул, мыслями же он был далеко. — Славно. Я буду сообщать о командных тренировках и прочее. Но, как и договаривались, полная свобода тебе. — Да, как и договаривались. — Машина уже ждет тебя. Кстати, если захочешь с кем-то попрощаться… — Нет, все в порядке. Находиться в лагере мне смысла больше нет, а с Намджуном я уже поболтал, так что… Я просто устал и хочу принять ванну… — Что ж… Тогда забирай вещи, и я выделю тебе комнату в особняке. Ты заслужил отдых. — До встречи, Сокджин. — Увидимся. *** Хосок возвращается в номер и замечает, что что-то не так. Вещей Чимина нет, нет ничего, что напоминало бы о его присутствии, даже кровати стоят порознь. Парню хочется в этот момент просто сдохнуть, но он включает сотовый и набирает знакомый номер, зная, что никто не ответит. Зато звонит Намджун. Менеджер чему-то очень рад, долго и громко хвалит Хосока, который только и может что-то мычать в ответ, не соображая, что он там лопочет. А затем мужчина выдает шокирующую новость: «Я надеюсь, что ты там не занимаешься самобичеванием из-за второго места? Иначе это будет очень глупо, потому что дело не в победе. Сокджин же объяснял, покажете себя — привлечете спонсоров. Привлечете спонсоров — заинтересуете кое-кого крупнее. И все, дело в шляпе. Так что, Чон Хосок, у меня для тебя просто нереальная новость! Мы с тобой, брат, еще погоняем»