***
— Так значит это ты дочь Романа Николаевича? — вопросительно изогнула накрашенную бровь Зарыковская, делая глоток горячего кофе из белой чашки и тихо хихакая себе под нос. — Да-а-а… — протянула Неред, поглядывая на свой ужин: Даша, оказывается, неплохо готовит рис с овощами, но у Лизы что-то совсем нет аппетита, поэтому та лишь ковыряется в тарелке столовыми приборами, поглядывая то в окно, то на деловитую Зарыковскую. — Ты тоже его знала? Дарья вздохнула, сделала ещё один глоток кофе, не желая смотреть в лицо собеседницы. Лизе оставалось только устремить свой грустный взгляд в окно и следить за полётом чаек. — Он был моим начальником, — спустя минуту молчания, Дарья всё же произнесла то, что хотела. Лиза скривила лицо: неужели Зарыковская тоже замешана в этом грязном бизнесе? Такая привлекательная и перспективная девушка, молодая и сильная. Легко бы могла начать свой собственный бизнес, легальный. Или работать какой-нибудь моделью. Или же в больнице и спасать жизни людям, а не помогать разносить всякую дрянь по стране и убивать невинных. Что привело её к этому? — Ты тоже замешана в этом ублюдском «бизнесе» моего папаши? — злобно процедила русоволосая, впиваясь ладонью в холодную вилку, лежащую на столе рядом с тарелкой риса. — Говоришь так, будто мне в радость убивать людей наркотой, — Зарыковская тоже прошипела это сквозь стиснутые от злобы зубы и, дабы не наговорить девочке лишнего и не получить потом от Кашина, она быстро затыкает свой рот чашкой и делает несколько глотков кофе, не отрывая посуду от губ. — М-м-м… — протянула Елизавета с каплей осуждения. — И что же тебе мешает уйти? Дарья усмехнулась себе под нос, до сих пор не осмеливаясь взглянуть на Неред, взглядом рисуя узоры в почти пустой чашке с кофейной гущей на дне. — Моя ничтожность, девочка, — ярко-зелёные глаза впились в хрупкое личико Лизы, из-за чего у неё побежали мурашки по телу. Казалось, будто время остановилось, но настенные часы всё также продолжали тикать. М-да, общение что-то не задалось… — Ты молодая и перспективная, какая ещё ничтожность? — вскрикнула Неред, сразу же понижая тон и осознавая, что ведёт себя не очень сдержано и культурно. Хотя кому это важно? — Пф, — Зарыковская снова прыснула от смеха, но не по-доброму. — Моя жизнь давно разрушена, очнись. — Ты сама её разрушила, — прохрипела девушка в ответ максимально тихо, но Даша уловила её голос и навсегда запомнила эту фразу, которая ещё долго будет преследовать её и сниться ночью, не давая спокойно вздремнуть. — Посмотри на меня: мне всего шестнадцать! Мой отец — застреленный преступник, а мать бросила меня с ним, когда мне был год. Я не знаю свою семью вообще ни капли. — Семья, знаешь, не самое главное в жизни, Лизка, — с досадой процедила Дарья, облизывая накрашенные губы. В груди разрасталась дыра. — Мне пришлось бросить всё, чем я жила, и оказаться здесь. Но, как видишь, — сквозь боль Лиза попыталась улыбнуться, глядя прямо в зелёные глаза Зарыковской, — я продолжаю жить, хотя считаю, что для меня всё кончено. Дарья тихо встала из-за стола, взяла в руки пустую чашку от кофе и поставила её в раковину, ещё долго не поворачиваясь лицом к Лизе. Русая застыла на месте, вжалась от напряжения в стул и решила просто молчать. Пока нужно молчать. — Ты ещё многое не знаешь о жизни, поверь, — прошептала Даша, убивая в Неред всю надежду на дальнейшее развитие нормального диалога между ними. Лиза зажмурила глаза, продолжала сидеть на месте и даже не шелохнулась. — Но только тебе решать: бороться за всё, что тебе дорого, или сдаться после первого жизненного перелома? — повисла тишина, прерываемая лишь карканьем чёрного ворона за окном, пением других птиц и шумом проезжающих мимо автомобилей. — Перестань.***
Солнце отражалось в грязных лужах. Оно радовало петербуржцев своим присутствием, но не грело души и тела жителей северной столицы, из-за чего приходилось выходить на улицу в ветровке или тёплой кофте и брать с собой солнечные очки. Именно этого и не учла Елизавета, выходя из парадной питерской новостройки вслед за Кашиным, поэтому ей пришлось укутаться в огромную олимпийку, так любезно предоставленную Даней, и постоянно щуриться, чтобы солнце слепило её не так сильно. — Что ты Даше вчера наговорила? — недовольно и скорее со злобой процедил Кашин, доставая из кармана лёгкого чёрного пальто ключи от машины. — Ничего. Рыжий открыл переднюю дверь, пропуская Елизавету в машину, после чего захлопнул, а сам обошёл автомобиль с задней стороны и сел за руль. Парень не стал заводить транспорт, он лишь пялился в окно. — Может поедем уже? — недовольно протянула Неред, пристёгивая ремень безопасности и рассматривая двор: пустая детская площадка; вокруг дома и пасмурная погода. Идеальный набор, чтобы свести её с ума. Кашин отмахнулся, что-то пробубнил себе под нос и завёл дорогой автомобиль, попутно пристёгивая свой ремень безопасности, а после стал покидать питерский двор. Жил он почти в центре Петербурга, на последнем этаже новостройки в престижном районе. Квартира была достаточно просторной и выглядела роскошно. Ещё бы! Владелец самого крупного наркокартеля в России! Чёрный автомобиль марки «MERCEDES» стремительно покидает питерский дворик. Машина мчится по трассе в сторону самого известного торгового центра в городе — «галереи». — Что ты такого наговорила Зарыковской, что она со вчера на связь не выходит? — недовольно пробубнил Кашин, из-за чего Лиза нервно цокнула и закатила глаза. — Она немаленькая, сама разберётся, — русая надула свои губки и сложила руки на груди, демонстративно отворачиваясь в окно. Пейзажи маленьких домов сменялись массивными зданиями, разными скульптурами и широкой Невой. Всё это Неред видела только на фото, а тут прямо перед глазами мелькали картины, что ещё неделю назад казались ей нереальностью. — Тебе не кажется, что ты дерзишь чересчур, мелочь? — усмехнулся Кашин, украдкою поглядывая то на грустную Лизу, то на дорогу, хотя главной его задачей было следить за движением. — Я не мелочь, мне уже шестнадцать, — недовольно выкрикнула девушка, презрительно оглядывая Даню. Тот лишь лучезарно улыбался, не отводя взгляд от трассы. — Я тоже не старик, мне всего лишь двадцать три, — кривлялся парень, чем вызвал ещё больше недовольства у Неред. Девушка снова отвернулась в окно, абсолютно не реагируя на последующие выходки парня. Вскоре солнце скрылось за тучами. Она снова начала вглядываться в лица прохожих, в массивные здания, в мосты и памятники архитектуры. Всё было таким мрачным и бездушным, что нагоняло тоску и желание свеситься с ограждения и прыгнуть к чёрту с моста, хоть и минуту назад казалось чем-то необыкновенно красивым. Взгляд уставших глаз скользит по фигурам людей, лицам, старясь хоть как-нибудь отвлечься от всего, что подстерегало там, в новой жизни. Она пыталась зацепиться за что-нибудь, зависнуть на время, но в суматохе города не нашла ничего привлекательного, ничего такого, за что могла бы ухватиться. Только бесконечно убивающее изнутри желание сбежать отсюда подальше. Это просто невозможно. Данная мысль задерживается в голове, оставляя после себя отвратительное чувство тоски и досады. Девушка пытается не думать о том, что осталось позади, чтобы не причинить себе ещё больше боли. Она почему-то перестала чувствовать вообще. Для неё всё кончено. Ей трудно пытаться справляться со своими проблемами, загонами, болью, но в итоге всё равно ничего не получается. Каково это? «Время лечит» — ничего более лживого она в своей жизни ещё не слышала. Время не лечит. Мы просто забываем со временем. Проще ведь сразу залатать глубокие раны, чем терпеть боль, когда они кровоточат, верно? Время не лечит. Время просто делает нас равнодушными ко всему происходящему, время заставляет нас стареть и забывать о чувствах. И что-то внутри вдребезги разбивает маленькое сердце, выламывая рёбра и выворачивая всё наружу. Сейчас всё кажется таким бессмысленным, полностью безысходным. Лиза просто устала от всего. Ей нужно отдохнуть. Каково это — терять абсолютно всё, ради чего жил, и понимать, что это нихрена не чья-то шутка, а суровая реальность. Такая серая, мрачная и безысходная реальность. Всё внутри сейчас вымирает. И Лизе даже хорошо. Хорошо вставать по утрам, засыпать ночью и больше никому не говорить, что ты любишь. Она на самом деле не любит. Потому что все, кого она любила, для неё теперь мертвы.***
— Я не ношу юбки, — нахмурилась Лиза, заметив, что Кашин опять тащит ей в примерочную то ли юбку, то ли платье. — Ой-ой-ой, какие мы привередливые, — тот покривлялся и снова скрылся за поворотом, где-то в отделах магазина одежды. Елизавета ещё долго рассматривала своё отражение в зеркале, заново вспоминая всю свою прожитую жизнь, думая о том, что будет завтра. Вообще, где-то в глубине души она была даже рада тому, что теперь сможет жить с Даней. Она потратила несколько месяцев, чтобы найти его, как только их общение прервалось. Она потратила бессонные ночи в мыслях об этом человеке лишь потому, что считала его другом. — Это пойдёт? — Кашин прервал её, резко ворвавшись в маленькое помещение примерочной. Девушка вздрогнула, кладя руку на сердце, и тяжело вздохнула. — Зачем так пугаешь? В торговом центре ребята провели ещё час, покупая Лизе одежду и разные предметы интерьера для обустройства её комнаты. Даня заказал кофе в каком-то ресторане быстрого питания, и они умчались на автомобиле обратно домой. На улице моросил противный дождь. В квартире было тепло и уютно. Запах сигарет никак не хотел покидать парня и его место жительства, из-за чего Лизе казалось, что она задыхается. С каждым новым днём. — Голодная? — поинтересовался Данила, прежде чем скрыться за дверью своей комнаты. Аромат его парфюма шлейфом тянулся по коридору. — Нет, — кратко ответила та, решая посвятить свободное время изучению квартиры. Как только Даня закрылся в комнате, Лиза тут же стала бродить по коридорам, заглядывать за каждую дверь, высматривать каждую деталь и запоминать расположение комнат. Последняя дверь была заперта. И это даже не спальня Кашина. Детское любопытство проснулось в девушке, ей было необходимо узнать, что там скрывается. Неред стала оглядываться вокруг: возможно где-то висит ключ? Но ничего такого она не заприметила, поэтому стала просто пялиться в деревянную дверь, пока не услышала за спиной шаги. — Кто-то разрешал тебе сюда? — грубо выплеснул Даня, схватил Неред за плечо и оттащил от двери. — Хорошее у тебя обращение с людьми, — поморщилась та, протирая рукой синяк, который ей оставил Кашин, а после миллиард раз пожалела о том, что радовалась встречи с ним. Всё-таки она в безысходном положении, её никто не спасёт. — Не люблю, когда ты пытаешься умничать, солнышко. — Я делаю хоть что-то, чтобы не слиться с толпой и не прилипнуть к полу.***
— Нет, Дань, выше, — недовольно трепетала Неред, делая очередной глоток горячего чая из своей кружки и наблюдая за тем, как Кашин вешает в её комнате гирлянду. Рыжий закатил глаза и громко цокнул, сдувая с лица прядки волос, что мешали ему на тот момент и щекотали лицо. На улице светило солнышко, дул небольшой ветерок. На календаре было чётко напечатано и обведено в красный круг «7 августа». — Как меня зовут? Даня застыл. Девичий голос снова раздался в глухой тишине, разрывая её пополам. От этого ему становилось не по себе. Каждое утро видеть её худое лицо, опухшее, заплаканное. Каждую ночь слышать тихий плач за стеной, словно ребёнка, а днём разговаривать с ней и понимать, что Лиза очень серьёзна для своих шестнадцати лет. — Прости, не подумывал пока что над этим, — холодно ответил парень, снова отвлекаясь на гирлянду и стараясь повесить её так, как просит девушка. Ну, или приблизительно. Она отводит свои зелёные глаза в сторону и старается зациклиться на чём-нибудь, но как только до неё доходит осознание, что все попытки провалены с треском, тихо матерится под нос. А Данила смеётся. Но даже на фоне убийственной боли и печали в ней тускло горит дрожащий огонёк последней надежды.я ищу тебя, чтобы спастись, и я верю, что ты ищешь тоже. я прошу тебя, только держись. жди меня, как бы ни было сложно.
А он продолжает тупо пялиться в потолок. Да, ничего покруче придумать не смог. Уж невыносимо снова смотреть на то, как она обводит его пустым взглядом. Невыносимо смотреть снова на её бледное личико, на мокрые от слёз ресницы и понимать, что помочь ничем не можешь.я давно устал за всех быть плохим, но я больше не хочу быть хорошим. люди пускают мне в глаза белый дым, люди между собой так похожи.
Она снова вспоминает свой родной дом. Боже, как же ей больно. Мысли о прошлом не отпускают Лизу и, кажется, не собираются, а заставляют каждую секунду задыхаться и содрогаться в слезах. На ней стоит пожизненное клеймо обиды: отец никогда не понимал её, увиливал от общения, игнорировал. Мать оставила её и ушла. За что? Кто-нибудь сможет дать ответ?мама с папой меня не понимают. жизнь — игра, но я играть не умею. когда все идут гулять — засыпаю, когда все ложатся спать — беру плеер.
И борется она с непреодолимым желанием сбежать куда подальше. Санкт-Петербург душит её, радушно принимая в свои оковы, и не даёт вздохнуть полной грудью. Но бежать некуда: везде она видит лишь опасность и угрозы для собственной жизни, везде только бандиты, деньги и наркотики. А тут Даня хотя бы добрый. Нет, она не сбежит.улетать ото всех птицей на юг. если вдруг начнут искать — мне неважно. если я вспомню себя, то сопьюсь. вспоминать себя бывает так страшно.
И под натиском всех этих мыслей по швам трещит маленькое сердечко. Оно ещё способно любить и чувствовать, оно ещё до конца не разбито. А Неред лишь изо дня в день пытается его склеить. Старые чувства не угасают, и тогда она вспоминает своего парня. Вернее, уже бывшего. У них было столько общих воспоминаний, которые просто идут коту под хвост. Сейчас он считает её пропавшей без вести, а возможно уже даже и мёртвой. Но он быстро найдёт ей замену. Это же Москва! Там полно девушек! М-да, постоянством он никогда не отличался. Тот самый Даня Ренделл. Сердце Лизы его не забудет… А может и забудет.за моим окном кислотным дождём смоет всё, что нас с тобой убивало. обещаю, я найду космодром, чтоб исполнить всё, о чём ты мечтала.
Она боится будущего, несомненно. Она боится неизвестности в нём. Кто знает, может быть завтра её уже найдут и расстреляют из пистолетов. А может быть её отец жив, а Даня и есть самый настоящий бандит, укравший её. Так много вопросов. Только вот ответов на них нет.нас укроет синеглазый рассвет, унесёт нас в бесконечное лето, чтоб мы там не смогли повзрослеть, развязали свои чёрные ленты.
Русоволосая достаёт из кармана домашних растянутых штанов свой седьмой «Iphone», несколько раз прокручивая гаджет в руке. Подушечки пальцев понемногу мёрзнут, ведь смартфон был отключен полностью ещё в самолёте и за это время стал намного холоднее, чем обычно. Больше Даня не разрешал его включать.мама с папой меня не понимают. жизнь — игра, но я играть не умею.
— Это тебе больше не понадобится, — проговаривает Кашин, ловко спускается с подоконника и выхватывает телефон из маленьких хрупких ручонок. — Эй! Русоволосая возмущается, пытаясь вернуть свой гаджет себе, но из-за разницы в росте ничего не выходит. Тогда она недовольно дует губки и складывает руки накрест, бурча себе что-то под нос. — У тебя больше не должно быть связи с людьми из прошлой жизни, пойми, пожалуйста. — Уже нежно произносит Данила, подходя к Лизе вплотную и кладя татуированную кисть ей на маленькое плечико, — Это для твоей же безопасности, солнце. Я ни за что не допущу того, чтобы… — на этом месте он запинается, не в силах говорить дальше. А Неред лишь слышит сбивчивый стук чужого сердца и глубокий вздох.когда все идут гулять — засыпаю, когда все ложатся спать — беру плеер.
— В общем, — снова начинает Кашин, но уже бодрее, — я куплю тебе новый. Только никаких старых подружек, друзей, знакомых, хорошо? Всё по-новому. Её хрустальные глаза постепенно наполняются слезами, прежде чем сама девушка успевает сфокусировать свой взгляд, полный разочарования и боли, на парне, что пытался её успокоить всеми силами. И Лиза действительно благодарна ему за это. — И моего парня, — грустно добавляет она, чем вызывает у рыжего адскую жгущую боль в груди. Чувство досады поселилось у него где-то там, глубоко, оставляя после себя неприятное послевкусие поражения и… ревности? — Бывшего, — злобно процедил тот, тем самым напугав девушку своей грубости и резкостью. Он сильно сжал хрупкое плечико Елизаветы, та успела только взвизгнуть от физической боли, что он ей только что причинил. Словно молния, Данила сразу же попытался покинуть комнату девушки, но её фраза, словно ток, прошлась по всему ему телу неприятным разрядом, парализуя конечности и заставляя парня застыть в дверном проёме: — Ревнуешь?***
На часах почти одиннадцать вечера, а Кашина всё нет дома. Он уехал ещё тогда, утром, после небольшого «инцидента» между ними, не проронив ни слова. Но кто он такой, чтобы Лиза ещё и переживала? Непонятно откуда взявшаяся тревога никак не покидала девушку: она не могла ни уснуть, ни принять расслабляющую ванную, ни нормально поужинать макаронами, которые сама и приготовила пару часов назад. Лиза просто ходила вокруг дивана в гостиной, молясь всем существам, чтобы он поскорее вернулся. Уши Неред улавливают звон ключей в замочной скважине, а тело окутывает страх. Она до конца не уверена, кто может придти сюда. А вдруг это не Даня? На ватных ногах Лиза старается тихо подобраться к двери и медленно заглядывает в глазок, замечая недовольного Кашина, что поднимал свои ключи с пола. Пронесло. Всё в порядке. Когда дверь распахивается, в нос девушке ударяет резкий запах перегара, сигарет и… дорогого парфюма? Даня выглядит абсолютно нормально, будто бы и не пил. Он спокойно держится на ногах и без происшествий заходит в квартиру, закрывая за собой дверь. В руке у него букет ромашек и коробка от нового смартфона. Он радушно протягивает всё это Лизе, по-доброму улыбаясь и ожидая её реакции. Она забирает коробку и небольшой букетик, вдыхая аромат цветков, и замечает, как трясутся его руки. — Ты до сих пор помнишь, что мои любимые цветы — ромашки? — она не скрывает улыбку. Ей действительно приятно это осознавать. — Удивительно. Парень усмехается, снимает с себя верхнюю одежду и обувь, а после растворяется в коридоре, пучине вопросов от Неред, которые она так и не успела задать, стрессе и усталости. В руках у русой остаётся лишь букет красивых ромашек и новый «Iphone X», из-за чего у девушки сердце в пятки ушло. — Спасибо.