***
Лиза скорее спешит покинуть душную квартиру и наконец отправиться на прогулку, но под пристальным надзором Кашина. Да и пусть. Она мечтала об этой «свободе» довольно давно, ещё с её переезда в Санкт-Петербург, и не собирается отказываться от чего-то желанного из-за рыжего Дани Кашина. Она с радостью выпрыгивает из парадной, весело топая по лужам, словно маленький ребёнок, и привлекает внимание всех остальных прохожих. Только вот ей плевать на них. Данила усмехается, достаёт из кармана сигарету и зажигалку, зажимая белую палочку между бледными губами и поджигая её. Никотин заполняет лёгкие, из-за чего парню становится как-то легче, и он готов с лёгкостью выдохнуть дым. На улице сегодня такая хорошая погода. Он даже не хочет ругаться на кого-то, заниматься своей грязной работой, вечно прикрываясь перед остальными тем, что он владеет сетью цветочных магазинов, и вообще калечить людей своим товаром. Сегодня хочется лишь ловить кайф от той жизни, которая у него есть, но телефонный звонок прерывает его думу, решая помешать его сегодняшним планам деградировать вместе с Лизой. — Да? — грубо спрашивает Данила, обращая на себя внимание шестнадцатилетней Неред, — Я сейчас не могу, я гуляю с Лизой, отвали, пожалуйста, — тихо произносит тот, пока его щёки покрываются румянцем. Ведь в этом предложении нет ничего такого, но парню становится дико неловко. Лиза пару секунд стоит, пытается вслушаться в разговор с каким-то парнем, а после шарахается от Дани, когда его лицо выражает дикую злость, а зубы стискиваются. — Нет, — также грубо произносит он, — Рус, пойми. Её не с кем больше оставить. — снова пауза, прерываемая только чьим-то голос в трубке, но девушка не владеет настолько хорошим слухом, чтобы разобрать хоть какие-то слова, — Я обещал её отцу. — опять заминка, будто у парня перехватило дыхание, — Я никогда не оставлю её одну. Без меня никак? Спустя десять минут, Кашин заводит свою машину, проверяя, пристегнулась ли Лиза, а после трогается с места, вновь и вновь покидая чудный питерский дворик, в котором ребята планировали провести день. — Куда ты меня везёшь? — поморщилась Лиза, сильней вжимаясь в кожаное кресло, и натянула на голову красный капюшон худи «дикость», скрывая мягкие пшеничные волосы под плотной тканью. В ответ лишь тишина. За окном сменялся пейзаж хмурого города, выглянуло солнце, немного порадовало девушку и жителей северной столицы, а после снова скрылось за густыми тучами. По радио звучала какая-то дурацкая песня, даже внимание не хотелось на ней зацикливать, но через пару минут, когда композиция закончилась, тишину между ребятами стала нарушать знакомая девушке песня, но где она звучала — вспомнить не могла никак.слышу «уап». прочитай меня. уап. я неправильный.
Лёгкая мелодия заставляла Неред покачиваться из стороны в сторону в такт, пока девушка пыталась вспомнить, где слышала эту до боли знакомую песню.под музыкальными будто наваленый.
стоп. где моя правда? стоп. где твоя правда?
год потерял тупо. год. потерял себя. Угрюмый Кашин всё ещё не проронил ни слова: он ни разу не оторвался взглядом от дороги, будто возомнил из себя правильного водителя, при этом местами превышая скорость, из-за чего Лиза зажмуриваясь и вдавливалась в кресло, бледными ручонками своими цепляясь за ручку двери. нахрен мне деньги, нахер мне тёлки? в моей постели от них ноль толку.точнее не в постели, а в моём сердце. и я давно перестал париться, как мне одеться.
Русая поворачивает голову в левую сторону, замечая, как парень шевелит губами, в точности повторяя текст песни. Она сильно жмурится, пытаясь вспомнить, откуда эта песня взялась у неё в голове, а мысли беспорядочно витают, ведь девушка не в силах контролировать их поток. Наконец она вспоминает, перед глазами сцена, тёмный актовый зал в старой школе и её бывший. Как же больно. вплавь через океан, пусть там никто не ждёт меняи дома никто не ищет.
мои воспоминания уходят глубоко под лёд с каждым новым рывком вперёд.
А ведь она ещё вчера, в тайне от Кашина, создала новый аккаунт и листала инстаграмы своих «подруг» из Москвы, своего «парня» и одноклассников. Везде вечные тусовки, веселье и алкоголь. Хоффман, когда-то будучи её лучшей подругой, продолжала выставлять свои домашние селфи, фотографии с разных вечеринок… и написала огромный пост об её отношениях с Даней Ренделлом. Сердце тогда заколотилось в сотни раз быстрее, а мозг стал всё отрицать. Они ведь даже её не ищут. Им же просто стало плевать. И Лиза чувствовала эту боль, словно ей выстрелили в спину, выламывая рёбра, а после глубоко пронзили ножом маленькое сердце.я устал вспоминать подруг, делать меньше света, делать громче звук,
забывать друзей, которым похеру просто стало в один забытый прекрасный день. Она на себе испытала, что такое предательство, а ведь когда-то была готова бежать по первому зову на помощь. Из-под ног уходила земля, слёзы сами наворачивались на глаза, стекая по впалым щекам. Её бренное тело в тот день упало на кровать, захлёбываясь в собственных страданиях, пока она не могла скинуть с души этот камень. Её просто выбросили? Это называется «вычеркнуть» из своей жизни навсегда? я растворяюсь во сне, когда могу уснуть. жалко, что спать не любит мое бренное тело.я хочу шагнуть вниз в нём, стоя на краю, но просыпаюсь от того, что не вырубил телек.
Но сейчас не до этого, главное — жить дальше. Её настоящий принцип заключался в полной независимости от стереотипов и общепринятых стандартов. Ей было необходимо об этом думать, не переставая, ведь эта мысль сгладила её мрачную новую жизнь и дала уверенность в себе. Ей было необходимо сделать сознательный выбор, чтобы остаться собой, и чётко это акцентировать. Теперь не будет никакой грязной фальши, ей не нужны её старые друзья и знакомые. Она так устала от этого шаблонного поведения, сейчас просто хотелось простой искренности. И пока мысли одна за другой сбивались в огромную кучу, слова по радио напоминали ей о себе.они и сами не верят, сами не верят, ведь нам всем давно уже не по пятнадцать. в моей колыбели, в моей колыбели все наши отрывы, пора отоспаться им.
***
Вы когда-нибудь задумывались над тем, как работают дилеры? Как они вообще могут выглядеть, какой у них возраст, какие интересы? Как они вообще пришли в этот «бизнес»? Лиза уже второй час наблюдала за суетой вокруг себя. Кто-то сновался туда-сюда, куда-то бежал. Какой-то мужчина просто кричал, что есть сил. Женщина в слезах приходила. Неред, конечно же, не посчастливилось побывать в Данином офисе. Всё же здесь жутко: и сама атмосфера напряжённая, и просто Лиза осознаёт, зачем всё это… — Интересно, каково ему быть владельцем самого крупного наркокартеля в стране в свои двадцать три и прикрываться тем, что владеет сетью цветочных магазинов по всей России? Слова сами соскользнули с губ Елизаветы, когда к ней приблизилась Зарыковская. Неред сначала не реагировала ни на кого, а после задала неожиданный вопрос подчинённой Кашина, при этом даже не поздоровалась с ней. — Нормально, — процедила Дарья, прижимая к груди кипу каких-то бумаг и документов. Гордо задрала голову вверх и постучала по мраморному полу своими каблуками. У Лизы сложилось впечатление, будто Зарыковская высокомерная, эгоистичная, двуличная сучка, которая сначала пыталась располагать к себе по-доброму, а после кидает холодные взгляды и сухие фразы на вполне адекватный вопрос. Сказать, что Неред до сих пор бесило вообще присутствие Даши в этом бизнесе, — не сказать ничего. Она по-прежнему считала её достаточно амбициозной и сильной, чтобы бросить всё это и начать заниматься чем-то действительно полезным, что тебе придётся по душе. А вот сказать, что Зарыковскую злило поведение Лизы, её тупые вопросы и бесконечные размышления над собственной жизнью и какие-то мотивирующие (и даже местами философские) речи, — не произнести абсолютно ни звука. Она и сама часто задумывалась, что тратит своё время впустую, что сливает свою жизнь в унитаз, ведь наркокартель — не лучшее место для работы, но поделать с этим нечего. Долг нужно как-то выплачивать, шантаж со стороны бывшего парня не прекращается, деньги ей всё ещё нужны. Вообще Даша не любила, когда другие лезут не в свои дела, чем сама никогда не занималась, поэтому Неред её раздражала своей правильностью и незнанием всей ситуации. Даша ненавидела свою работу, но жить дальше-то хотелось. Немного. Поэтому она не считала, что по месту работы человека можно судить. Просто она в безвыходном положении и ей некуда идти, вот и всё. Даша достаточно взрослая, чтобы разобраться самой, кем и зачем ей быть. Но Зарыковская также любила в Лизе ту самую независимость от стандартнов и акцент на собственной личности, которые воспитал в девушке её покойный отец. Даша уважала такую позицию, сама не была типичной. Она бы тоже хотела не давать себя в обиду и не становиться для кого-то половой тряпкой, об которую можно вытереть ноги, как Неред младшая, но жизнь, к сожалению, вынуждала её пока что не делать резких движений, а тихо тонуть в рутине и шантаже. Но Дарья лишь жила и дышала мыслями и мечтами о том, что всё когда-нибудь закончится, она сможет отдать долг, найдёт нормальную работу и будет жить счастливо, отстаивая собственные права. Поэтому ей так не хватает поддержки, даже простых комплиментов и тёлпых слов. Зарыковская открывает белую массивную дверь и сразу же скрывается за ней, пока Лиза ещё какое-то время пялится в то место, где только что пропал силуэт темноволосой. Неред отвлеклась от разглядывания пустой части огромного коридора и устремила свой взгляд в другую сторону, где видела людей, погрязших в суете, наркотиках и боли. Справа послышались крики Кашина, а после из его кабинета вылетела Зарыковская, готовая прямо тут разреветься. Она падает на пол, выслушивая гневную тираду Дани, и держится за красную щёку, еле сдерживая слёзы. Вскоре парень скрывается за белой дверью кабинета, оставляя Дашу наедине с пустотой. Но Неред тут же реагирует и «со скоростью света» подлетает к бедной девушке, помогая той встать на ноги, а после подбирает с пола кипу её разлетевшихся во все стороны бумаг. Наконец подаёт ей стопку прямо в руки, получает море благодарностей и вглядывается в её лицо: красные глаза, готовые проронить слезу, красный след от ладони на щеке и растрёпанная укладка. — Он ударил тебя? — раздражению Лизы не было предела, она отчётливо видела всё, что происходило у собеседницы на лице, и то, как Кашин с ней обратился. — У него биполярка, не бери в голову. Дарья попыталась отмахнуться и скорее побежать по своим делам, ведь конкретно накосячила кое-где, разозлив начальника, но Лиза грубо остановила её, хватая ту за запястье и утягивая за собой. Даже не постучав в дверь, Неред буквально врывается в кабинет к Дане, где на тот момент находился только он и ещё какой-то парень, но русую это не волновало. Она встала ровно, продолжая держать Дашу за запястье, а после чётко и уверенно произнесла: — Я хочу, чтобы ты извинился перед ней. Зарыковская раскрыла рот от удивления; парень в кресле, что сидел напротив Кашина, Илья Кулич, с восхищением взглянул на Лизу, а после вообще испытал за неё страх, ведь гнев в теле Дани накапливался с каждой секундой всё быстрей. Главное, чтобы он не убил её прямо тут. — Что? — его голос дрожал от напряжения и злости. — Ты ударил её по лицу, вышвырнул из своего кабинета, заставил почувствовать себя половой тряпкой, и теперь я хочу, чтобы ты за это извинился. — Солнце, не отвлекай меня, пожалуйста. Я же просил… — Кашин снова акцентирует внимание на бумагах и документах на своём столе, призывая всех коллег продолжать работать и забыть вообще о данной ситуации. Но Лиза не сдавалась. — Конечно, спасибо, что ноги об неё не вытер, а то она и без тебя бы не почувствовала себя ничтожеством, — процедила Неред, с большой силой сжимая запястье Дарьи, из-за чего темноволосая дрогнула. Лиза не была довольна таким отношением к людям, Даня не был доволен таким поведением русой, Даша чувствовала себя полнейшим ничтожеством, которое не в силах за себя постоять, а Илья Кулич просто смотрел на всё это и охреневал. Наконец терпение Данилы лопнуло, он поднялся с кожаного кресла и стал медленно идти в сторону девушек, будто растягивая этот момент в размышлениях о собственных поступках. Он вплотную подошёл к Лизе, хотел было начать ругаться, но вместо этого почувствовал, как запорхали бабочки в животе, сравнимые с ужасной щекоткой, из-за чего самому парню нехорошо стало. — Извини, — обратился он к Даше, стараясь как можно скорее избавиться от этого гадкого чувства — влюблённости. Чем меньше он думает о Лизе, тем лучше справляется со своей симпатией. А ведь это чувство обострилось у него совсем недавно, а поделать с ним ничего нельзя. Ему просто понравилась девчонка, да настолько, что при её виде бабочки порхают в животе, и мысли в ком сбиваются. Он влюбился, как маленький школьник, и даже себе не собирается в этом признаться, хотя «любовь» — это очень громкое слово, ему нужно время.***
В квартире вкусно пахнет едой, которую любезно приготовила оставшаяся в гостях у Дани Зарыковская, пока сам парень уехал по своим делам. Темноволосая паралельно приглядывала за Лизой, болтала с ней, будто те знакомы тысячу лет, и готовила самый вкусный на планете ужин. А главное, что она чувствовала себя счастливой. В замочной скважине послышались какие-то звуки, после чего дверь открылась, а девушки вышли в прихожую встречать Даню. Тот выглядел сначала слишком серьёзным, ну или угрюмым. Это Лизе так казалось, Даша лишь проигнорировала этот факт, дожидаясь новостей от парня. — Я уладил все формальности, — улыбнулся наконец Даня, — буду возить тебя в приличную школу, которую мне Даша посоветовала, — обратился он к русой, перестал улыбаться, чем обеспокоил Неред, откашлялся и серьёзно заявил, — твоё новое имя — Кашина Алина Даниловна.