RED SKIES.

Ко всем неудачам в жизни нужно относиться абсолютно спокойно, легко и непринужденно. Нужно позволять им думать, что они взяли верх. И тогда, когда они будут абсолютно уверены в том, что ты сдалась, преодолевай их. Будь сильной.       Эти слова часто говорила мне моя мама. Когда я оказалась в больнице в прошлом году, она написала их на листке и повесила над моей кроватью, чтобы я всегда помнила об этом. Чтобы у меня были силы на то, чтобы не сдаваться и жить, просто жить.       Сегодня я снова ложусь лечиться, но на этот раз буду проходить новый экспериментальный курс. Риски для здоровья минимальны: 60 процентам первой группы испытуемых лечение помогло, для остальных 40 ничего не изменилось. Иными словами, хуже не будет, а попробовать-то стоит. Я всегда пробую. Даже тогда, когда сама уже не верю в то, что когда-нибудь выздоровею. В течение нескольких лет я проходила курсы лечения в Сан-Франциско, в больнице им. Святого Иосифа, но мне не помог ни один из назначенных препаратов: ни доксорубицин, ни циклофосфамид, ни паклитаксел. Они применяются курсами в течение нескольких недель и интервалами в 3-4 недели между ними. За прошлый год я пережила 4 курса и каждый из них давался мне труднее предыдущего.        Но сегодня тот день, когда я впервые приехала сюда, в Нью-Йорк, в онкологический центр имени Слоуна – Кеттеринга. Из-за предложения новой экспериментальной программы мы переехали в Бруклин и останемся в Нью-Йорке минимум на полгода. Практически любой мечтает побывать тут, не правда ли? Жаль только, что оказаться здесь хочет каждый, но пройти мой путь не желает никто.       Как только мы вошли внутрь, я сразу поняла, что мне здесь понравится: фойе было выдержано в белом и голубом тонах, а панорамные окна позволяли естественному освещению создавать благоприятную атмосферу для пациентов. - Добрый день, мы приехали на заселение, - мой отец постукивал пальцами по стойке ресепшна, - нам сказали приехать к часу. - Здравствуйте, ваше имя? – симпатичная женщина лет тридцати игриво улыбнулась моему отцу и тут же перевела взгляд на монитор компьютера. Но-но, дамочка, я все видела! Советую держаться подальше, он занятой мужчина. Прекрасный, но занятой. - Пол Райнхарт, - он протянул ей удостоверение личности, - в центр ложится моя дочь. Лили Райнхарт. Я звонил и уточнял вчера, сегодня мы должны заселиться. - Да-да, вижу вас, одну секунду, - она махнула рукой какой-то женщине в белом халате: - Беа, проведи пожалуйста Лили и мистера Райнхарт на шестой этаж, в центр экспериментального лечения. В 612-ую. - Да, конечно. Прошу за мной.       Жестом она указала нам следовать за ней. Мы шли по длинному белому холлу, как я заметила стенд с объявлениями и кружками, в которые можно ходить прямо при центре. Мне очень нравилось, что больницы предлагают такие программы, ибо когда находишься здесь неделями, кружки – единственное, что перестает делать твою жизнь такой однообразно-бессмысленной. Надо будет обязательно спуститься сюда после заселения и найти для себя что-то подходящее.       К моему удивлению, даже лифты были здесь не такими как в Сан-Франциско: железные, с металлическими дверями они могли вместить, как мне казалось, человек 40 одним разом, настолько просторной казалась кабина. Кнопки лифта были на пол ладони – не промахнешься. Также в лифте был автомат с салфетками, зеркало и кондиционер. С ума сойти можно.       Оказавшись на шестом этаже мое настроение резко ухудшилось, ибо до меня, наконец, дошло, что именно здесь я проведу ближайшие несколько месяцев в жизни: за панорамными окнами с видом на прекрасный Нью-Йорк, которые вскоре перестанут меня радовать, за небольшими уютными столиками на первом этаже, где находиться вскоре будет совершенно невыносимо, и в палате номер 612, которая за несколько месяцев станет мне новым домом. - Ты чего, дорогая? – папа всегда чувствовал, когда мне становилось плохо, - все будет в порядке. Тебе здесь понравится.       Комната действительно пришлась мне по вкусу, она была светлой и просторной, как и все комнаты в больницах такого типа. Поскольку пациенты задерживались здесь надолго, то им предлагались такие условия, которые делали проживание наиболее комфортным и походящим на домашнее. Со вторым пунктом, конечно, были проблемы, но что по первому – то здесь все оказалось на уровне. У меня была собственная комната, письменный стол, шкаф, тумбочка и даже своя ванная. Мне нравился простор и отстраненность от других людей, потому что в последнее время мне особенно часто хотелось побыть одной. - Это ваш идентификационный номер и карточка для входа в палату. Вам нужно вставить ее в проем возле дверной ручки и … - Я знаю, спасибо, - дружелюбно улыбнулась женщине я, - в Сан-Франциско такие же карточки, я к ним давно привыкла.       Она с сожалением улыбнулась мне. В ее глазах так и читалась жалость: «бедная девочка. Еще совсем юная, а уже обречена. Как же ей не повезло». К сожалению, или к счастью, такие взгляды уже давно не вызывали у меня никаких эмоций, поэтому я просто улыбнулась ей, взяла карточку и засунула в задний карман джинсов. Главное не потерять, как это однажды случилось в Сан-Франциско.       Папа поставил чемодан с вещами недалеко от кровати и осмотрелся: мне показалось, что ему все нравится. Светло, просторно, комфортно – ничего лишнего, все как он любит. Жаль только, что я уже через неделю успею возненавидеть каждую деталь этой прекрасной комнаты. - Стейс, я чуть не опоздал, надеюсь ты… - дверь в палату с грохотом открылась и в нее ворвался немного странный парень в наполовину расстегнутой рубашке. Он резко затормозил на пороге и, судорожно оглядываясь, усмехнулся: - Пардон, ошибочка вышла. Здравствуйте. Беа, ее разве поселили не здесь? - В 613. И прекрати врываться всюду без стука, Коул. Выйди пожалуйста. - Конечно. Прошу прощения, - пропел последнюю строчку парень и, быстро окинув меня взглядом, покинул палату.       Бешеный трафик, железные лифты, одиночные палаты и врывающиеся средь бела дня парни – Нью-Йорк, ты начинаешь становиться весьма, весьма интересным.