В двух словах

Белль не винила себя — уже нет, или еще нет, она так и не определилась. Быть может, самые страшные, исполненные тоски и безысходности дни уже позади — она пережила их и не позволила им отравить себя. Или же ей так только кажется, и все еще впереди — и тоска, и чувство вины: настоящее, осмысленное, мучительно-острое… В любом случае, Джеймсу уже все равно. Он все равно, что мертвый — ссохшееся жуткое создание с навеки сомкнутыми губами и веками, с дыхательной трубкой, воткнутой чужой безжалостной рукой ему прямо в горло… И днем, и ночью пищат мониторы вокруг его постели — даже маме нужно иногда есть и спать, а медицинское оборудование не устает никогда, выполняя свою работу. — Вот увидишь, он поправится, — шепчет мама бесцветно, она вс еще искренне верит в это, просто сил на эмоции у нее нет. Белль в чудеса не верит, скукоженная мумия под пледом — это не ее брат, смотреть на то, что мама упорно зовет «Джимми», неприятно. Она и не смотрит почти — давно уже избегает навещать то, что осталось от ее брата-близнеца, предпочитая уделять все свое время младшей сестренке, ведь у мамы время находится только для призраков прошлого, увы. А потом Джеймс вдруг открывает глаза. А потом Джеймс внезапно в самом деле идет на поправку, и Белль все это кажется таким нереальным, таким странным и отчего-то страшным… «Я тебя прощаю», — пишет ей Джеймс с помощью компьютера, и стоящая рядом мама счастливо и придушенно вздыхает: ее мальчик такой благородный! А Белль, глядя в такие осмысленные, но такие чужие глаза того, кто должен бы быть ее братом, с ужасом понимает, что чуда так и не произошло. Это не Джеймс — тот ведь, на самом деле, никогда бы ее не стал ни в чем винить. — Ты меня боишься, да, Белль? — в ее снах Джеймс все такой же, как раньше — полный сил и энергии, совсем не похожий на ту сломанную куклу, что два года лежит в постели без движения. Только в ее снах у этого Джеймса с настоящим из общего — ничего, кроме внешности. Глаза — злые, холодные, страшные — смотрят с маниакальным интересом. — Ты не мой брат, — презрительно выдыхает Белль. — Но я мог бы им стать, — примирительно улыбается ей тот, кто теперь занял место Джеймса. — Если бы ты только не упрямилась и позволила мне все устроить, мы бы снова были вместе. Белль все равно не может помешать ему — однажды, когда она просыпается, ее мама уже мертва, а Джеймс идет за ней с оружием в руках. Джульет испуганно жмется к старшей сестре и умоляюще шепчет: — Пожалуйста, Белль… Ты же спасешь меня? Белль хотела бы, правда, да только дом давно уже сожрал их всех — еще в то самое мгновение, когда они взошли на его крыльцо.