Шерлок Холмс: Начало

Если вы это читаете, то вам, наверное, нравится Шерлок Холмс. Может и нет, по правде сказать, он мало у кого вызывает теплые чувства. Может, он ваш враг (их у него предостаточно) и вы пытаетесь найти пробоину в мощном, можно сказать, "титаническом" судне его разума. Если так, то вам крупно повезло. Ведь "Титаник" сам собой уже давно идет ко дну. К сожалению, даже Шерлок с каждым днем все яснее это осознает. Каждый раз, нажимая выключатель над прикроватной тумбой, его веки, не поспевающие за гаснущим светом, спешат закрыться, отгородиться от мира с его сомнительными причудами и неудобной необходимостью непременно мыслить и мыслить четко, здраво, по всем канонам благопристойности. Поэтому он стремглав ныряет, зарывается в податливую пустоту, подминая ее под себя, пуская по венам и медленно захлебываясь в ней. Раньше это было так сложно. Когда она только-только умерла, все было невыносимо громким. Он бы и рад щелкнуть выключателем, который отрубает все чувства, но как и где его найти? И, что куда важнее, если захочется все вернуть назад, сумеет ли Шерлок отыскать его снова, в кромешной тьме? Ответ: нет, не сумеет. С тех пор, он будто разучился показывать эмоции, заботиться, прощать. Ее он тоже не простил, за то, что умерла. И себя не простил, за то, что не сумел все это остановить, хоть и не имел возможности, за то, что несмотря на извечный запрет думать о ней, вспоминать ее, даже имя вслух произносить, никогда с этим не справлялся. Это как с героином. Принимаешь его, и дрожь кайфа рассыпается по телу. После оглушительного взрыва эйфории ты ненавидишь свою зависимость, ненавидишь свою беспомощность в борьбе с ней, гнешь иглы шприцов, швыряешь их в мусорное ведро, но чуть погодя, тебя настигает ломка, и ты со слезами самоуничижительного негодования ползаешь по ванной, выпрямляешь иглы, коря себя за безумное расточительство. А если не получается раздобыть героина, если ее злобное личико никак не хочет идти на ум, ты валяешься в ногах барыги, вымаливая, хоть щепотку кокса, хоть одну голосовую галлюцинацию. Наркота всегда прельщала его больше, чем секс. Сейчас кто-то кличет его девственником, кто-то новомодным словом "ассексуал", однако сути это не меняет. Будь вы девушкой или парнем, да хоть трансвеститом или визглявой собачонкой (он не терпит дискриминации) переспать с Шерлоком вам не удастся. Нет у него никаких наклонностей. И фетишей тоже нет. Честно говоря, никогда не было. За пару лет в Кэмбридже он многое попробовал и, прежде чем вылететь оттуда, твердо для себя решил, что секс - штука скучная и неоправданно утомительная. Когда они впервые переспали (сколько он ради этого старался!), Шерлок понял, что никогда не знал, что такое "настоящий секс". С ней всё всегда было ярко, ново и как-то по-настоящему. Так что теперь, помимо того, что ему не хотелось, Шерлок свято верил в иллюзию, что как только переспит с кем-нибудь, последняя ее часть испарится. Поэтому вот уже два с половиной года никогошеньки у него не было. Не только в физическом, но и в эмоциональном плане. Он стал озлобленным, жестоким, отстраненным, таким, каким она мечтала его видеть. Метая сарказмом и притворным непониманием, игнорируя эмоции, используя чувства, он добился благоговейной ненависти со стороны практически всех, кого знал. Немногие смутно догадывались, что так было не всегда, не без иронии признавая, что в противном случае до стукнувших ему двадцати пяти лет он бы не дожил, но мало кто решался высказать подобное предположение вслух, обоснованно опасаясь, что его поднимут насмех. Только Молли и Джон задумывались об этом всерьёз. Оно и понятно: один с ним живет и терпит это на ежедневной основе, а вторая влюблена и стремиться оправдать грубые поступки своего воображаемого бойфренда. Однажды, отчаявшись получить взаимность, но не утратив нежности, Молли прошептала Джону: "Знаешь, у него, наверное, дыра в груди, и там, где было сердце, только пепел. Может поэтому он так стремится выжечь его другим?". Волею случая она оказалась права. "Время меняет все". Майкрофт часто изрекал эту фразу с таким видом, будто каждое его слово - золото. Невольно Шерлок начал задумываться над ней и пришел к выводу, что это неправда. Вот действие - другое дело, оно может что-то изменить, а его отсутствие как раз оставляет вещи лежать на привычных местах, нетронутыми. Ирония заключалась в том, что Шерлоку недоставало сил совершить это самое Действие. Ему все казалось, что своими неуклюжими ручищами он опять все испортит, только исправить будет уже некому. От этой мысли хотелось плакать, но Шерлок привык: последние два года он только и делал, что боролся с этим неприкаянным желанием разреветься. Надо отметить, что семья Шерлока ее ненавидела. Матушка, вспоминая, как эта наглая девица относилась к ее сыну при жизни, как пару раз чуть не довела до помешательства, с ужасом взирала на то, что та сотворила с ним после смерти. Шерлушенька всегда был трудным ребенком. Хотя, если говорить откровенно, то "Шерлушенькой" он не был никогда. Для всех знакомых (за неимением друзей) он был Уильямом. "Шерлок", вообще, прибавилось от полоумного деда. До ее появления никто никогда не называл его Шерлоком, но потом сын запретил обращаться к нему иначе. Так вот, Уильям, ее мальчик, был очень умным, даже слишком, но самое печальное, что он совсем не умел это скрывать. Соседские дети измывались над ним всеми возможными способами, кроме интеллектуального, где Уильяма было не переплюнуть. Насилию он подвергался ежечасно и скоро совсем перестал ходить на улицу. Было светлое время, когда Уильям нашел общий язык с Майкрофтом, они обсуждали книги, фильмы, комиксы, играли в шахматы, но, что куда важнее, мать имела возможность следить за психологическим взрослением проблемного чада из уст старшего брата. Майкрофт всегда обожал Уильяма. Наверное, ту любовь, которую он не мог доверить девушкам, он выплескивал на младшего брата. Человека, которому она, прежде всего, нужнее и который никогда его не предаст. Однако счастливые деньки быстро оборвались, и Уильям превратился в замкнутого и очень чувствительного подростка. Его поразительный ум восхищал, а утонченная аристократическая внешность не могла оставить девушек равнодушными. Он с кем-то встречался, даже привел одну милейшую особу домой, но быстро забросил это дело, в порыве откровений обмолвившись брату, что с ними невыносимо скучно. Если прямо смотреть на вещи, то Шерлоку....ой, то есть Уильяму со всеми было скучно, его никто по-настоящему не понимал и не принимал. Люди стремятся уничтожить то, что им непонятно, очерчивают вокруг себя белый круг привеллигерованных "нормальных", а всех за этой чертой предписывается ломать, калечить, лишь бы под любым предлогом втащить в стены круга нормальности. Уильяма втащить не удалось. Его ум процветал и, самостоятелько поступив в Кэмбридж, он поклялся не обращать ни на кого внимание. Проучился он три долгих года на факультете космологии и теории гравитации, посещая приэтом лекции по квантовой механике, только обретающей подобающие формы теории струн и супер-симметрии. Он был гением. Вообще, гений он и сейчас. Но одиночество его доконало. Уильям отчаянно желал друзей и мечтал забыть чувство отчуждения. Он стал наркоманом. Он громко и много пил. Друзей было завались, но работали они совершенно не по схеме, и их присутствие жизнь ничем не облегчало. Разочарование и героин сделали свое черное дело. Уильяма после почти года терпеливого бездействия выкинули из университета. Это его окончательно разбило. У него не было друзей, не было возможности получать знания, не было возможности жить. Когда Уильяму было пять, он всегда разбивал покрые льдом корки лужиц. Ему казалось, что мороз схватил в плен пузырьки воздуха, и тем совсем нечем дышать. Это было до ужаса нечестно, и Уильям вступал в отважный бой с природой, лишь бы освободить утративший свободу непокорный воздух. Теперь он сам был, как пойманный в ледяную ловушку беспокойный газ, но только никто, совсем никто не пытался его вызволить. Они поместили его в нарколечебницу, но и там его изощренный и непобедимый (даже наркоманией) ум исхитрился добывать и даже изредка барыжить наркотиками. Она не знает, какого это - бороться с зависимостью, но регулярные случаи передозировки убеждали ее в невероятной сложности этой задачи. Навещая его, она разрывалась между желанием всыпать ему хорошего тумака и приласкать бедного разбитого олененочка. Мать из нее всегда получалась неважная, поэтому она предпочитала просто не сталкиваться с этим выбором, ограничив посещения до минимума. Майкрофт не мог придерживать той же тактики. Безграничная братская любовь затопляла его рассудок, и каждый раз когда сердце Уильяма грозилось взорваться от неразумной дозы кокаина, Майкрофт сам по чуть-чуть умирал. Это было невыносимо. Видеть как величайший ум столетия гробит себя в наркотиках. Уильям хотел остановиться, правда. Сам факт зависимости от чего-то его возмущал, но героиновая ломка была сильнее любых моральных устоев. Пытка, толкавшая его на метание по пыльным чердакам, на которые он забирался с крысиным проворством настоящего торчка, была омерзительна, попытки откопать вену в посиневшей руке тупой и до смешного огромной иглой для внутримышечных инъекций, были болезненными, а ночная бессонница, приобретавшая шизофренический оттенок, сильно пугала, но все это стоило расслабления и полной гармонии, которую дарил героин. Но потом зависимость отступила. Ха-ха, шутка, конечно, но тлеть в пансионе в выбеленными стенами надоело и надо было что-то предпринять. Постепенно он построил график, в котором стыдливые уколы в туалете умело спрятались в череде посредственных событий. Нужно было выбираться, и Уильям стоически перенес эту миссию. Перебиваясь на антидепрессантах и транквилизаторах, он имел возможность провести день в относительно продуктивной манере. Майкрофт кое-как подправил его медицинскую карту и определил в низкопробный вуз, лишь бы занять братца. До сих пор старший Холмс горько сожалел о своем решении. Потому что там Уильям встретил Николь. Печально, но самая большая наша драма заключается в том, что в начале мы практически всегда знаем, что будет в конце, но нас это не останавливает. Так же было и у Шерлока. Будучи отбросом группы, он проводил дни за последней партой первого ряда, чертя вызубренные в Кэмбридже графики, дабы восстанавливать память и читая Пруста, дабы восстанавливать рассудок. Место было идеальным, к тому же ни один, даже самый безмозглый и укуренный фрик, не посмел подсесть к нему. В аудитории было тридцать столов, чего хватало, соответственно на шесть десятков студентов, однако их количество варьировалось от 28 до 12, в зависимости от наличия в этот день какой-нибудь вечеринки, но, так как отходняк от наркотиков не давал провести день в спокойствии и хоть сколько-нибудь путном удовлетворении от жизни, Уильям Шерлок Скотт Холмс, не имея альтернативы, исправно ходил на пары. Транквилизаторы не давали нормально спать, а антидепрессанты угробили аппетит, так что видок у Шерлока был, мягко говоря, так себе. Бледное, землистого цвета лицо, измождено до неузнаваемости; синие пятна под глазами и скулами выглядели как внушительные фингалы, будто его колотили головой об асфальт за неуместное внимание к чьей-нибудь подружке; розовые яблоки глаз, с проступавшими на них нитями сосудов, слегка сглаживали резкость голубизны радужки и расширенность зрачков; четырехдневная щетина и спутанные кудрявые патлы почти до плеч делали его похожим на бездомного, только что вылезшего из-под моста. На пары он обычно являлся в яркой футболке с какой-нибудь вульгарной надписью типа: "Усыки, пропуск в трусики", компенсируя этим внутреннюю потребность в общении с окружающими; на нем болтались штаны, цвета хаки, а такого же, только чуть потемнее, цвета куртка громоздилась на костлявых, но все еще широких плечах, в ее карманы он запихивал все: жвачку, наркоту, смятые графики и расчеты, бесконечную череду носовых платков и, он на сто процентов уверен в этом, если покопаться, там можно найти утерянную месяц назад, надкусанную слойку. Одногруппникам он внушал некую смесь отвращения, ужаса, что испытывают здоровые люди, находясь в комнате с чумной обезьяной, и снисходительного презрения к убогому. Преподаватели расслаивались спектром различных чувств от: "Бог мой, да он же загубленный гений!" (профессор высшей математики), до: "Прибить что ли битой для бейсбола этого фрика в подсобке, чтоб не мучался?" (преподаватель физ-ры - на кой хрен, вообще, нужна физра в универе?!). Так и текла жизнь Шерлока - размеренно и унизительно, вполне обычно для двадцатилетнего отпрыска довольно богатой фамилии, не разглашающего этого направо и налево и выбравшего спокойную и одинокую жизнь слизняка на виноградной лозе. Странно, в детстве он ненавидел слизняков. Их мягкие серые тела, источающие слизь и характерный запах, пугали и вызывали рвоту. Оказывается, это не так уж и плохо, как думалось Шерлоку лет этак в семь. - Мама, разве ему не противно быть таким....- маленький Уильям замялся, не уверенный, какое слово лучше подобрать, - ну,...противным. - Зато его никто не трогает, - мать вымученно погладила ребенка по голове, бессмысленные вопросы утомили ее в этот жаркий летний день. - Разве это хорошо? - Но ведь и не плохо, - вальяжно улыбнулась мама. "Действительно, это не так уж и плохо", - в очередной и, вероятно, не в последний раз уговаривал себя Шерлок. В такие паршивые дни, как сегодня, страстно хотелось закинуться, хоть он и обещал себе этого не делать. Раздумывая над необходимостью принять чуток транквилизаторов, он поднял руки, словно чаши весов, и представил на одной из них россыпь желтых таблеток, а другую оставив пустой. В момент принятия этого, очевидно, судьбоносного решения, он услышал скрип двери и глухой цокот каблуков по старым половицам. "Еще одна кобыла", - подумал Шерлок, стараясь не отвлекаться, наверняка зная, что обоснованных причин для этого нет. Красивая она, или уродина - все равно, плевать на наличие мозга в напудренной черепной коробке, он все равно ничего не почувствует. Это нормальное для него состояние, поэтому все чаще Шерлок обращался к мысли, что, возможно, он психопат, на чисто физиологическом уровне неспособный испытывать эмоции. Когда вокруг полно народа (что случается нечасто), он притворяется нормальным, но на самом деле глубоко внутри пусто, и этого не скрыть. "Это не так уж плохо", - раз за разом повторял он. Шерлок прекрасно понимал, что сломан, но ему плевать. Для него это - норма. Он поднял воспаленные глаза на девушку в облегающем, но очень строгом, черном платье, и в нем ничего не шелохнулось. Ее лицо было до безобразия красивым и имело лишь один, но весьма крупный, недостаток - отсутствие изъянов. Картонное личико совершенно ничего не выражало и этим уверило Шерлока в отсутствии чего-либо занимательного в его обладателе. Он снова предался разрешению стоявшей перед ним дилеммой.