Love, sex and magic

Когда Джейсон возникает на ее подоконнике, Затанна даже не удивляется. Хотя возможно это было не не так уж умно — позволить ему нарушать границы ее дома без приглашения. — Неделя прошла, детка. — смеется он, сидя на подоконнике. — Теперь ты снова хочешь меня видеть. За окнами ее дома уже давно наступила ночь, но она отлично видит подживший синяк на его скуле, чувствует запах пороха и оружейной смазки от его куртки. — Прошла ли? — сидя за туалетным столиком, приподнимает она бровь. — До полуночи еще час. Одним ловким движением Джейсон Тодд переваливается через подоконник, не закрывая окна. Жесткие ладони по-хозяйски ложатся на ее едва прикрытые тонким халатиком плечи. — Твой дом — как ты: разве мог бы я быть в тебе, если бы ты не хотела. Затанна усмехается и молчит. Ни да, ни нет — понимай как хочешь. — Ладно, детка, я был не во всем прав. — с неохотой признает он, жадно зарываясь лицом в ее темные волосы. — Теперь ты довольна? Иногда Джейсон Тодд напоминает ей безжалостную, разрушительную стихию вроде цунами: снесет и сломает, не заметив, все хлипкое и податливое. Ей тоже приходится быть жесткой и неуступчивой, иначе он просто сомнет ее. Или попытается. Когда его коса в первый раз нашла на ее камень, она сказала не показываться на глаза две недели, и ему пришлось горько пожалеть, нарушив ее слово. Потом Джейсон не появлялся месяц — в очередной раз устроил в городе горячее время, развлекался как хотел и как мог. На первый раз Затанна простила. Второго — не будет. Нет, никому она больше не позволит больше себя ранить. Даже если любит — а она любит, даже если сказала что не хочет его видеть. — Ты едва не трахнул меня прямо в поместье Уэйнов, перед семейным ужином, чуть ли не у всех на глазах. — резко поднимается она из-за туалетного столика, сбрасывая его руки со своих плеч. —  Господи, Джей, иногда мне кажется, что ты готов был сделать это прямо на обеденном столе — только бы Дик это видел. Его улыбка становится похожей на злой оскал. — Иногда мне кажется, что тебе не кажется. — прямо в тяжелых, грязных ботинках устраивается он поперек кресла. — Возможно, мне бы даже понравилось. На мгновение Затанна прикрывает глаза и отсчитывает до пяти, чтоб не взорваться от злости. Кажется, сколько бы времени не прошло, эта ревность — мучительная и жгучая, как на свежие раны соль, никогда не оставит его в покое. С Диком Грейсоном они живут в одном городе, дышат одним воздухом — по мнению Джейсона Тодда этого достаточно, чтобы с ядовитой радостью швырнуть ее бывшему любовнику и его брату в лицо самое нежное, самое личное, что только у них есть. После ужина в поместье Уэйнов, когда неловкость была такой же густой как суп-пюре Альфреда, и каждый все прекрасно понимал и деликатно молчал, а ей отчаянно хотелось провалиться сквозь пол палисандрового паркета, осознание этого все еще ее злит. Но есть в его глазах нечто такое — ранимое, болезненно уязвимое и уязвленное, что все еще не позволяет ей сдаться и послать его к черту. — Ты правда хочешь именно этого, Джей? — тихо спрашивает Затанна. — А ты понимаешь вообще, чего хочешь? С нарочитым вызовом он ухмыляется и кивает. Поцелуй стирает с его губ эту паскудную ухмылку, и на мгновение он теряется, не ожидая от нее такой уступчивости. Но ненадолго — вскоре его теплые руки уже уверенно стягивают с нее халатик. Иногда он пытается быть жестким и напористым — но толком не может быть с ней даже по-настоящему грубым. Целует бережно, зарываясь пальцами в ее длинные волосы, замечает даже, когда пряжки оружейной перевязи больно вдавливаются ей в живот. Кто бы поверил, каким нежным он только может быть — если с ней. Именно эта нежность его, по-мальчишески тщательно скрытая, спрятанная, все еще не дает Затанне поставить последнюю точку. Парой заклинаний она избавляет его от кожанки и путанных ремней оружейной перевязи. Футболку снимает сама, медленно ведет ладонями по теплому, твердому животу и груди, задевая многочисленные шрамы. Скулы у него каменеют от лишнего напоминания о них. Хотя ей принять его шрамы куда проще, чем ядовитый норов. — Выключи свет. — морщится Джейсон, приподнимаясь, но Затанна лишь качает головой и слегка подталкивает его в грудь, вынуждая опуститься обратно на кресло. — Нет, Джей. Мягко, но властно она касается его влажных губ, обрывая возражения — сначала кончиком пальца, обводя контур, а уже после губами, словно оставляет невидимую печать и опускается на колени между его ног. Горло у него дергается, когда она легко касается губами там, где быстро-быстро колотится сердце и поцелуй за поцелуем опускается ниже. — Иртомс. — произносит она, расстегивая массивную пряжку его ремня и молнию. И теперь, даже крепко зажмурив глаза, он увидит все, словно в зеркале. Словно со стороны. Ему придется смотреть, хочет он этого или нет. Для начала она осторожно касается языком других его шрамов — от пули снизу под ребром и рваного ножевого на бедре. На еще пахнущей гелем для душа коже остается влажный след, и широкие ладони его сильнее сжимают резные подлокотники кресла. Когда она в первый раз проводит ладонью по каменно-твердому члену, Джей выдыхает сквозь приоткрытые, обветренные губы, тихо и сдавленно. Со всеми своими шрамами он сейчас выглядит таким мальчишкой, что на мгновение можно забыть сколько на нем уже крови — и еще сколько будет. На самом деле сегодня ей тоже хочется видеть все, поэтому медленно вбирая его в рот и начиная двигаться, Затанна не закрывает глаза. Как белеют пальцы с набитыми костяшками на подлокотниках кресла, как искусанные губы становятся влажными и яркими, а плотно сжатые веки дрожат, отбрасывая длинную тень от ресниц — ей нравится каждая мелочь. На самом деле у него правда ресницы по-девчачьи длинные-длинные и со всеми этими шрамами он все равно красивый. Возможно, Затанна даже скажет ему об этом — если, конечно, не забудет потом. А сейчас Джей тихо стонет, послушно подаваясь бедрами ей навстречу и забывает дышать, когда она насаживается до упора и неспеша скользит языком по твердой плоти во рту, наслаждаясь ощущением его дрожи под пальцами. — Хватит. Ну пожалуйста, хватит. — хрипло бормочет Джейсон, забывая привычно добавить в речь нецензурщины. — Хочу к тебе… в тебя. Я же без тебя просто с ума схожу. Да и с тобой тоже. Так беспомощно он пытается поймать в мыслях смысл и суть, так раскрыто к ней тянется, что Затанна, облизнув припухшие губы, устраивается сверху. Обхватив ладонями тонкую талию, Джейсон целует ее так глубоко и так долго, словно всю душу пытается вытянуть. Господи, даже трахаясь, он умудряется бессвязно шептать ей на ухо что любит-любит-любит — куда только вечная ядовитость девается. И когда он вздрагивает в последний раз и выдыхает длинно и тяжело, Затанна, прежде чем уйти в душ с внезапной нежностью трется носом об его гладковыбритую щеку. — И я тебя люблю, Джей. А вернувшись, невозмутимо интересуется: — Точно все еще хочешь, чтобы кто-то другой смотрел? — присаживается она на край кровати. Ей даже не приходится напоминать, что под этим «кто-то» им изначально подразумевался многострадальный Дик Грейсон. Джейсон, успевший переместиться в ее постель, взвивается тут же. — Ни за что. — яростно мотает он разлохмаченной головой. — Это я, блядь, такое говорил? Когда я говорил? Я вообще просто пошутил. По-мудацки… — неохотно признается он, наконец. С улыбкой Затанна поправлет сползающее полотенце на груди. — По-мудацки. Господи, да у Дика уже сменилось пять или шесть подружек с тех пор, а ты все не успокоишься. — Он меняет их как перчатки, толком не помнит лиц. — бурчит Джейсон, переворачиваясь на живот, — Мне не нравится, как он на тебя иногда смотрит. — Только что ты сам хотел, чтобы он смотрел… — тихо смеется она, рисуя кончиками пальцев на его широкой спине невидимые, замысловатые узоры. Кожа покрывается мурашками, и Джейсон невольно жмурится, вцепляясь пальцами в еще не измятую простынь. — Я скорее себя за задницу укушу, чем дам кому-то увидеть, во что ты каждый раз меня превращаешь. Как ты вообще это делаешь со мной, женщина? — утыкается он на мгновение лицом в подушку. — Я же, блядь, Красный Колпак, гроза преступного мира. Пытаясь напомнить себе об этом, он ловит ее за запястье и подминает под себя. Пользуется преимуществом грубой силы — но вместо сопротивления она лишь податливо плавится под горячей тяжестью его тела. Эта несговорчивая, жестокая сила притягивает ее — и пугает отчасти. Иногда кажется — Джейсон бы с радостью надел бы на ее шею ошейник, вырезал на тонкой коже клеймо, если б только она позволила. Быть может, ему даже нужно это, чтобы успокоить, наконец, мятежную и обожженую душу. — Просто я чуточку ведьма.- насмешливо прищуривает Затанна один глаз, глядя как он без усилий прижимает ее руки к постели. — А ты — мой. Вопреки ее полушутливому тону Джей едва заметно вздрагивает. Его темные брови сходятся на переносице, он долго молчит, не сводя с нее напряженного, острого взгляда. Иногда скрытая эта хрупкость его пугает ее — но притягивает все же больше. Мягко и невесомо Затанна целует его в приоткрытые губы, и болезненная хватка на ее запястьях понемногу слабеет. — Твой. — наконец, говорит он тихо и сам опускает голову в признании большем, чем любая клятва, большем чем обещание. Чтоб утвердить это ни ошейник, ни клетки и клейма ей не нужны. И наверное так — правильно.