Лето на троих

М.Г. …Я выскочила из машины, вдыхая свежий лесной воздух и вдруг замерла: перед нами был только лес. Я обернулась и увидела ребят, улыбавшихся во весь рот. Вин вытащила из машины вещи и повела нас за собой, прямо в самую гущу леса.Миллард остался сидеть за рулём, и как только ветви за нами сомкнулись, я услышала постепенно затихающее рычание двигателя. Бронвин, заметив мои поднятые брови, поспешила объяснить: — Он поехал к дому обходным путём, ведь ему не пробраться сквозь эти заросли. Минут через пятнадцать упорной ходьбы мы оказались на берегу моря. Примерно в ста метрах от нас возвышался высокий трёхэтажный дом. Гораций указал на него рукой: — Это наш дом. Пойдём скорее, нас ждут! *** …В доме нас действительно ждали. Как только мы вошли, нас сразу окружили дети самого разного возраста. Я старалась запомнить все имена и лица сразу, но у меня ничего не вышло. Вин помогла мне поднять сумки на третий этаж — моя комната находилась в самом конце коридора. Она оказалась довольно уютной: стены обшиты деревянными панелями, на окне — гардины с цветочным узором, вся мебель: кровать, стол со стулом, тумбочка и шкаф — тоже из дерева. Вокруг дома рос несколько несвойственный для южной Флориды хвойный лес, и смолистый запах сосен и елей смешивался с запахом прибоя, бющегося о песок. Я принялась за распаковку вещей. Покончив с этим занятием, я спустилась вниз. Там уже велись приготовления к ужину: звенели тарелки и чашки, шипели кастрюльки, пыхтел чайник. Через полчаса мы все сидели за столом и ребята наперебой рассказывали мне о своих приключениях. Признаюсь, часть этих повествований я пропустила мимо ушей, зато меня очень заинтересовали странности детей, и они решили устроить после ужина небольшое представление. Это зрелище меня действительно потрясло: я несколько раз кусала себя за палец, чтобы убедиться в том, что я не сплю. В импровизированном спектакле не принимали участия только двое: Гораций, который заявил, что плохо себя чувствует и поднялся наверх сразу после ужина, и Джейкоб — высокий молодой человек лет шестнадцати: он объяснил, что для наглядной демонстрации его способностей потребуется пустота — монстр, которых теперь уже почти не осталось на свете. По окончании представления мы вернулись в столовую — пить чай. Наконец, когда часы на каминной доске стали бить полночь, а младшие дети давно были отправлены спать, я пожелала всем спокойной ночи и поднялась к себе. Уже закрывая дверь, я услышала в соседней комнате скрежет, лязг металла и бульканье. Это показалось мне странным, но я тут же постаралась выкинуть это из головы… ***

Неделю спустя.

Г.С. …День был ясным и свежим, поэтому ребята пошли к морю — купаться. Я остался дома, сославшись на головную боль. На самом деле, плавать мне не хотелось, а сидеть на берегу и слушать, как Енох в очередной раз издевается над моей одеждой — то ещё удовольствие. Так что я проводил всех взглядом и направился в гостинную — поиграть на рояле и успокоить нервы, сильно пострадавшие за последнюю неделю от шуточек О’Коннора. Я откинул крышку и пробежался пальцами по клавишам, раздумывая, что бы сыграть, как вдруг услышал высокий мелодичный голос: — А ты не мог бы сыграть одну песню? Я очень люблю её петь, но в нашей семье никто не умеет играть на фортепиано. Я — только на гитаре. Обернувшись, я увидел Милену, стоявшую у меня за спиной. В руках она сжимала несколько листов с нотами. — Ну, я могу попробовать, но за результат не поручусь, — этих слов оказалось достаточно, чтобы девочка просияла и дала мне ноты. Первые несколько тактов я разбирал чуть ли не по ноте, но потом мелодия стала повторяться и дело пошло на лад. Уже через 10 минут по дому разносились громкие, звучные аккорды, которые причудливо переплетались с красивым голосом Милены. Она пела очень красиво, правда, на незнакомом мне языке. Когда стихли последние такты, я задал девочке вопрос, не дававший мне покоя всю песню: — Что это за язык? Ну, тот, на котором ты поёшь? — Это? Русский. Тебе не понравилось? — Нет, наоборот, в этом-то и дело! А как будет звучать эта песня по-английски? — Я постараюсь перевести, хотя и не уверена, что смогу сделать это красиво. Я снова заиграл, а девочка запела, на этот раз на моём родном языке: — Здесь быть не может робких и слабых, А сильные наперечёт. Борется, вьётся в дорожных ухабах Маленький грузовичок. Словно по кругу, привычная гонка. Так бесконечна война. Сидит за баранкой машины девчонка. Только не знает она, Что будет месяц май, И будет путь домой. И на крылечке мать Вот-вот сплеснёт рукой. И защемит в груди, И в горле встанет ком. Радость в глазах, слезит: Здравствуй, ну здравствуй дом! Знаки дорожные улиц упруженных: Тверь-Кишенев-Бухарест. А над калиною кружится-кружится. Чёрный дюралевый крест. Под этим крестом, как под тем кругом ада, Теряя друзей и подруг, Ходила и ездила, не за наградами, А чтоб разорвать этот круг. И чтоб был месяц май, И чтоб был путь домой. И на крылечке мать Вот-вот сплеснёт рукой. И защемит в груди, И в горле встанет ком, Радость в глазах слезит: Здравствуй, ну здравствуй дом! Победа, салют, осветлённые лица! И к этой победе смогла ты пробиться, Девчонка… И будет месяц май, И будет путь домой. И на крылечке мать Вот-вот сплеснёт рукой. И защемит в груди, И в горле встанет ком, Радость в глазах слезит: Здравствуй, ну здравствуй дом!.. Слова были такими простыми, но в то же время такими ёмкими, такими верными и главное — близкими мне. Никто из моих теперешних сверстников не видел этой войны. Им не было до неё никакого дела, она была от них бесконечно далека. Но для меня война кончилась только полтора года назад, и эта песня, что называется, «взяла меня за душу». Я поймал себя на том, что всхлипываю, уткнувшись носом в крышку рояля. Моя реакция явно удивила и напугала Милену, которая тут же бросилась ко мне: — Ты в порядке?! Я что-то не так сказала? — Нет-нет, ничего, всё нормально, — пугать девочку мне совершенно не хотелось. Но мои слова её определённо не успокоили: — Ну я ведь вижу: что-то случилось. Попробуй рассказать об этом — станет полегче. По себе знаю. — Ты так думаешь? — она кивнула. — Ладно. Я попробую… Милена была права: мне нужно было поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Где-то в глубине души я и сам это осознавал, но боялся, что окружающие меня люди этого не поймут. Вечное давление, насмешки, презрение и унижения сделали своё дело — я превратился в «типичного социопата», по словам Милены. Но тогда, сидя рядом с ней в гостинной и рассказывая о своих проблемах (проще говоря, по полной программе жалуясь на жизнь), я почувствовал облегчение: рядом со мной сидит девочка, слушает меня, и мой рассказ ей не безразличен. Более того, она мне СОЧУВСТВУЕТ. Буквально за десять минут своего монолога, я снова стал ощущать себя живым человеком… *** М.Г. …Прежде мне не приходилось выступать в роли психолога — пару раз давала советы подругам или брату, но не более того. И когда я увидела, что Гораций вот-вот разрыдается, я брякнула первое, что пришло мне в голову: — Ну я ведь вижу: что-то случилось. Попробуй рассказать об этом — станет полегче. По себе знаю. Юноша вздохнул, как бы собираясь с мыслями и начал говорить. Я слушала, а передо мной постепенно раскрывался характер рассказчика — человека, с которым я за эту неделю практически не пересекалась. Я прекрасно его понимала: не обладающий физической силой или отвагой, Гораций тем не менее хотел быть полезным. Но делу мешали его врождённые осмотрительность и осторожность, воспринимаемые остальными как трусость. Кроме того, постоянные нападения со стороны Еноха заставляли молодого человека уходить в себя и сводить контакт с окружающей средой до минимума. Но я чувствовала, что в этом юноше есть много хорошего: симпатичный, воспитанный, интересный как собеседник, с хорошим чувством стиля и такта, он с первых минут разговора расположил меня к себе. Кончив рассказ о своих проблемах, Гораций повёл диалог в другое русло: стал расспрашивать меня о моей жизни и моём таланте. К сожалению, на второй вопрос я не смогла дать определённого ответа, ведь я понятия не имела, каков мой талант. В этот момент юноша наклонился к моему уху и прошептал: — Знаешь, я уверен, твой дар — нечто удивительное! Знаешь, почему? Мне приснился сон и я это чувствую. Тут же раздался негромкий щелчок и в раскрытом окне появилась голова О’Коннора. — Как, я спугнул двух голубков? Но вы выглядели прелестно — вот-вот поцелуетесь! Было бы просто преступлением не запечатлеть этот момент! В руках Енох сжимал фотоаппарат — точно такую же я видела пару дней назад у Эммы. Это заставило меня подозревать парнишку не только в подглядывании, но и в воровстве. Камера выплюнула полароидный снимок и «стукач» потряс им, нагло улыбаясь: — Когда мисс С. увидит это фото, тебе, дорогой мой провидец, явно не поздоровится, — я видела, как к щекам юноши приливает краска, а руки сжимаются сами собой. — ну, а что она подумает? Что ты разващаешь девочку, воспользовавшись отсутствием остальных! Для Горация эти слова стали последней каплей. Он вскочил и заорал: — Енох, убирайся отсюда НЕМЕДЛЕННО! Парень, определённо не ожидавший крика, выронил фотографию и исчез. Я подняла снимок. Ракурс был взят очень удачно: казалось, мы и в правду собрались целоваться. Некоторое время мы просто молча разглядывали фото. Наконец Гораций заговорил, звуча непривычно робко: — А… эмм… Милена, завтра обещают погоду попрохладнее и я подумал… Может, сходим погулять? Я вдруг почувствовала себя жутко глупо и смогла только кивнуть, неловко улыбаясь. Неловко не от того, что мне на самом деле не хотелось, а потому, что меня впервые в жизни мальчик звал погулять. Увидев мою реакцию, юноша улыбнулся и явно воспрянул духом: — Великолепно! Тогда я жду тебя в пять часов у дальнего конца оранжереи…