Rap Gods

      Миша любил Крида не за фарфоровую, будто отфотошопленную даже в реальной жизни кожу, не за идеальные женские брови и не за эротично-томный прищур. Он любил Крида за то, что тот был искренний и глупый.       Нравились ему такие, ничего не мог с собой поделать. По-хорошему искренних и глупых взрослых людей было очень мало, как правило, они по наивности впускали в свою жизнь некоторое дерьмо, потом обжигались и замыкались в себе, с каждым разом все больше и больше, пока не становились просто глупыми. Но Егорка был еще молодым парнем, поэтому не успел окончательно зачерстветь, а может, просто Миша запрыгнул в последнюю не покрывшуюся льдом безразличия полынью этого озера. Ну и утону-у-ул в глубине его бездонных синих гла-а-а-аз, – вот это все.       Эх, а лучше, пожалуй, будет начать эту историю сначала.       Место действия: пафосный питерский клуб для элитки. А в нем – Миша, который вообще не втыкает, как здесь оказался. Ну, то есть его позвал Слава, – его и еще Андрея с Ваней. Слава употребил слова “перфоманс” и “эксперимент”, но Миша так толком и не уяснил для себя суть. Вроде как их общей задачей на сегодня было выяснить, как много денег они смогут спустить внихуя. Миша же просто радовался тому факту, что не надо платить за бухло. И еще немного стеснялся чересчур светского окружения. “Здесь тусуются Шнур, Козловский, Цекало, Дзюба, Беглов, Бред Питт, архангел Гавриил и Господь Бог” – кароч, чуваки с рейтингом крутости в 101 процент и выше. И он, Мишка Джигли, бухает на деньги своего другана, заработанные на какой-то рекламе онлайн-казино, пытаясь сделать вид, что он здесь не помойный кот среди породистых шотландских вислоухих.       Сначала все, конечно, напрягает. Особенно, блядь, цены – он на это число нулей месяц живет, а тут так рюмашка стоит. Слишком сложно делать вид, что ты не охуеваешь, перед официантом, который и без того-то смотрит недоуменно-презрительно, мол, “да что ты вообще здесь забыл, парень?”. Ему бы самому знать. Он ведь даже не может выговорить название позиции из меню и просто тыкает, притворяясь глухо-немо-умственно-отсталым. Слава смотрит ему через плечо и строго цыкает. — Не, не пойдет, Мих, бери дороже. Ты нам всю статистику испортишь.       Миша поворачивается к нему и говорит тихо-тихо, почти не открывая губ, как чревовещатель, лишь бы официант не услыхал. — Я не могу еще дороже, это же уже просто пиздец, они мне золото, что ли, принесут жидкое?! Такие бабки... Давай лучше бездомным животным пожертвуем? — Им я и так пожертвую, Тереза Калькуттская, — шикает Слава. — А ты бери подороже и не порть лабораторный опыт, заебал.       Миша вздыхает и перемещает палец ниже. Сглатывает нервно. Святые ёжики, да из какой бриллиантовой жопы единорога они берут настолько дорогое пойло? На вкус должно быть не хуже амброзии, если “цена-качество” находятся хотя бы в приемлемом соотношении. А впрочем, ему ли судить о вкусовых качествах бурбонов вековой выдержки и шампанского с кусочками платины? Он Гараж с водкой мешает – и норм.       Так вот, сначала все напрягает, но потом он пьет, пьет и еще немного пьет, дорогой алкоголь, кстати, заходит прекрасно, и тогда мир вокруг немного преображается в лучшую сторону. Спизженная из Эрмитажа люстра над столиком уже не кажется примером цыганско-безвкусной роскоши, а начинает даже как-то приятно блестеть и переливаться радужными зайчиками. Музыка перестает быть блевотно-попсовой и бьющей по мозгам, а становится, ну, приемлемой и вполне подходящей для редких подрыгиваний. Люди, танцующие на первом этаже клуба, на которых Миша смотрит из-за прозрачной перегородки, как будто и не тупо и бездумно прожигающие свою жизнь на секс, наркотики и тусы уебки, а… Ан-нет, показалось, все такие же.       Слава предлагает им тоже присоединиться к лагерю уебков и спуститься вниз, все поддерживают. Антихайповские танцы, наверное, уже давно стоит выделить в отдельное направление пластического искусства, чего только стоит славкин флекс! Миша сегодня изображает что-то очень смешное и ленивое, похожее на бабушкины движения премьера Медведева, но все равно быстро устает. Проигрывает в “камень-ножницы”, приходится идти за бухлом до стойки. Миша равнодушно пробирается между дорогих длинноногих красавиц, невзначай хлещущих его нарощенными волосами по лицу, а затем виновато-пьяно улыбающихся, доходит до стойки и… в этот момент требуется постепенно заглушить музыку так, чтобы оставались только гулкие басы, сливающиеся с биением сердца, сделать наезд камерой в слоу-мо и добавить эффект сияния. Нужно, чтобы было что-то похожее на эпизод в первых “Сумерках”, ну тот, где Стюарт в первый раз встречается с Седриком Диггори или как там его. Так вот, короче. За стойкой сидит Егор, мать его, Крид. Егор Крид, мать его. Мать Егор, Крид его. Собственной персоной.       А Мишу, вообще говоря, сложно чем-то серьезно удивить в этой жизни. Можно сказать, в последний раз он серьезно удивился, когда его друг детства Федук сказал, что не было у них никакого фита. Но не будем о грустном! Сейчас во всем мире должны существовать только Миша и Егорка. Егор, кстати, выглядит точно как в своих клипах (здесь стоит уточнить, что Миша видел клипы Егора только по стечению обстоятельств, то есть случайно, никогда не смотрел их нарочно и абсолютно точно (!) никогда на них не дрочил, просто уточнение). Это значит, что он похож на игрушечного Кена, а может, на очень анатомически подробный манекен. Но хуйню сморозил Поперечный, когда сказал, что это вызывает эффект "зловещей долины", это вызывает, скорее, трепет перед кем-то настолько прекрасным, что признать его обычным человеком будет все равно, что расписаться в собственном ничтожестве. И вот, пока Миша стоит, завороженный, застигнутый внезапно врасплох эстетическим наслаждением, Егор заканчивает болтать с барменом и разворачивается, ловит на себе взгляд Джигли, поднимает свои выверенные по линеечке брови. Вглядывается очень внимательно, как будто даже... Потом вдруг поворачивается всем корпусом, склоняется к Мише, спрашивает, перекрикивая музыку: — Мы с тобой знакомы? — Нет, — быстро мотает головой Миша. — Просто лицо у тебя какое-то знакомое, — улыбается Егор, блестит своими добрыми телячьими глазами.       "Наверное, ты видел меня во сне", — думает Миша. Но, скорее всего, как и почти все, в шоу у Дудя. “Ну, тот четвертый парень, который молчал на подоконнике”, — так они говорят. И в пизду их. — Да, мне твое тоже что-то напоминает, — отвечает Джигли, придвигаясь поближе. — Молодой Тимберлейк, так?       Егор хмельно смеется, сверкает зубами белее снега, Миша с непривычки щурится. — Ну почти. Ты, наверное, за напитками? — Ага, есть такое.       Крид двигается, предоставляя Мише возможность поймать бармена и заказать выпивку, все это время Миша старательно пытается не забыть заказ, а это пиздецки сложно, учитывая факт того, что все его сознание сосредоточено где-то в плече, которое невзначай трется о теплую кожанку Крида, и, может, еще немного в носу, который ловит приятный запах парфюма. Пиздец, случайно встретил Крида. Чувство такое, будто… Будто случайно встретил Крида. — С друзьями тут? — спрашивает Егор зачем-то, Миша понятия не имеет зачем. — Да, с тремя долбоебами. — Поня-я-ятно, — тянет, потом хмурится, снова заглядывая Мише в лицо. — Нет, все-таки очень знакомый, никак не могу вспомнить, где видел… И голос… — Наверное, в рекламе диспансера для алкозависимых, — шутит невпопад Миша, Егор, кажется, не может расслышать фразу из-за музыки и просто вежливо смеется.       Миша отворачивается, пытаясь изо всех сил придумать, что еще тут можно сказать. С коммуникацией у него всегда было хуево, он предпочитает называть это “скромность”, на крайняк – “интроверсия”. И это, как всегда, некстати… Кто-то уверенно трогает его за плечо, потом голос Славы кричит в ухо: — Бля, я подумал, надо тебе помочь донести… — Слава? Гнойный? — изумляется Егор.       Слава поворачивается к нему, смотрит не слишком осмысленно через солнечные очки, потом усмехается. — Крид? Егор? — передразнивает он шутливо, потом протягивает руку. — Приятно познакомиться, что ли. Поздравляю с отменой крепостного права, — и понимая, что Егор не очень-то смекает, о чем речь, добавляет: - Я про "Блэк Стар". — А, спасибо, — Крид усмехается немного напряженно, крепко пожимает предложенную руку. — Мне тоже приятно. Респект за твой баттл-рэп, мэн. — Е-е-е-е, — Слава показывает козу, потом поворачивается к Мише, который молча смотрит на них, где-то внутри, может, самую малость, грустя с самим собой. — Так че, Джигли, помощь-то нужна? — Точно, Джигли, вот ты кто! — вдруг восклицает Егор довольно. — Я смотрел ваш баттл два на два – охуенно, просто охуенно. Ты крутой, бро.       Миша опускает взгляд на протянутую ему ладошку, смотрит с секунду, потом как-то не слишком уверенно пожимает и едва ли не отдергивает, когда понимает, что она просто непристойно нежно-мягко-приятная. Егор вроде бы его замешательства не замечает, продолжает: — А как тебя зовут-то? — Миша. — Очень приятно, Миша.       Господи, что за хуйня?! Егор Крид еще и знает, кто он такой. Ущипните-ущипните, Мише нужно убедиться, что это не просто сон, к тому же эротический, – не может же Крид сниться в других. Бармен приносит напитки, и Миша отвлекается на то, чтобы забрать их, поэтому последующий разговор слышит уже затылком. — А ты, Егор, один здесь? — Не совсем, с девушкой, но она танцует. — Ясненько. Вы это, если хотите, присоединяйтесь к нам…       Громкий звон, на который все сразу поворачиваются, – это Миша едва не выронил из рук стакан, но вовремя перехватил, опасно лязгнув стеклом. Слава вздыхает, бурчит: “Говорил же, бля”, – забирает у него два напитка, снова бросает взгляд на Егора. — Да знаешь… Вообще, неплохая идея, — пожимает плечами тот. — Думаю, нам будет о чем поболтать, в одной культуре же…       Мише не слишком-то нравится усмешка Славы при этих словах, но его “конечно, мэн” звучит весьма мило. И вот, чтовообщетворитсясэтиммиром, Егор Крид уже сидит за столиком “Антихайпа”, а рядом с ним хлопает ресницами кукла Барби.       Впрочем, кукла, видимо, под волшебной пыльцой и ей очень надо двигаться, еще лучше – танцевать. Она быстро съебывает на танцпол, пока Ваня, Слава, Андрей и Егор обсуждают “Блэк Стар”. Миша сидит с краю и смотрит на них. На одного, по крайней мере, остальных-то он каждый ебаный день почти видит.       Ему нравится то, как Егор ведет себя в их обществе. Не пафосно, но уверенно, может, не выкупая часть шуток, но чутко улавливая общее настроение. Он сидит в кресле, положив ногу на ногу, сцепив руки на колене, чуть склоняет голову, вглядываясь в лица ребят, смеется и терпеливо с интересом слушает, как они, перебивая друг друга, пытаются сказать каждый свое.       Как и любой не слишком содержательный разговор не слишком знакомых друг с другом людей, этот скатывается со временем к одной из вечных проблем бытия. Это происходит, когда все они уже хорошо так поддаты и успели обсудить все общие темы. — Пьем за то, — хрипит Замай пьяно, — что все бабы – суки. И отныне – никаких отношений, только секс. — Я за эту хуйню пить не буду, — морщится Слава. — Давай нормально. — Пардон, мсье. Все бабы – суки, кроме Сашки, — тут же поправляется Андрей. Слава неохотно, но поднимает стопку.       Егор поглядывает с ухмылкой на ребят, видимо решая, стоит ли ему присоединяться к тосту, останавливается на Мише. Миша даже не поднимает стопку со стола, откидывается на спинку дивана. — Не, я за это не пью, — не слишком-то внятно, едва ворочая языком, говорит он. — Ты-то почему, Миша? — Я асексуал, я не буду пить за секс. — Что за “асексуал”? — живо интересуется Егор. — Тот, кому не нужен секс, — быстро поясняет Ваня. — Или нужен, но очень мало, —уточняет сам Миша. — Это не болезнь. — Это ты так пытаешься сказать, что твой рэп не замкнут на генитальной теме? — глубокомысленно изрекает Замай. — Это я так пытаюсь сказать, что я – асексуал. Егор, ты тоже, кстати…       Егор прыскает от смеха. — Что? Почему? — Не спрашивай, я просто знаю – и все. Потом тебе как-нибудь объясню. Но ты – асексуал. — Ладно-ладно, — Егор примирительно поднимает руки с улыбкой. — Как скажешь. Значит, асексуал. — Замай, все отказываются пить за твой ебучий тост, — вклинивается Ваня. — Поэтому пьем за великий русский язык. — Аминь.       Задорный лязг стекла, смех. Егор еще красивей, когда чуть смазанный и плывет, похож на самое симпатичное пятно в мире. — Егор, милый, может, поедем? — так воркует кукла Барби, хлопая ресницами, сидя у него на коленях. — Извини, я не могу. — Что? Почему?! — Я теперь асексуал.       В этот момент Миша и понимает, что это ебаная любовь.