self-titled

— Тошнит от тебя уже, — Тилль даже не пытается задавить зевок, полулежа-полусидя развалившись на стуле. Такая любимая предконцертная лень, минутка тишины, слабости даже, когда все по гримёркам разогнаны нарочито сурово сведёнными бровями, и можно побыть немного собой. Немного. Рихард вертится у зеркала, им всем порой кажется, а порой думается, что и не кажется вовсе, будто он не перерос свою подростковость, так и застрял старшеклассником-выпендрёжником в теле взрослого, уже совсем на грани со стареющим, мужика. Не в ногтях дело и не в старательно закрашиваемой седине, даже не в вызывающих костюмах в облипку — сидит где-то внутри, прорываясь то и дело. Через пару дней он выложит в инстаграм первую фотографию, конечно же, в каких-то белых перьях и блестящих очках, такой вот он есть, Рихард этот невозможный. — Да меня самого уже тошнит, — отвечает Рихард сейчас, улыбаясь почему-то довольно и почти счастливо, не замечая, как сколупывает с ногтя лак другим ногтем, — аж укачивает, так жопой перед стеклом вертеть. Тилль ржёт, беспардонно, в голос и расслабленно — свободное время подходит к концу, традиция быть соблюдается идеально. Неважно, сколько лет прошло.