self-titled

Рихард не помнит, в какой момент к Тиллю — вообще-то, к нему самому, но именно Тилль это начинает — прицепилось это ёбаное «белка». Белочка. Он вообще мало что помнит, потому что каждый день — это музыка, алкоголь и попытки заработать хоть что-то, но больше, конечно, алкоголь, и гитара, новая гитара, не перепроданная, как хотелось, а оставленная себе, потому что кое-кому понравились звуки струн под неумелыми пальцами. Пауль говорит со смехом, что Belka, чаще даже Belotchka, это совсем не романтично и не мило у них там, в России. Belotchka — это белая горячка, Рихарду нравится созвучие и значение, а что в его жизни происходило без маленькой щепотки безумия. Он не знает ни одного аккорда — пока не знает, но исправно играет, играет каждый вечер, и будь в нём чуть больше романтики, он бы искренне верил в чужие слова про особое очарование бессмысленно дёргающихся струн, когда это только на двоих. Он играет, но верит во что-то большее, пока есть то самое слово и чужие глаза, которые как будто говорят правду лучше, чем всё остальное.