Нежность на минималках

Сергей Я сел к нему на кровать откинул одеяло, он по началу даже отшатнулся от меня. А я стал стаскивать с него пижамные штаны, которые, к моему удивлению, уже были приспущены. Значит белобрысое чудо сам с собой развлекался недавно. — Ай-яй-яй! Какой нехороший мальчик Артём! И я потянул ткань сильнее. Член его вылез и, шлёпнувшись о плоский живот, стал расти и увеличиваться на глазах. Помутнение в голове от его вида совсем затмило мне остатки разума, и я, не слушая, что там говорит Артём, припал ртом к его члену. Да, я делал то, за что презирал и презираю других людей, но сейчас в меня будто бы вселился бес. Это был мой первый отсос, или минет, не знаю как правильно. И я ничего не умел делать, но у меня были воспоминания из просмотренной ранее порнухи, ведь все пацаны смотрят и дрочат на это, а категория видео здесь совершенно не важна. Плюс я был парнем, и я мог представить, что нужно делать, чтобы парню было приятно. Правда, сделать так, как делал мне Артём, я, наверное, не смогу никогда! Я начал погружать член Артёма себе в рот, стараясь взять его как можно глубже, пытаясь не задеть его зубами, языком облизывая головку. Его член был небольшим, но я едва мог взять его на половину, при этом не получив рвотных позывов. Когда я уставал, я выпускал его изо рта и облизывал всю длину, иногда вылизывая и посасывая яички — такие милые у него, покрытые белёсыми волосиками. Артёму всё это явно нравилось. Он стонал сквозь зубы и дышал всё тяжелее, немного подмахивая бёдрами, стараясь задать мне темп. Мой член в трусах во всю стоял колом, и я чувствовал, как из него вытекает смазка, образуя пятно на трусах. Мне было кайфово, просто кайфово ощущать у себя во рту этот хуй. Слюни стекали по моим губам и члену Артёма, дальше по его яйцам. Это давало хорошую смазку, и я начал помогать себе рукой, лаская ту часть его органа, которую я не мог взять в рот. Через некоторое время Артём начал стонать громче и дышать ещё глубже. Я приготовился к тому, что он кончит мне в рот, и я неожиданно для себя захотел этого. Вот не знаю, что со мной случилось! Я не знал, что мне делать и как принимать сперму в рот, но белобрысый мне помог. И через несколько мгновений его член сильно дёрнулся у меня во рту, языком я ощутил, как прошла жидкость, и сперма стрельнула мне в горло так, что я поперхнулся, выплюнув капли на живот пацану, вместе со своими слюнями. Следующие струи уже били мне в рот, и я собирал их языком. Через некоторое время оргазм Артёма стих. Его сперма была вязкой и какой-то сладковатой и напоминала немного сырое яйцо без желтка. Но я всё равно проглотил её. В горле сразу стало вязко. Когда всё было кончено, я сел рядом с Артёмом, и он понял меня без слов. Ещё бы! Мой хуй, вон, джинсы рвал своим напором. Губы мои горели, как и щёки от стыда. Но я уже стащил ставшими такими тесными джинсы и трусы и с силой раздвинул ноги парня. Артём же лишь хрипло сказал: — Давай! Я вошёл в него едва он успел смазать дырочку слюной. Вошёл жёстко и нагло, тараня худенькую попку паренька со всей силой. Отдышавшись и переведя дух, глядя в серые глаза я начал его трахать. Я трахал его быстро и бешено — туда-сюда, туда-сюда, и конечно же надолго меня не хватило, и я быстро взорвался, заполняя такую милую задницу своим семенем. Целую вечность или мгновение мы пролежали в тишине, слушая только дыхание друг друга, но вот блондин встал и, достав влажные салфетки из тумбочки, стал вытираться. — Ну и чё это было щас? Спермотоксикоз в башку ударил?! Я остался растерянно сидеть на постели, пытаясь осознать то, что только что произошло, и всё ещё чувствуя вкус Артёмовской спермы. — Прости, просто мне надо было… я, наверное, пойду. — Ой, Серый, ты такой прикольный! Мне всё понравилось, просто это так неожиданно. И подарок такой классный. Так что случилось? Раз ты такой охуевший прибежал! — Да я, то есть мы… — замялся я. — Стой! — серые глаза угрожающе сузились. — Ты ходил с моими, да?! — Да! Прости, Тём, я пойду. — Сирёж, я знаю по началу это круто, но потом это… это затянет, и ты оказываешься в болоте. Не лезь туда, ну я прошу! Обнимаю его и зарываюсь носом в его макушку. Пахнет блондин охуенно, впрочем, как всегда. — Прости… — убираю руки и ухожу. К отцу уже не было смысла идти, и я поплёлся домой к Артёму. У себя всё равно нечего было делать. «Семейка Адамс» радовалась добыче и на меня особо не обратили внимания. Однако карабин «мамаша» держала возле себя. Я лениво сел за стол к ним, взял початую бутылку. О, «Jim Beam», у Вовки в гараже пробовал один раз — братаны приносили, налил себе немного в стакан. Махнул. Фу! Самогон какой-то. Махнул ещё. Подумал над третьей, но не стал. Парочка покосилась на меня, но ничего не сказали. Они продолжили пересчитывать добро, а я пошёл и упал на знакомую софу. Сон не шёл, и я просто тупо пялился в стену. Алкоголь не мог прогнать всю хрень из головы. Но долго лежать мне не дали, и в руки упала пачка денег, перетянутая резинкой. — Твоя доля! — женский голос был твёрд, но мне показалось, что женщина довольна, просто не хочет этого особо показывать. Я стал пересчитывать. — Был у моего?! Чё ты так о нём беспокоишься? Нормально всё будет! — Я хочу сам в этом удостовериться! — денег было не так уж много, и даже вылезла мысль, что они меня «немножко» обманывают, но не устраивать же разборок сейчас. В лучшем случае сломают шею и выкинут где-нибудь на дороге. А чё? Кто меня, блядь, хватится? Кто искать будет? Да никто! — Знаешь, мальчик Сирёжа, я многое повидала в этой жизни, и в людях разбираюсь, поэтому скажу: не липни ты так к Артёму! Ничего у теб… вас не получится! Артём не тот человек, с которым можно играть в любовь! Он у меня даже в больнице лежал. Психиатрической! Да-да! Не смотри так, это то, что я тебе тогда не сказала. Дурак! — злобно бросила она. — Наглотался таблеток. Хорошо откачали быстро. А ты ещё найдёшь себе нормальную девчонку! Зачем он тебе? Ну, правда? Я ж вижу, что вы с ним не просто друзья! Неужели некому присунуть? Не верю! Или девочки не прикалывают? — её рука легла на моё бедро. Я так резко вскочил, что она отшатнулась. — Какое вам дело до того, с кем я буду? И кому я сую! Мы с вами теперь — сообщники, но изображать тут добрую и заботливую тётю не надо! Я сам решу к кому «липнуть», и мне похую, что Артём где-то, когда-то, что-то делал! Главное, что с ним сейчас! — Хочешь быть педиком? Твоё дело. — Лучше быть педиком, чем грабителем и убийцей! — А ты и туда и сюда успел! Ха-ха, — рассмеялась она. — Я Артёма не брошу. — Мальчик, ты сначала спроси у моего сыночка, будешь ли ты ему нужен, когда он в очередной раз влюбится? В качка какого-нибудь. Знаешь почему он к тебе так приклеился? Знаешь? Любит он молодые хуи! Я ж мать! Я его знаю! Вот надоешь ты ему, и он первый попросит нас с Ящиком зарыть тебя! Какой же у этой суки тяжёлый взгляд! Но я держусь, смотрю прямо, не отворачиваясь. У меня от этого аж в горле пересохло, но я всё же сказал: — Я его не брошу! И он, он — хороший человек, в отличие от вас! Я сунул деньги в карман и пошёл на выход. Ящик, вон, возился уже в сарае, но мне не мешал, на секунду мелькнула мысль посмотреть: кто там в яме. Но сейчас было не до этого. — Подумай о том, что люди будут говорить! — женщина вышла за мной во двор. — У тебя же тоже есть мать! — Пох на людей! На всех! Переночую дома, спасибо за гостеприимство, — и я вышел за ворота, шваркнув калиткой. В школе всё было как обычно: уроки, которые я не запоминал совсем, отсутствие Каланчи, шёпот школоты за спиной на счёт поножовщины и Эля. Рыжая девочка Эля. Чтобы я делал без неё! Она постоянно тормошила меня, чтоб я совсем от похуизма в себя не ушёл. Хорошая она всё-таки: вон, на обеде даже порцией своей делится и всё до меня дурака достучаться пытается. А я на блондине сдвинут. Что сказать? Дурак. И Эля, кстати, мне помогла в одном деле, точнее в моём сюрпризе для Артёма. Сказала, что от этого никто не устоит, хотя я ей не признался для кого это. Когда на следующий день после нашего сумасшедшего секса я был у блондина, он швырнул мой подарок мне в рожу, и я понял, что дарить награбленное — пиздец какая тупая идея, и вот мой мозг рожал и рожал и наконец, благодаря рыжей однокласснице, родил решение, как загладить свою вину. Амулет я, кстати, выкинуть не смог, не знаю почему, просто дома положил его под подушку. Но сюрприза для Артёма не получилось. Он игнорил меня несколько дней, а потом у меня вновь появились заботы. Отца прооперировали во вторник, так как деньги врачу я отдал в понедельник. И уже в пятницу мне предложили забрать его. — Операция прошла успешно, молодой человек! Но вы должны понимать, что здоровье у вашего отца слабое и ему нужен уход и покой! — а дальше бла-бла-бла — говорил этот любитель банкнот в белом халате. Поэтому я и не слушал, лишь изображал на физиономии заинтересованность и поддакивал. Что он мог сказать толкового? Что отцу нужен теперь строжайший режим питания и не только. Так я с самого начала понял, что это нам не по силам! Что отец теперь должен совсем бросить бухать? Так это невозможно в принципе! Неизвестно насколько его хватит! Опять сорвётся, я ж его знаю! Что ему теперь нужно поменьше напрягаться? Ну с этим да. Отец всё-таки не шахтёр! А этот всё продолжал бред нести, а я уставился на фотку на его столе, где этот врач сидел в джипе, BMW X6 вроде, и снисходительно улыбался, и думал, что из-за вот таких вот врачей, точней их советов, у нас даже бахилы платные. Потом, наскрёбши денег на такси, я бегал сначала за бумагами по выписке, а потом за шмотьём отца. Одев его с помощью молоденькой медсестрички, дай Боже ей жениха богатого, я подставил бате плечо, и мы зашагали на выход. И тут как гром, да, что там гром — метеорит с неба — в дверях нарисовалась женщина в стильном деловом костюме, красивое лицо, приятный аромат духов, уверенная походка. И направилась к нам. Явление мамы. Акт второй. Я вот даже не знал ржать или плакать на то, что она заявила, что не знала! Не знала, блядь! Не знала! Я чуть не заорал как раненый тираннозавр! Не знала, что я звонил! Но потом Павел Иванович ей рассказал. И что вот только сейчас она смогла вырваться, и что она очень рада. И что мне не нужно всё вот так неправильно воспринимать, всё-таки она ж моя мать. Вот серьёзно так и сказала: — Серёж, я ж мама! Твоя мама! А у меня от этого глаз задёргался левый. Сам. Отец, вон, наоборот был рад её видеть, аж заулыбался во все свои неполные тридцать два, хотя, наверное, двадцать два. Всё Настенька, да Настенька запричитал, а меня злость изнутри распирала просто. Казалось, ещё слово, и я взорвусь, вот натурально взорвусь. Поэтому пришлось глубоко дышать и молчать всю дорогу до дома.