Нежность на минималках

Артём Сначала я провалился во мрак. Ничего не видел, ничего не знал, ничего не понимал. Потом появился свет, и я пошёл на него, и пришёл, как ни странно, в больничную палату. Но я не очнулся, а видел себя как бы со стороны. А у моей кровати сидел Серёга. Что-то рассказывал мне и держал меня за руку. Я никак не мог ему ответить, только смотрел со стороны, а он… Он улыбался, и я видел, сдерживал слёзы. Вот это вот проняло меня, проняло как никогда. Я понял, понял ещё сильнее, чем тогда в его квартире или школьном туалете: — Я ему НЕ безразличен! Потом я снова проваливался во тьму, и снова просыпался. Временами я видел врачей, но не таких как в детстве, тогда со мной всё разговаривали, да разве, что делали уколы болючие, а эти, всё склонившись надо мной, шептались между собой, но я всё равно быстро засыпал. Совсем пришёл в себя я на третий день, под вечер, и вот первое моё желание было Серёгу увидеть. Не мать, а Серёгу. Тело болело — не передать, а весь живот был перевязан. Но, как ни странно, думая о Сером, у меня не только улучшалось настроение, но и ещё кое-что поднималось, правда, слабость в теле и небольшой туман в голове всё портили. Я очень по нему соскучился, вот очень-очень. И когда увидел его, то сразу хотел поцеловать, но вспомнил в последний момент, что он не любит все эти «телячьи» нежности, он же — конкретный пацан, и я одёрнул себя. Он считает: это для пидоров! А как он ел фрукты, что я ему дал! Боже! Хотел бы я взять его и убежать далеко-далеко. И быть только вдвоём. Хоть на краю света или в жопе мира. Мы бы с ним не пропали! Были бы счастливы — я уверен! И я бы его мороженым кормил. Каждый день. Всегда! Мне не нравилось, что мать общается с Серёгой. Не хорошо вот так говорить, тем более про родную мать, но она — страшный человек. Как паучиха, и в свои сети она может заманить с лёгкостью любого, а вот выбраться оттуда не сможет никто. Ящик, вон, какой здоровый бычара, а её слушает, как пёс цепной, и почти не возражает. Первое, что я хотел сделать, когда узнал, что он опять пойдёт на «дело» с моими, это втащить ему! Втащить со всей дури, чтоб согнулся пополам, жаль силёнок у меня маловато, даже не будь я сейчас на больничной койке. А потом был этот секс… Чумовой, непередаваемо классный и охуенно здоровский, короче, Серёга был просто — огонь! Или даже пожар. Я во второй раз в жизни поверил, что счастье есть и вот оно у моих ног. И это я не про то, что Серёга мне отсосал. Просто быть с ним, ощущать этот физический контакт, глядеть в глаза и улыбаться, одновременно ощущая его запах, вот, что было счастьем. И сосал он, кстати, не плохо, для новичка, конечно. Бешенство ко мне пришло, когда я понял, что за сувенир он мне принёс. Точнее, откуда он. Я, вон, ему в рожу запустил, но, наверное, надо было ему кулаком двинуть или маваши сделать. Злюсь я на него, злюсь! Хотя в глубине души приятно было, очень. И сувенир прикольный — можно вместе носить, можно на две части разделить, и мне чёрная половинка больше понравилась. А потом Серёга пропал. И в этот же день ко мне нагрянули гости: помимо, матери — она приходила каждый день — пришли ещё какой-то мужик в белом халате, накинутом поверх формы, так, что я не разглядел погоны, но понял, что это — мент. Опер или следак, и тот, кого я явно не ожидал увидеть… Евгений Сергеевич — наш психолог. Он, кстати, мне целый пакет со вкусняшками принёс. — Значит ты утверждаешь, что на нож напоролся сам? — мент всё не унимался, хорошо маман его, вон, одёргивала постоянно. — Да, — говорю. — Вовка Калан… то есть Вова Коломин, мой одноклассник, решил мне его показать, ну и я случайно на него наткнулся! — Инесса Александровна! — не выдержал уже психолог. — Ну, скажите вы ему! Он ведь покрывает этого будущего уголовника и бандита! Мать заинтересована глянула на мужчину и, улыбнувшись своей «обезоруживающей» улыбкой, промурлыкала: — Я своему сыночке верю! Всякое бывает в их возрасте, не думаю, что из этого нужно делать вселенскую трагедию. Да, и другому мальчику зачем жизнь ломать? Случайность и есть случайность! — А вас вообще интересует, где ваш сын находится, где бывает и как развлекается? Или нет? — эх, Евгений Сергеевич, не того вы противника выбрали. — Я ему полностью доверяю! Он у меня умный и самостоятельный! — Ну раз не будете давать показания, вот распишитесь, — подвёл итог мент и сунул мне в нос бумаги, но мать их перехватила на пол пути и впилась внимательным взглядом и только потом передала мне, чтобы я подписал. Когда мы наконец остались вдвоём, я решил расставить все точки над i. Да и интересно было, куда эта банда лазила без меня. — Ма, я не хочу, чтоб Серёга ходил с вами! — Тёмочка, я хочу виллу в Майами! И потом, что за тон? Ты что, ревнуешь? — Ма, то, чем вы занимаетесь, это опасно и… и вообще нах кого-то левого подключать в наши дела? Кого-то левого. — Он прекрасно справился, я бы даже сказала великолепно. И никаких соплей и нытья. — Я пропустил подкол мимо ушей, а она продолжила: — Единственное, что мне не понравилось, — холодные глаза уставились на меня. — Это то, как он тебя защищал! Просто рыцарь — Львиное сердце, что ты, Тёмочка, с ним такого сделал? А? Может расскажешь секрет? Ромка бы так не смог! — И как он меня защищал? — не понял я. — Даже истории про дурку не испугался. Так и заявил, что пофиг ему на твоё прошлое, главное, чтоб ты щас был счастлив. Ромео недоделанный! Кровь припала к моей голове, руки затряслись, пульс подскочил, а голос, кажется, застрял в глотке. — Ты… ты… ты как, как ты могла сказать ему про клинику?! — Ну, а что, разве это не правда?! — Да я, бля, да как ты… — я всё ещё не находил, что сказать. — Успокойся. Его это не впечатлило так, что парнишка тебе достался стоящий. Может быть продержится подольше! — потом она подошла и обняла меня: — И почему ты не родился девочкой? Жили б нормальной семьёй. Я резко и грубо отстранился. — Нормальной семьёй? Будь я девчонкой, что бы изменилось? Что? А? Мы бы не воровали и не грабили? Или что? Ты бы меня за папика богатого выдала или на трассу послала? Бац! Пощёчина была такой сильной, что у меня голова дёрнулась назад и кровь брызнула из носа. — Заткнись! Не дорос ещё мать осуждать! И прекрати нытьё и истерики! Забыл? Ты не только мой сын, ты ещё и соучастник всех дел! — Не забыл! — выкрикнул я. — А ты не делай Серёгу бандитом! Мало меня? — Хочешь отмазать его?! Что ж, твоё дело! Только учти — мне нужен третий! И Серёжа пока со всем справляется. Я смотрел в эти голубые глаза и хотел ударить, да что там ударить, накинуться и задушить. Она ответила тем же. Серёга говорил, что мои глаза похожи на серые скалы, у матери я сейчас видел сплошную черноту — бездну. Ту самую, которая смотрит на тебя из дула винтовки. — Ладно, пошла я. Выздоравливай быстрей, а то затрахалась каждый день сюда мотаться, — и, хлопнув дверью, она вышла. Долго сидеть в палате я не мог и, запрокинув голову, пошёл в туалет. Потом походкой пьяной черепахи выполз в коридор, доковылял до лестницы и стрельнул сижку у молодого мужика, поднимавшегося наверх небольшим кейсом. Вот бросить хотел и никак! Да сейчас никотин волновал меня в последнюю очередь. Что делать с мамашей? Она не отпустит меня и Серёгу! Нужны мы ей! Остаётся только один выход — бежать! Но куда? Как? На что? И… и согласится ли он? Да, Серёга мне отсосал, у нас с ним был просто улётный секс, и просто, вот, нравится мне этот крепыш с глазами цвета молочного шоколада. Да так, что по ночам если не дрочу на него, то думаю о нём! И так постоянно. Я уставился в окно и увидел, что серые тучи стояли широкой стеной и только вдали виднелась маленькая полоска голубого неба, а на улице деревья почти скинули с себя всю листву и серость захватила не только души людей, но и природу. Потушив сигарету, я уткнулся лбом в стекло — то, что я задумал, делать не хотелось, но выбора не было. И надежда на то, что мой спортсмен меня поймёт, была слабой. Где-то мы расстались, не помню, в каких городах, словно это было в похмелье. Через мои песни идут, идут поезда, исчезая в тёмном тоннеле. Лишь бы мы проснулись в одной постели. Скоро рассвет, выхода нет, ключ поверни и полетели. Нужно вписать в чью-то тетрадь, кровью, как в метрополитене: «Выхода нет», выхода нет! * Раздалось из соседней палаты. Надо же, люди до сих пор «Сплин» слушают. В палате меня ожидал сюрприз — молодой человек, тот самый, у которого я стрельнул сигарету. Только теперь на нём был белый халат. Высокий, наверное, метр девяносто, худой, в квадратных очках и с хипстерской бородкой. Он представился новым врачом и сказал, что нужны ещё кое-какие анализы, при этом подозрительно часто, бросая взгляд на часы на стене. «Ждёт, что ли, чего?» Про анализы меня не удивило, едва я очнулся, у меня постоянно то кровь брали, то, наоборот, чем-то кололи. Мужчина же быстро и профессионально закатал мне рукав, стянул руку жгутом, наполнил шприц кровью, а потом попросил меня… плюнуть в специальную баночку. «Ну, пиздец!» Эти врачи совсем крышей поехали! А после он ещё специальной ватной палочкой мне за щекой провёл, а потом совсем ахтунг! Он достал мобилу, сфоткал мой фейс и сказал, чтоб я ни о чём не волновался, сложил всё добро в свой чемоданчик и буквально пулей выскочил из палаты. «Странный он!», — подумал я и, взяв планшет, решил поиграть во что-нибудь, но, увидев пять процентов зарядки, полез за аккумулятором. Воткнул вилку в розетку и мельком глянул в окно, а там по улице от больницы в сторону стоянки бежал человек. И сквозь наброшенную куртку был виден белый халат, но вот он запнулся на ступеньках и растянулся на земле. И в тот момент я увидел его лицо. Это был тот самый врач, который пять минут назад брал у меня анализы. Очки слетели, и он полминуты их искал по земле. Наконец нашёл и, быстро поднявшись, схватил выпавший при падении кейс и тут же подскочил к чёрному «Мерседесу». Секунда — и он газанул так, что я, кажется, слышал, как взвизгнули покрышки. И вот, что это сейчас было?!