* * *
— Нет, определенно я отмечу этот день в календаре черным цветом, и каждый год буду напиваться так, чтобы весь его проспать! Раньше я думал, что настолько отвратительных дней не бывает, но этот… — Кастор гневно стукнул кулаком по стене, на которую через секунду обессиленно и привалился. От такого, пусть и не сильного удара кожа на костяшках пальцев сбилась и проступила кровь, но Блэк не обратил на это внимание — царапиной больше, царапиной меньше… Все то, что случилось за один только день, навевало мысли о том, что он серьезно прокололся, пропав на пару месяцев, пусть и не по своей воле, и теперь все то, на что требуются месяцы, настигнет его в очень-очень сжатые сроки. Нет, конечно, новость о том, что его магия снова при нем, пусть и такая смертельно буйная, бесконечно радовала, но вот наличие такого учителя… Как бы концы не отдать с его экстравагантными методами. Только теперь Кастор понял, зачем Вида дал ему тот кулон — чтобы этот чокнутый некромант его нарочно не пришиб. Хотя такой мог пришибить и ненарочно. — Кастор… — тихий девчачий голос вывел его из полубредового состояния и снова запустил едва ли не сдохнувший процессор его головного мозга. На пороге коридора, куда переместился Кастор, стояла хрупкая воздушная девочка девяти лет, которой совсем не спалось этой ночью. Она была в домашнем легком платьице, из чего Кастор сделал вывод, что она еще не ложилась, хотя шел уже третий час нового дня — наверняка опять неудачного! — и с босыми ногами, что говорило о том, что она выбралась из кровати сразу, как только он появился в доме. Кастор в тот же миг подумал о том, как выглядит сам: рубашка с некогда длинными рукавами была подрана инфери, которых сумасшедший Гарри решил спустить на Кастора, чтобы проверить его возможности; на лице была целая россыпь царапин, глубоких и не очень, которые остались после его падения на груду камней с приличной такой скоростью; брюки, некогда дорогие и на первый взгляд прочные, были не менее чем в сотне различных дыр, одна из который открывала все правое колено, которое так же было рассечено. Просто красавица и чудовище какие-то! — Белла, — выдохнул Кастор как можно безмятежнее, будто это не он стоял сейчас посреди их коридора, как жертва произвола фанатов проигравшей команды по квиддичу. — Ты чего не спишь? — та подняла на него свои заплаканные глаза, и Кастор в мгновение все понял — она его сестра, а значит, могла почувствовать, что он был на волосок от смерти. Женщины рода Блэк очень чувствительны в этом вопросе. На самом деле Кастор был почти прав в своих размышлениях, он только не учел того, что они были ближе, чем просто брат и сестра, они были тройняшками, пусть и не по рождению, но связь была достаточно прочной и так, а значит, она не просто ощущала опасность, она чувствовала отголоски его собственного страха, а это намного хуже. — Мне не спалось, — сквозь слезы пробормотала Белла, не желая раскрывать брату то, что она даже если бы захотела — не уснула бы. Она так боялась за него, что готова была броситься на растерзание голодному разъяренному тигру, только бы не ощущать этого ноющего чувства в груди, когда беспокойство за другого человека, которого ты по сути еще ни разу не видел — превышает все мыслимые и немыслимые пределы, когда, чтобы защитить этого человека, ты готов пожертвовать всем, даже собственной жизнью. — Может, зелье сна без сновидений? — решил попытать счастья Блэк и перевести разговор, но этот ход был стратегически неправильным. — Кас, где ты был? — проигнорировала Белла его вопрос. Блэку не хотелось говорить о том, что произошло, но отказаться отвечать, промолчать, просто уйти, съязвить или, упаси Мерлин, соврать ей он просто не мог. Не мог он не сказать правду, глядя в эти бесконечно милые и просящие глаза. Он чувствовал, что правда сейчас была единственным верным решением, и что все-таки первое впечатление безнадежно испорчено. А еще он понял, почему отцы так любят дочерей и никогда им ни в чем не отказывают — нормальные отцы, имеется в виду — они просто не могут отказать в чем-то, глядя в эти бездонные глаза, смотрящие на тебя с такой надеждой. Даже у Драко не получалось такого взгляда, хотя тот тоже вил из него веревки. — Я… мне тут тимор случайно попался, еле улизнул, ты не поверишь! — Кастор попытался свести все в шутку, но, кажется, это слабо помогало. — Кастор, ты… — Белла подошла к нему почти вплотную. — Ты же мог не вернуться! — она ухватилась за его грязную рубашку и принялась рыдать. Тихонечко всхлипывая, девочка плакала, уткнувшись в его плечо, а слезы, которые обильно текли из ее уже порядком опухших глаз, расплывались огромным мокрым пятном по и так пострадавшей рубашке. Кастор интуитивно прижал ее поближе к себе и стал гладить по голове, стараясь успокоить. Никогда раньше Кастор не успокаивал никого, кто бы переживал о нем. Парни обычно попадали в передряги вместе с ним, а девушки… Девушки, которых он успокаивал, переживали совсем не о нем. Гермиона обычно плакала из-за Рона; Панси чуть ли не неделю плакалась ему, когда Невилл едва не погиб от какой-то плотоядной заразы, которая мутировала из вполне себе приличного домашнего цветка; Астория рыдала у него на плече, когда Блейз чуть не умер из-за своего очередного жутко-важного экспериментального зелья, которое ни с того ни с сего решило взорваться и разнести половину лаборатории; Дафна, девушка, которая, по мнению Поттера, вообще не способна была на такие сильные эмоции, плакала, когда ее дочку похитили какие-то преступники, а Теодор чуть не умер из-за проклятия, посланного одним из этих преступников ему в спину. И всегда Гарри находил для них нужные слова, всегда мог успокоить, помочь, поддержать. Поэтому и плакались они ему, ведь только Поттер мог их понять. Но Белла… Кастор не мог ее успокоить. Он просто не мог разжать челюсти и сказать: «Хэй, милая, не плачь, все же хорошо, я жив!» Он просто стоял с ней в обнимку и гладил плачущую девочку по волосам, пытаясь передать ей свое спокойствие, которого у него самого не было совсем. — Вы всегда будете вдвоем рыдать, или мне можно к вам присоединиться? — знакомый голос заставил Беллу оторваться от плеча Кастора и обернуться. На последней ступеньке лестницы стоял Антонин. Он старался не показывать своих эмоций, но удавалось это ему слабо: лицо у него было бледным, а под глазами залегли синяки. — Антонин! — все еще продолжая цепляться за Кастора, позвала Белла брата. — Он чуть не умер! — протянула она и, уткнувшись Кастору в плечо, снова стала рыдать. — Что случилось? — поинтересовался Антонин. — Да так, тимора встретил, — ответил Кастор и заметил, как мгновенно напрягся его брат. Антонин стоял, задержав дыхание, и, практически не шевелясь, одними только глазами он оглядывал весь коридор в поисках чего-то. А не найдя — уставился Кастору прямо в глаза и спросил: — Сколько пальцев я показываю, Кастор? — вид у него в этот момент был самый решительный. Блэк, не отводя взгляда от его глаз, боковым зрением отметил, что пальца он показывает два, а ментально практически кричит, что три. Вначале Кастор не понял, зачем он так поступает, а потом наконец догадался, и его пробил смех. Он даже оторвался от стены, чтобы удобнее было смотреть на брата. Белла, кажется, тоже поняла, что хотел от него Антонин, потому как отошла от Кастора на пару шагов и, прикрыв ладошкой рот, стала смотреть на него во все глаза, пытаясь найти — или, скорее, не найти — каких нибудь иных признаков. При этом из глаз у нее все еще текли слезы, что заметно усложняло процесс поиска. — Ты очень умный и подозрительный, Антонин, но все-таки не учитываешь некоторые детали, — оправившись от подступившего истеричного смеха, начал Кастор. — Во-первых, ты, брат мой, не такой уж и хороший окклюмент, в то время как тиморы — исключительные легилименты. Во-вторых — достаточно на мгновение попасть в мысли нашей сестры, как тут же станет ясно, какой правильный ответ, — Кастор медленно стал двигаться в сторону Антонина, но его брат не сдвинулся с места. — В третьих, пальцев на одной руке всего пять, вторую руку зачастую не используют, так что угадать не трудно, к тому же человек обычно думает о большем числе, чем он загадал. Из того, что я услышал — ответ: один или два. Подумав еще немного, что тимор, что я, останавливаемся на варианте два, — Кастор подошел к Антонину вплотную и, глядя прямо в глаза сказал: — Но это была хорошая попытка, брат мой, я рад, что вы сможете постоять за себя в случае опасности. Я, если честно, безумно боялся, что с моими родными что-то может случиться, но теперь я понимаю, что на тебя можно положиться. Антонин все так же молча стоял, хмуро глядя на Кастора. Он не знал, что делать. Поверить, что брат настоящий, или все-таки продолжить сомневаться, ведь от тиморов живыми уходили только единицы, за все время, что об этих существах вообще знали. — Да и к тому же, — Кастор взял руку своего брата — от чего тот вздрогнул, но вырываться не стал — и положил ее на свою грудную клетку, — ты можешь чувствовать, как бьется мое сердце, а ведь всем известно, что у тиморов его нет… Почувствовав гулкое биение сердца Кастора, Антонин выдохнул и сам порывисто обнял брата. Только сейчас он понял, как сильно испугался в тот момент, когда понял, что мог лишиться брата, а вслед за ним и всей остальной семьи, ведь если бы тимор проник сюда — живых бы не осталось. — Не пугай нас так больше, Кастор, — попросила его Белла, обняв обоих братьев разом. Если бы его сестра только знала, сколько раз за свою жизнь она в ужасе будет срываться с кровати и спешно искать брата, предчувствуя его скорую смерть — сама бы убила его на месте. Вся жизнь Кастора — бег с препятствиями, и Антонину с Беллой только предстояло это узнать…* * *
Закончив утренние процедуры в рекордно короткие сроки — всего за десять минут — Кастор спустился вниз. На первом этаже его уже ждали, и выглядели они все так по-домашнему, так что лорд Блэк только усмехнулся. Антонин, донадувающий в этот момент последние шарики, выглядел как маленький хомячок, а если учесть, что они с Кастором были на одно лицо, то посмотреть на такого себя было бесконечно смешно. Регулус, с огромнейшим букетом белых роз в своих кривых ручках, лихорадочно поправлял сложную конструкцию обертки цветов, которая «совершенно случайно» съехала как раз в тот момент, когда лорд Шафик подбрасывал букет вверх, желая достать им до потолка. Мия, которая была уже на шестом месяце беременности, стояла с блюдечком в руках и снова ела соленые огурцы, макая их в какой-то магловский соус. Когда Вальбурга впервые застала ее за таким перекусом, то потребовала не есть больше эту отраву, но уговорить отказаться от нее Мию у миссис Блэк не получилось. Белла с малышом Дэниелом, который выглядел как маленький сонный ангелочек на небе, потому как у его тети было белоснежное, как облако платье, стояли у самой лестницы и ждали Кастора, чтобы вручить ему бутылку любимого именинницей игристого вина. Андромеда с Теодором, который трясся над своей женой, как над хрупким хрустальным сосудом, ведь она тоже умудрилась забеременеть полгода назад, хотя все целители, включая самого бывшего Тонкса, были уверены, что это невозможно после того, как ее беременность Дорой прошла с такими сильными осложнениями, сидели на диванчике недалеко от спуска со второго этажа и складывали подарки и поздравительные письма для Вальбурги в ровные стопочки, предварительно проверяя их на наличие вредоносных довесков. Рядом с ними, кстати, тоже стояло блюдце с огурцами и этой магловской гадостью. А Нарцисса, которая, к сожалению, была сегодня без своих мужчин, из-за того, что и Драко, и Люциус были во Франции, поправляла складки платья Доры, что все не хотели правильно ложиться. Пусть та и возмущалась, что она уже совершеннолетняя и может это сделать сама, но противиться проявлению заботы от Нарциссы не могла, ведь тетушка редко показывала свои эмоции на людях. В углу же стоял, не видимый никем, кроме Кастора, Гарри, и ехидно ухмылялся. То, что он дал Кастору отгул, еще не значило, что он не будет рядом с ним и не будет портить тому настроение, как делал это всегда, начиная с первого дня их знакомства.* * *
Липкий страх всегда настигал свою жертву, как ни крути. Оставалось только смириться и покориться судьбе. — Уверен, что должен смириться и покориться судьбе, отправляясь к Вечной Леди, или тебя еще кто-то ждет там, откуда ты пришел? Уверен, что страх сильнее тебя? Разве не ты всегда обыгрывал саму Судьбу? Мальчик-который-выжил-и-ни-разу-не-сдался-без-боя?.. — протянул за спиной совершенно незнакомый, но какой-то издевательский голос. — Теперь ты всегда будешь сдаваться так легко? — прошептал он в самое ухо Кастора, отчего тот почувствовал его холодное дыхание. Но ответить Кастор ему не мог. Страх все еще сковывал его тело, а противный тимор все так же стоял в двух шагах от его лица. — У-у-у, да ты маленький трусишка! Тимора испугался, какой кошмар! — снова этот издевательский тон. Кастор не мог разжать челюсти, чтобы ответить ему хоть что-нибудь. Он безумно устал за этот нескончаемый день и хотел только холодного душа и спокойствия. — Так и будем стоять, зайка, или ты что-нибудь сделаешь? — в этот раз тон был настолько презрительным, что от него в душе поднималась волна неистового гнева. Никто и никогда безнаказанно не называл Гарри Поттера или Кастора Блэка трусом. Никто и никогда. А если и пытался назвать, то потом жестоко за это расплачивался. Он, как потомок некромантов, никогда не оставлял своих обидчиков без должной, часто смертельно опасной, трепки. И вот сейчас он решил, что пора снова отдаться той своей силе, что раньше так сильно требовала свободы, но была заточена глубоко внутри: силе гнева. Закрыв глаза, Кастор отпустил себя и почувствовал невероятное облегчение — страх отступил, осталась только жгучая ярость, направленная на уничтожение вредного духа, способного нанести вред его телу и тому, кто посмел издеваться над ним и его страхом. Магия юного Блэка взорвалась тяжелым темным потоком и снесла на своем пути всех живых и не совсем живых существ, которые посмели вылезти из озера. Она кружилась по пещере, выкорчевывая саму суть тимора из всех щелей, чтобы сия зараза больше никогда не смела протягивать к нему своих жадных ручонок. Некроманты не прощали иным существам оплошностей, из-за которых они могли пострадать. Никогда и ни за что. — Ну что же, для ясельной группы детского сада вполне себе отвратительно, — проскрипел за спиной Кастора Гарри Певерелл, новый учитель юного некроманта Блэка от Госпожи, с которым бывший Гарри Поттер-Певерелл не соскучится никогда.* * *
Махнув пару раз головой, Кастор попытался выкинуть из головы мысли о Гарри. Однажды у него получилось отправить того куда-то подальше на пару деньков, так что он попробовал незаметно для других повторить свой случайный подвиг. Посыл его магии был настолько тонким, что никто из Блэков этого не заметил. Взглянув после этого в угол еще раз, Кастор понял, что у него получилось. Тогда он наконец вздохнул спокойно и стал спускаться к сестре и племяннику. — Ну вот, свет мой, а ты говорила, что я опоздаю! — возмущенно-радостно проворчал Кастор и взял в руки бутылку дорогого шампанского, которого он сам, к сожалению, употребить пока не смог бы. — Блэки не могут опоздать! Они… —…Всегда приходят тогда, когда начинается веселье, — поддержал брата Антонин. — А веселье начинается тогда… — …Когда пожелают Блэки, я помню, — улыбнулась юная мисс Блэк. — Иногда мне кажется, что ты и есть наш далекий предок — он так же, как и ты, мог проспать всю подготовку к приему и появиться за секунду до начала. При этом он всегда был на высоте, знал все на свете и мог поддержать любой разговор. А еще, как и ты, мог быть невероятно вспыльчивым и, одновременно с этим, спокойным как удав. — Да, я такой, душа моя, — улыбнулся Кастор и перевел взгляд на лестницу, откуда донесся едва уловимый скрип половицы. На верхней ступеньке стояла Вальбурга и счастливо улыбалась. Вся ее семья, кроме Драко и этого прохвоста Люциуса, стояла сейчас в гостиной Блэк-холла и готовилась к ее дню рождения. Пусть она и не любила раньше этот праздник, но сейчас отчетливо понимала, что просто никогда не праздновала его по-настоящему. Сейчас она осознала, что ей всегда хотелось ни приемов, ни балов, ни пышных торжеств, а простого семейного тепла и безграничного счастья, которое появилось в ее жизни с приходом Кастора. Того, кто изменил жизнь ее семьи к лучшему, того, кто решился вернуть ей любимых племянниц и смог образумить ее старшего сына, того, кто сам стал для нее любимым сыном…* * *
— А сейчас… — Регулус, который уже изрядно поднабрался и был невероятно веселым, пытался сказать еще один тост, но договорить ему не дали — в дверь кто-то постучал. Теодор и Регулус мгновенно подобрались, хотя это было очень трудно, ведь пили они одинаково много, а Кастор лукаво улыбнулся. Глядя на такую его улыбку, Андромеда, Мия и Нарцисса сразу же догадались, что он знает того, кто пришел, и даже, скорее всего, сам его и пригласил, и успокоились. Хотя в первые мгновения потянулись за своими палочками, ведь на мужей им рассчитывать не приходилось. — Разве мы кого-то ждем? — удивилась Вальбурга, обращаясь к своему среднему сыну, тоже замечая, что Кастор удивительно спокоен. — Да, — коротко ответил лорд Блэк. — Еще один подарок должен появиться здесь с минуты на минуту. Этого человека вы все хорошо знаете, вернулся он пару месяцев назад, но представить вас раньше я не мог по ряду причин. Дверь медленно открылась, и на пороге малой гостиной появился молодой человек. Он был намного выше Кастора, но до роста Регулуса, который за последнее время еще немного подрос, всё-таки не дотягивал. На вид ему было лет шестнадцать-семнадцать. Волосы у него были темные, но не черные, немного вьющиеся, а глаза пронзительно-серые, будто два грозовых облака. — Прошу любить и жаловать, — поднялся и встал около парня Кастор, — Арктурус Поллукс Блэк собственной персоной. Когда Вальбурга увидела, кто появился перед ней, она осела на ближайший стул и прикрыла рот рукой. Из глаз у нее брызнули слезы. Она была глубоко шокирована тем, что тот, кого она похоронила много лет назад, стоял сейчас перед ней и смотрел на неё своими яркими чистыми глазами, в которых не было и грамма того безумия, что она замечала у него в последние дни перед исчезновением. Он также смотрел на неё и не мог сдержать слез. Обычно мужчины не плачут или хотя бы скрывают этот факт с помощью платка, вот только у него не было под рукой платка, чтобы скрыться от других, да и не нужно ему это было. После такого долгого пребывания в безэмоциональном состоянии Арктурусу нужно было чувствовать хоть какие-нибудь эмоции. И вот он одновременно плакал и радовался, грустил и смеялся. Кастор дал ему всё, что только нужно, для того чтобы быть счастливым человеком, вернее, для того, чтобы им стать. — Ну что, именинница, вы пригласите нашего гостя к столу, или он так и будет стоять на пороге гостиной? — Брат, — выдохнул Регулус, который ИО. — Как ты тут оказался? Как ты оказался жив? Я же искал тебя, хотел хотя бы похоронить нормально. — А рад ли ты моему такому возвращению, брат? Ведь ты наверняка думаешь, что я попрошу вернуть мне мою жизнь и моё имя… — Регулус, который Арктурус, замолчал и посмотрел на брата. Тот выглядел пьяным, но счастливым, даже мысль о том, что он может снова стать Сириусом — хотя он уже так привык быть Регулусом — его не пугала. Он наконец-то нашел брата, которого так долго искал, перепробовав практически все светлые и темные ритуалы поиска. И пусть он снова станет другим человеком, но тот, кого в детстве он так сильно любил, будет с ним. — Мне все равно, брат, даже если ты попросишь мою душу, я ее тебе отдам, только прости меня и не пропадай так больше, — он подошел к брату и порывисто его обнял. — Errare humanum est… — …Sed stultum est in errore perseverare, брат мой. Я давно простил тебя, ведь понимал, что это тлетворное влияние Дамблдора. И… нет, я не попрошу назад свою жизнь. Я теперь больше не Регулус. Как и ты больше не Сириус. Меня зовут Арктурус Поллукс Блэк, я — второй сын мистера и миссис Блэк, леди Вальбурги и лорда Ориона, родившийся в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, приятно познакомиться, — он улыбнулся так заразительно, что его брат протянул ему руку и сказал такую же ритуальную фразу: — Регулус Арктурус Шафик-Блэк, лорд Шафик, первый сын мистера и миссис Блэк, леди Вальбурги и лорда Ориона, родившийся в тысяча девятьсот шестьдесят первом году, приятно познакомиться, — после того, как Арктурус пожал руку брата, по залу пронесся вихрь родовой магии Блэков.