My blood

      — Данте!       Данте оборачивается, остановившись у самого края Клипота. Вергилий неохотно повторяет за ним, но, в отличие от виноватой физиономии младшего, на его лице отображается лишь неприкрытое раздражение. Буквально весь его вид говорит Неро о том, что постой он молчаливым истуканом еще хотя бы десять секунд — Вергилий просто столкнет брата в портал и отправится за тем следом, отбирая у Неро последнюю возможность отговорить Данте от его идиотской затеи.       Неро почему-то ужасно боится, а ведь чувство страха является самым редким спутником в его жизни. Боится того, что у него ничего не выйдет. А еще ему почему-то кажется, будто все это происходит не в первый раз, и что с каждой провальной попыткой его шансы на спасение из замкнутого круга отчаяния уменьшаются прямо на глазах.       Поэтому, когда Неро наконец находит слова, те звучат как мольба:       — Пожалуйста, Данте, останься…       Эта мольба наждачкой проходится по саднящей изнутри глотке, а глаза начинает неприятно щипать. Неро чувствует, как с каждой минутой тремор у заново отросшей руки усиливается; что еще немного и ее придется до боли сжать в левой ладони, чтобы хоть как-то унять дрожь. Странно…       — Прости, Неро, — в голосе Данте столько сожаления, сколько Неро никогда прежде от него не слышал. Всегда такой уверенный, сейчас Данте предстает перед ним в абсолютно ином свете и как будто избегает длительного зрительного контакта, то и дело бросая вороватые взгляды на брата. Будто ищет в Вергилии поддержку или заверение в том, что он поступает правильно, сбегая от новоприобретенной семьи и напоследок, словно какую-то гребаную подачку, передавая Неро свое агентство.       Как будто можно вот так просто обменять семью на по холостяцки захламленные квадратные метры в захолустном райончике абсолютно незнакомого Неро города, с которым у него теперь, кажется, навечно будут связаны лишь плохие воспоминания. Да за кого Данте его вообще принимает?!       Это неожиданно ранит даже сильнее пренебрежительного «мертвого груза». И на смену отчаянию ожидаемо приходит злость, которую Неро не без усилий, но все же успешно подавляет — полезное умение, приобретенное им во время присмотра за сиротками.       Последнее, что ему сейчас нужно, это оттолкнуть Данте своими резкими словами. Ругань он решает отложить на потом. Как минимум до момента, когда Данте не будет находиться настолько, блядь, близко к этому чертовому краю.       — Не поступай так со мной…       В любой другой момент Неро возненавидел бы себя за столь низменный ход, как попытку надавить на жалость. Тем более по отношению к своей персоне. Он даже не уверен, что хуже: до конца жизни ловить на себе жалостливые взгляды окружающих или оказаться для самого дорогого тебе человека «мертвым грузом», словно какая-то там пустяковая потеря конечности делает тебя абсолютно недееспособным.       Неро вообще ненавидит жалость. До того сильно, что однажды едва не сорвался на Кирие за ее чрезмерное беспокойство о нем в первые дни выхода из комы. Он хоть и сдержался тогда — опять же, спасибо закалке от неугомонных сироток — но та внутренняя вспышка злости пообещала еще долгое время пинать его совесть и пока что справляется с этим на отлично.       Первое время кажется, что его уловка срабатывает.       Данте хмурится, сжав губы в тонкую полоску, и смотрит в ответ виновато. Обдумывает что сказать, догадывается Неро, чье внимание почти мгновенно приковывает едва заметная реакция Вергилия: тот опасно сужает глаза, сохраняя равнодушное — только на первый взгляд — молчание. Но то, что нельзя увидеть невооруженным глазом, Неро чувствует на подсознательном уровне. Вергилий злится.       Желание узнать причину этого, к счастью, оказывается чуть слабее не умолкающих воплей здравого смысла в его голове, и потому Неро не задает вопросов и вообще старается в лишний раз не смотреть на своего отца, как если бы иное действие рассматривалось тем как провокация. Хотя черт его знает. Они знакомы друг с другом до смешного недолго, а Вергилий как будто уже успел записать его в свои враги. Неужели поражение в схватке настолько задело его?       Впрочем, если дело именно в этом, для Неро это лишь очередной повод удостовериться в однородности их крови. Вот только что-то подсказывает ему, что причина враждебного настроя Вергилия кроется в чем-то другом. Неужели в…       — Данте? — Произносят они, к удивлению обоих, одновременно, и теперь в открытую впиваются друг в друга убийственными взглядами.       Данте словно не замечает искрящегося между ними напряжения, слишком поглощенный чувством вины, когда устремляет взгляд на Неро, проигнорировав реплику лишь оскорбленно фыркнувшего Вергилия, который то ли от скуки, то ли в знак предупреждения перекидывает Ямато из одной руки в другую, не сводя с сына глаз.       — В твоей жизни есть не только я, малыш, — Данте с грустной улыбкой качает головой, а у Неро от неожиданного обращения все замирает в груди, — а у него, — он кладет ладонь на плечо Вергилия, который от этого жеста становится не менее растерянным, чем Неро, но гораздо быстрее того берет себя в руки, — больше никого нет. Я уже как-то бросал его однажды — ничем хорошим это не кончилось. Не заставляй меня повторять эту ошибку…       — То есть я для тебя ошибка? — Вырывается у Неро против воли. Черт!       — Я не это имел в…       К сожалению, Неро теперь не остановить:       — Нет, нет, я тебя понял. Глупо было надеяться, что я для тебя хоть что-то значу.       — Неро, пожалуйста… — отпустив плечо с неподдельным интересом наблюдающего за происходящим Вергилия, Данте тянет к Неро руку, но тот, больше всего на свете желая шагнуть тому навстречу, наоборот отступает на шаг. Неро сам не знает, почему он это делает; почему его так несет; почему он, черт возьми, не может остановиться?!       Обидные, ужасные слова друг за другом срываются с его губ на одном дыхании, а он не способен ни прервать их поток, ни хотя бы понизить голос. Ему стыдно и больно от того, с каким лицом Данте выслушивает его внезапную даже для него самого злобную речь, но сейчас им как будто движет какая-то невидимая сила, подпитываемая горечью обиды.       — Не утруждай себя лживыми оправданиями. Просто уходи. Я же вижу, что ты хочешь, — Неро умолкает, но буквально на пару мгновений, только чтобы перевести дыхание и произнести уже тише, но гораздо больнее всего того, что было сказано им ранее на повышенных тонах, — и, знаешь, ты прав… ты не единственный. Я как-нибудь переживу, если ты исчезнешь из моей жизни. По правде говоря, я бы хотел, чтобы ты в ней вообще никогда не появлялся. Давай, можешь катиться на все четыре стороны, мне плевать!       На последних словах он отворачивается, ставя тем самым точку на всем, включая их отношения, и не смотрит, как Данте спрыгивает в портал, оставляя его без ответа. Спустя полминуты так и не сдвинувшийся с места Неро вдруг слышит ленивые аплодисменты, резко вскидывает понуро опущенную голову и оборачивается на звук, немало удивленный тем, что Вергилий до сих пор здесь.       — Браво, — только и выдает тот и даже не думает сдерживать торжественную ухмылку. И это кажется особенно абсурдным на фоне всего произошедшего. Из-за чего Неро начинает подозревать, что все это может оказаться нереальным от начала и до конца.       А когда Вергилий не разрывая зрительного контакта отступает назад, развеиваясь пеплом по воздуху вместо того, чтобы упасть в портал вслед за Данте, Неро просыпается.

---

      Очередной странный сон. Неро бы даже назвал его кошмаром, будь он немного сентиментальнее. Свихнись он от одиночества — сказал бы уверенно, что это тридцать первый по счету повторяющийся сон за последний год. Год без него.       Но он не вел счета снов — только дней, и сегодняшний был триста сорок пятым со дня, когда его жизнь пошла под откос. Или скорее триста сорок шестой, раз он проснулся за полночь, судя по льющемуся по его сгорбленной фигурке лунному свету из окна, которое никто не удосужился завесить перед сном. Раньше оно было всегда задернуто шторами и наверняка редко открывалось, из-за чего в комнате стоял такой спертый воздух, что впервые зайдя в нее, Неро искренне удивился вслух: как Данте вообще мог здесь спать?! Ноющая боль в груди сразу же выбила из него тогда остальные, так и не озвученные вопросы, да и их все равно больше некому было задать. Данте ушел.       Так легко и просто, словно собирался всего лишь сходить в любимый кафетерий в паре кварталов от конторы «Devil May Cry» за порцией клубничного мороженого и вернуться максимум через час, в шутку на выходе завещав Неро свое убыточное — на одну только оплату счетов уходила добрая часть прибыли от охоты — детище. Агентство было одной из немногих вещей, что Данте оставил после себя.       Еще была внушительная запыленная коллекция оружия в подвале; тотальный беспорядок в каждой комнате, включая даже ванную на первом этаже; и зияющая дыра на месте, где молодое сердце когда-то сладко замирало при виде смешливой улыбки и добрых морщинок, собирающихся в уголках серебряных глаз, стоило Данте взглянуть на него. Когда-то Неро казалось, что эти взгляды что-то да значат. Своим уходом Данте ясно дал понять, что они не значили ничего.       Комната мужчины оказалась не в пример чище первого этажа: на грязном полу валялось несколько пар носков, стояли пустые бутылки и пара-тройка таких же коробок из-под пицц, не поместившихся на полностью заваленном тем же содержимым столе. Удивительно даже, что во время генеральной уборки Неро не наткнулся ни на какую нежелательную живность вроде грызунов или тараканов. Вокруг были лишь пыль, мусор и легкий налет затяжной депрессии на всем окружающем его пространстве — Неро корил себя позднее за то, что он заметил очевидное слишком поздно. Вдруг все могло сложиться иначе, если бы он просто вовремя вызвался быть рядом? Не то чтобы теперь ответ имел хоть какое-то значение.       Когда же утомительная уборка подошла к концу, он рухнул на кровать, постельное белье на которой все еще хранило запах предыдущего владельца, и от осознания этого впервые с того злополучного дня расплакался как ребенок в рукав так и не снятого плаща, стараясь не запачкать наволочку слезами из опасения испортить их солью родной терпко-сладкий аромат.       Это был первый и последний раз, когда Неро позволил себе заплакать из-за случившегося. Даже когда не раз повторившийся впредь сон посетил его впервые, а он, напоследок обняв заплаканную Кирие, навсегда покинул их домик в Фортуне, перебравшись в Редгрейв-Сити, Неро не проронил ни слезинки.       Вот и сейчас Неро молча сидел, сверля усталым взглядом бессильно сжимаемый им край одеяла в руках, пока какая-то мысль на периферии сознания не заставила его удивленно поднять голову. Этот дурацкий сон еще никогда не будил его настолько рано, как по часам обрываясь непременно под утро. Что-то было не так. И это что-то его разбудило.       Скорее интуитивно, Неро обратился в слух. Почти две минуты в агентстве стояла полная тишина, если не брать во внимание тиканье настенных часов, показывающих третий час ночи, и учащенное дыхание Неро, напряженно вглядывающегося в закрытую дверь спальни в ожидании… а хрен его знает чего. Неужели вдобавок к апатии у него развилась еще и паранойя?       На этой мысли Неро невесело фыркнул, готовый уже было лечь обратно. В конце концов, сны имеют свойство обрываться на самом интересном месте. Пускай и в его случае ничего интересного в одном и том же сюжете не было.       Едва он успел вернуться в горизонтальное положение, как на первом этаже что-то, судя по звуку, пластмассовое свалилось на кафельный пол. Если бы Неро все еще не был настороже, он бы вряд ли расслышал это. Но даже в полудреме он бы не смог проигнорировать неразборчивое злое бормотание, донесшееся следом.       Рука в мгновение ока нашла Алую Королеву, пристроившуюся у стены между кроватью и тумбочкой со стороны, где Неро привык спать последние полгода. Медленно приоткрывая дверь из комнаты, Неро с мечом наготове представил, как, должно быть, нелепо он сейчас смотрелся, заспанный и одетый в одни боксеры. Только едва ли незванный гость успеет издать хотя бы смешок, прежде чем Неро припрет его к стене или снесет голову — в зависимости от того, насколько человеком тот окажется.       Гость, а точнее гости Неро оба оказались людьми лишь наполовину. Поэтому Неро не знал, как в этом случае поступить: все же припереть к стене, но отрезать только руку, чтобы наконец вернуть старый должок? Или застыть в проеме ванной комнаты с таким видом, будто он снова тринадцатилетний юный послушник в Ордене Меча, застукавший своего сводного брата в недвусмысленном положении и с рукой между ног и зарекшийся еще когда-либо впредь заходить в его комнату без стука. Предательское тело решило все за него, в одно мгновение превратив всю свою кровь в свинец.       Неро не сдвинулся бы с места, даже если бы хотел. Но сейчас он хотел только одного: проснуться уже наконец от этого пугающе реалистичного затяжного сна, пока ложная надежда не пустила в нем корни, что будет так невыносимо больно выдирать из груди по неизбежном пробуждении. Это просто не могло быть правдой.       — Ты тут пару минут назад спрашивал, почему это место до сих пор не облюбовали крысы, чем, кстати, оскорбил меня до глубины души! — Это не мог говорить Данте, что сейчас весело рвал демонов на лоскуты напару со своим обожаемым старшим братом-маньяком где-то в адских ебенях, или уже давно там же валялся мертвее всех мертвых стараниями этого же самого братца или какого-нибудь крайне удачного демона. — Что ж, встречай крысолова.       — Теперь мы знаем, что жалкое чувство юмора не уходит вместе с демонической силой. А жаль, — и это совершенно точно не настоящий Вергилий сейчас протирал влажным полотенцем его окровавленный бок, — так у твоего… недуга был хотя бы один плюс.       — Спасибо, братишка, ты всегда знаешь нужные слова, чтобы я еще сильнее захотел размазать твою надменную физиономию по своему кулаку, — совершенно точно не настоящий Данте слабо засмеялся, глядя почему-то не на брата, а строго на Неро, так и стоящего памятником самому себе в дверном проеме, и тут же болезненно охнул, вцепившись в плечо Вергилия. Но в глазах его не было ни намека на смех, а лицо приобрело какое-то странно задумчивое выражение.       Алая Королева выпала из ослабевших пальцев, только сейчас привлекая к ее хозяину внимание мужчины, сгорбившегося над сидящим на бортике ванной Данте. Обернулся он, впрочем, лишь на пару секунд, вернувшись к своему крайне нетипичному для регенерирующих в мгновение ока демонов занятию.       — Он удивительно бесшумно ходит.       — Ого, неужели я дожил до момента, когда тебя смогли застать врасплох? Кажется, кто-то старе… Ауч! Вот ни за что не поверю, что ты сделал это не специально!       — А кто сказал, что я собирался соврать? — Неро не видел лица Вергилия, но готов был поспорить, что в этот момент тот ухмылялся.       С каждой минутой происходящее казалось Неро все более сюрреалистичным, укрепляя его уверенность в том, что все это ему только снится. Ну не могли же эти двое на самом деле спустя почти целый ебаный год вернуться из ада и при встрече упорно не обращать на него никакого внимания?!       Неро намеренно громко прочистил горло, но на этот раз Вергилий даже не обернулся, бросив через плечо:       — Будь так любезен, принеси что-то, чем можно обработать рану. Я не нашел в аптечке ни перекиси, ни хотя бы спирта.       — За холодильником должна стоять бутылка водки, — сквозь стиснутые от боли зубы подсказал Данте и добавил, увидев что-то на лице Вергилия и обращаясь уже к нему. — Что? Я хранил ее на особенно дерьмовый день. Сегодняшний, по-моему, идеально подходит под описание…       Неро шокировано моргнул пару раз, прежде чем наконец почувствовать, как контроль над телом потихоньку возвращается к нему, и на ватных ногах молчаливо ушел на кухню в поисках бутылки, что так ни разу и не попалась ему на глаза во время редких уборок. Впрочем, неудивительно. Кто бы вообще додумался зачем-то прятать крепкое спиртное за холодильником, как не Данте?       Чувствуя подступающую дрожь, Неро до треска сжал чуть запыленную бутылку в руке, от стеклянных заноз которую спас возмущенный крик из ванной. Он обернулся на звук, прикинул что-то в голове и достал из верхнего ящика первую попавшуюся кружку — красного цвета с принтом в виде кучи маленьких белых сердечек. Прежде, чем вернуться к уже ругающимся о чем-то близнецам, Неро до краев наполнил ее содержимым бутылки.       Зайдя в ванную все так же без лишних слов, Неро передал водку лишь благодарно кивнувшему в ответ Вергилию, который откуда-то уже достал иголку с ниткой. С ними он выглядел едва ли менее грозно, чем с Ямато, лежащим сейчас от него на расстоянии вытянутой руки на стиральной машинке, в то время как Данте с этим его изорванным грязным плащом на голый торс и измученным выражением на подозрительно бледном, покрытом испариной лице меньше всего походил на себя прежнего. Или того, каким Неро его запомнил.       — Убери руку.       — Как только один садист прекратит делать мне больно, так сразу!       Ну, хоть их семейное баранье упрямство никуда не делось.       Неро присел на крышку унитаза, с отсутствующим видом уставился на свое отражение в стеклянной дверце машинки и сделал первый глоток из кружки, лишь краем уха слушая очередную зарождающуюся перепалку между братьями. До него все так же никому не было дела.       Охуительно.       — ТВОЮ Ж… БОЛЬНО!       И как еще не лопнула от крика Данте бутылка, поставленная в сторонку Вергилием после дезинфекции раны…       — Надо было думать раньше. Я, помнится, не просил тебя лезть на рожон, тем более в твоем состоянии. А теперь терпи и помалкивай — твое нытье отвлекает.       — Ну-ка, ну-ка… В каком таком состоянии?! Я в полном порядке! — Просипел слабым голосом Данте, который явно был крайне далек от состояния «в полном порядке». Если бы не демоническая регенерация, на голом — плащ давно был потерян в аду — плече Вергилия уже проступили бы фиолетовые синяки от хватки пальцев его агонизирующего братца.       — Скажи это кровавому следу, что ты оставил за собой, пока я тащил твою неблагодарную тушу до этого места. Если, конечно, ты не задумывал изначально услужливо проложить для наших врагов путь, по которому они могли бы как можно скорее выследить и прикончить тебя! — Впервые за ночь Вергилий повысил голос, зло уставившись на брата в ответ.       — Ты хотя бы один день можешь прожить без драматизирования?! — прошипел Данте, когда Вергилий сделал очередной стежок на его коже, а Неро — еще один глоток из кружки.       Водку, конечно же, так не пьют, но и долгожданное, видимо, только им одним воссоединение с потерянной семьей тоже представлялось им несколько иначе. Жизнь вообще обожала не оправдывать его ожидания.       — Это не драматизация, придурок, а факт! Так и знал, что не стоило тебя слушать. Если бы мы сразу отправились в больницу…       — Только не начинай опять, иначе я сейчас точно пойду и сам убьюсь об какого-нибудь демона… — слова Данте на этот раз прозвучали приглушенно, и Неро все-таки метнул в его сторону заинтересованный взгляд, не без удивления обнаружив, как тот, закрыв глаза, уткнулся носом в местечко точно между плечом и шеей брата. Хотя еще больше его удивила внутренняя вспышка злости при виде этой картины, но эту странную реакцию он решил обдумать как-нибудь потом.       Иголка на долю секунды зависла в руке вздрогнувшего (?!) Вергилия, прежде чем в очередной раз впиться во рваный край раны, что должна была затянуться уже тысячу раз за все время своего существования. Но она не затягивалась, а Данте как будто бы становился все бледнее и бледнее. Что за херня тут происходит?!       — И получаса не прошло с тех пор, как ты уже попытался сделать подобное! Или тебе оказалось мало? Хочешь довести дело до конца?!       — Справедливости ради, смерть была бы милосерднее выслушивания твоих бесконечных сраных упреков!       — То же могу сказать про твое бесконечное сраное нытье!       — Знаешь, что…       — ЗАТКНИТЕСЬ, НАХУЙ. ОБА.       На этот раз вздрогнул и один, и второй. Впервые за эту бредовую ночь на Неро действительно обратили внимание. Даже Данте с усилием воли выпрямился, все еще придерживаясь слабой рукой за плечо так и стоявшего, опершись одним коленом о бортик ванной, Вергилия. Осознание того, что ему удалось искренне удивить эту ходячую невозмутимость, было довольно приятным.       — Спасибо! — Неро нервно улыбнулся, поставив кружку на крышку стиральной машинки с такой силой, что из нее выплеснулась треть содержимого, только чудом не задевшего Ямато и не приписавшего тем самым вспылившему парню смертный приговор. — А теперь кто-нибудь скажет мне, что здесь происходит, или вы так и будете продолжать делать вид, что меня не существует?!       Разрядить обстановку поспешил Данте.       — Неро… Прости, что все происходит, ну, вот так, — со слабым смешком он неопределенно махнул рукой, но тут же сделался серьезным и как будто бы… печальным?       — Я… То есть мы хотели, чтобы встреча произошла по-другому, правда.       Вергилий многозначительно хмыкнул на его дополнение, снова переключив все внимание на рану; Неро впервые видел, чтобы кто-то так легко разрывал шелковую нить одними руками. Повинуясь порыву, он, не дожидаясь просьбы, передал Вергилию лежащий возле Ямато бинт, заслужив еще один благодарный кивок, и снова поднял глаза на Данте, ожидая хоть какой-то конкретики. Странным образом лицезрение живого и (относительно) здорового Данте действовало на него… успокаивающе.       Но тот словно не хотел вдаваться в подробности, как если бы они были настолько дерьмовыми, что Данте было попросту неприятно или даже стыдно о них говорить.       — У нас просто не было другого выхода…       — Данте, кончай юлить. Я устал, хочу разобраться со всей этой херней и лечь спать, — в подтверждение своих слов Неро откинулся на бачок, уверенный что еще немного этих хождений вокруг да около и он заснет прямо так, сидя на унитазе в одних боксерах. И никто здесь, конечно же, не удосужится сделать с этим хоть что-то. Запоздало Неро отметил, что почему-то даже не чувствует ни капли смущения за свой вид. Похоже, его сморил и в то же время сделал смелее алкоголь, к которому он притрагивался крайне редко и вообще неохотно. Но сегодня в принципе был день исключений, кажется, для всех них.       — В общем, мне кажется… — Данте сделал глубокий вздох, то ли потому, что попытался собраться с силами перед следующими словами, то ли из-за прикосновения бинта к зашитой, но все еще невыносимо горящей ране, — мне кажется, что я больше не демон…       Неро резко присел, растеряв всякую сонливость.       — Что?