Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж Достоинство, что просит подаянья, Над простотой глумящуюся ложь, Ничтожество в роскошном одеянье,
Блейн обожал Шекспира, если бы Хаммел видел его прежнюю комнату, то не стал бы затевать этот спор. У Андерсона почти вся спальня была обставлена стеллажами с английской литературой, а книга сонетов Шекспира исчитана до дыр. Поэтому Блейн, выровняв голос до теплой неги, без труда продолжил:И совершенству ложный приговор, И девственность, поруганную грубо, И неуместной почести позор, И мощь в плену у немощи беззубой, И прямоту, что глупостью слывет, И глупость в маске мудреца, пророка, И вдохновения зажатый рот, И праведность на службе у порока. Все мерзостно, что вижу я вокруг... Но как тебя покинуть, милый друг!
- Хорошо,- Хаммел был удивлен, что Андерсон справился без труда,- Продолжим,- вновь заговорил он, чтобы снова прошелестеть следующий сонет:Когда захочешь, охладев ко мне, Предать меня насмешке и презренью, Я на твоей останусь стороне И честь твою не опорочу тенью. Отлично зная каждый свой порок, Я рассказать могу такую повесть, Что навсегда сниму с тебя упрек, Запятнанную оправдаю совесть.
Блейн шепотом проговаривал слова вместе с Куртом, пока тот читал, и после того, как помещения настигло молчание, Андерсон просолировал:И буду благодарен я судьбе: Пускай в борьбе терплю я неудачу, Но честь победы приношу тебе И дважды обретаю все, что трачу. Готов я жертвой быть неправоты, Чтоб только правым оказался ты.
Хаммел забывал следить за правильным порядком слов, наслаждаясь, как нежный голос Блейна произносит рифмы. Он и так был уверен, что Андерсон не ошибся ни на одну букву, зная этот сонет наизусть. Поэтому, не дав ему опомниться, он вновь заговорил:Прекрасным не считался черный цвет, Когда на свете красоту ценили. Но, видно, изменился белый свет, - Прекрасное подделкой очернили. С тех пор как все природные цвета Искусно подменяет цвет заемный, Последних прав лишилась красота, Слывет она безродной и бездомной.
Курт замолчал, а Блейн подхватил:Вот почему и волосы и взор Возлюбленного моего чернее ночи, - Как будто носят траурный убор По тем, кто краской красоту порочит. Но так идет им черная фата, Что красотою стала чернота.
Хаммел уже начал волноваться, поэтому впустил в ход тяжелую артиллерию. Он поднял голос на октаву выше и начал цитировать новый сонет:Ты говоришь, что нет любви во мне. Но разве я, ведя войну с тобою, Не на твоей воюю стороне И не сдаю оружия без боя? Вступал ли я в союз с твоим врагом, Люблю ли тех, кого ты ненавидишь? И разве не виню себя кругом, Когда меня напрасно ты обидишь?
Блейн еле отвлекся, заслушавшись Курта, но успел подловить нужный момент, чтобы закончить:Какой заслугой я горжусь своей, Чтобы считать позором униженье? Твой грех мне добродетели милей, Мой приговор - ресниц твоих движенье. В твоей вражде понятно мне одно: Ты любишь зрячих, - я ослеп давно.
Они оба процитировали еще несколько сонетов, и ни на одном Блейн не сбился. Курт, чувствуя, как его шея уже горит от будущего поцелуя, решил закончить на следующем, и будь, что будет. Этот сонет безусловно относился к самым любимым, и как влитой вписывался в то, что он чувствовал, поэтому, делая глубокий вдох и расплавляя свой голос до консистенции карамели, Курт начал:Мои глаза в тебя не влюблены, - Они твои пороки видят ясно. А сердце ни одной твоей вины Не видит и с глазами не согласно. Ушей твоя не услаждает речь. Твой голос, взор и рук твоих касанье, Прельщая, не могли меня увлечь На праздник слуха, зренья, осязанья.
Блейн узнал это произведение. Почему выбор Хаммела пал именно на него, он не предполагал, но, ни секунды не медля, продолжил:И все же внешним чувствам не дано - Ни всем пяти, ни каждому отдельно - Уверить сердце бедное одно, Что это рабство для него смертельно.
Не успели пробежать последние строчки, как к голосу Андерсона присоединился Курт, проговаривая последние две строки вместе:В своем несчастье одному я рад, Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.
Они закончили, и Блейн победно улыбнулся. - Беру свои слова обратно,- признал поражение Курт. - И?- Андерсон выжидающе уставился на него. - Можешь меня поцеловать,- Хаммел тяжело вдохнул, и сердце синхронно с желудком сделало фуэте, танцуя в новом ритме волнения. - Диван… там будет удобнее,- мужчина махнул в сторону. Курт проследил взглядом за его движением. - Мы же не будем делать это в кабинете директора? Фиггинс может вернуться с минуты на минуту,- возразил он. - Куколка, если ты пытаешься слиться, то брось это дело. Разве тебя не возбуждает опасность, риск, когда адреналин бьет по черепушке? Хаммел задумался. - Ладно, только быстро. И шея здесь, Андерсон, а не здесь,- он показал на губы,- Не промахнись и не увлекайся уж слишком. Блейн едва усмехнулся, вставая с места. Он протянул Курту руку, и тот её послушно принял. Вдвоем они дошли до скрипучего кожей дивана и сели напротив друг друга. - Откинься немного и расслабься, а то не получишь удовольствия,- приказал он. - А я и не собираюсь его получать,- соврал Хаммел, но все же откинулся и освободился от напряжения мышц. Андерсон бесхитростно улыбнулся и приблизился к Курту. Он не спешил целовать его и пока только мягко коснулся дыханием фарфоровой кожи, щекоча ее своим теплом. Он уткнулся носом в нежный переход шеи в плечо и заполнил легкие ароматом его тонкого фарфора. - От тебя пахнет мной,- Андерсон до пульсирующего желания безумца хотел поцеловать Курта, но медлил, стараясь запечатлеть в памяти ощущение от его близости,- Ты пахнешь моим гелем для тела и ванилью. Умг, ты такой вкусный, даже не представляешь насколько,- прорычал куда-то в шею он,- Хаммел, я тебя хочу. Я так тебя хочу… Губы Блейна сомкнулись на идеальной коже, даря кроткие летящие поцелуи. Андерсон выцеловывал каждый миллиметр алебастрового полотна, оставляя после мокрые алые отпечатки. Он слегка прикусывал кожу, потягивая ее на себя, и тут же зализывал причиненный вред жарким розовым языком, с нежностью исследующим мягкость чужого тела. Он не спешил, делая каждое усилие своих движений наполненным до краев взаимным наслаждением. Руки Курта взлетели вверх, снимая шапочку Блейна и откидывая ее в сторону, и запутались в дрейфующих волнах его волос. Он вцепился в них, как за спасательный круг, вытягивая их каждый раз, когда душа клялась вылететь из тела. Андерсон же продолжал мучить его, переключившись на ключицы. Курт выгнул спину, отчего изящные косточки выглянули под тонким слоем эпидермиса. Возможностей ласкать их языком стало больше, чем Блейн уже через секунду и занялся, прикусывая губами строптивую кожу. Хаммел таял под его касаниями и испускал еле слышимые стоны в белоснежный потолок кабинета. Сладостная пытка затянулась, но никто не спешил её прерывать. Блейн переместился обратно, страстно втягивая в себя сладкую ароматную кожу. Его губы идеально сомкнулись на поверхности шеи, жадно всасывая ее в себя и следом зализывая багровые метки. Он не жалел Хаммела, оставляя в каждом своем поцелуе откровенный отпечаток губ. Курт охерел, если бы увидел, что Андерсон с ним сотворил. Но пока фарфоровая кукла, упиваясь собственным голосом, стонала, Блейн понимал, что ему есть за что побороться в этой жизни. Услышать еще раз такое, а уже потом спокойно умереть. Хаммел рвано выдохнул и со всей силы потянул Блейна за волосы. Его губы были искусаны до вульгарного карминного цвета и приоткрыты в прекрасном сладостном стоне. Курт бы все отдал, чтобы почувствовать поцелуй на губах, потому что они беспощадно горели, требуя добавить к влаге от собственного языка влагу языка Андерсона. - Блейн...- взмолился Курт,- Блейн, пожалуйста,- еще раз повторил он,- Поцелуй меня. Андерсон не понял просьбы Хаммела, ведь он и так неотрывно целовал его, но ангел продолжал умолять. Блейн поднял голову, чтобы увидеть его, и тут до него дошло, о чем именно просит Курт. Он отрывисто вздохнул и приблизился к его губам. Оставался лишь сантиметр, и они бы узнали вкус друг друга, но до слуха долетел обрывочный голос Фиггинса. В одну секунду Андерсон отскочил от Курта. Он не намеревался подставлять малыша, да и прерывать их симфонию касаний не хотелось, но предупредить его о приходе директора следовало. - Блять,- глухо выругался он, поднимая шапочку с пола и надевая её, чтобы спрятать кудрявый хаос из-за жадных пальцев Курта,- Приведи себя в человеческий вид, застегни рубашку и прикрой засос,- приказал он, садясь в кресло,- И поднимись, наконец, с дивана, а то выглядишь как чуть не трахнутая леди. Курта отрезвили слова Блейна. Боже, каким же он был идиотом, что чуть не позволил себя поцеловать. Он не собирался делить свой первый поцелуй с таким ублюдком, как Андерсон, и, отплевавшись от пожара, который развели собственные стоны, начал приводить себя в порядок. Он поднял воротник к верху, прикрывая урон, который нанесли губы Блейна. - Может, ты уже поднимешь свою задницу и пересядешь с дивана в кресло. Боже, ты можешь встать, а не лежать как пришибленный?- поторопил его Блейн,- И сотри это выражение с лица, словно секунду назад обжимался. - Иди на хуй,- дрожащим голосом послал его Курт,- Ничего не было… Этих ебанных пяти минут не было. И только посмей мне напомнить о них,- Хаммел сел в кресло, прикрывая ладонью одну сторону шеи, где красовались оставленные Блейном засосы. - Понравилось?- с ухмылкой поинтересовался Андерсон, когда фигура Фиггинса уже замелькала в дверях. - Иди на хуй,- повторил Курт, еле сдерживая гнев, и одарил таким уничтожающим взглядом, что Андерсон невольно вздрогнул. Нехорошая примета для того, кто остается безразличным к чужому проявлению чувств. - Мальчики, вы уже закончили?- Фиггинс вошел в кабинет и занял свое место,- Ну что, Блейн, сработался с Куртом? - Да, мы стали буквально как попугаи-неразлучники,- Андерсон посмотрел на юношу, который, прижимая к шее сжатую в кулак ладонь, буравил взглядом ровную поверхность стола. Хаммелу надоел этот спектакль, поэтому он, найдя на краю сознания остров спокойствия, заговорил: - Мистер Фиггинс, я не могу работать с Блейном. Он даже не учитель. Мужчина задумчиво посмотрел сначала на Андерсона, потом на Курта, пытаясь понять, что между ними произошло, потому что Курт сидел с каменным выражением лица, а Андерсон ослепительно улыбался ему. - Курт, ты тоже не учитель, но тем не менее преподаешь. - Но это идет в моё личное дело. Мне необходимо это для поступления. Андерсону вы будете платить за это деньги, хотя он совершенно не компетентен для образовательной сферы, к тому же не имеет права на преподавание без должного диплома. Может, он ведет аморальный образ жизни, возможно, он маньяк, который выбрал МакКинли, чтобы исполнять свои низменные желания,- Хаммел был готов наговорить всякой чуши, только чтобы Андерсон исчез,- Может, он террорист, который втерся вам в доверие, и хочет взорвать школу. - Курт,- Фиггинс поднял руку, требуя остановиться. - Не забудь добавить, что я могу работать на ЦРУ, или могу оказаться безумным ученым, испытывающим свои экспериментальные сыворотки на школьниках, или можешь сказать, что я посредник сатаны, заключающий договоры с людьми на продажу души,- выпрыснув, обратился Блейн к Курту.- Нет, лучше скажи, что я звезда фильмов для взрослых с завышенной самооценкой и полной неспособностью обращаться со школьниками. - Но это так! – пронесся крик души. Блейн был умным засранцем, потому что теперь, если Хаммел повторил бы его слова, директор не поверил бы,- Он же сумасшедший,- Курт всплеснул руками, но тут же вернул их обратно, прикрывая постыдные засосы. - Мистер Хаммел, успокойтесь. Я знаю Блейна довольно давно, чтобы довериться ему. Он ответственный парень, у которого замечательная семья. К тому же он был лучшим учеником МакКинли в свое время, поэтому у меня не возникло сомнений о его пригодности, когда он изъявил желание поработать в школе,- кивая в такт произнесенным словам, закончил Фиггинс. - То есть ваш ответ, нет?- Курт вопросительно изогнул брови, уже готовый услышать ответ. - Да, Курт, мой ответ, нет,- мужчина откинулся на спинку кресла и сложил руки на столе. - Замечательно, просто отлично…- Курт поджал губы. - Курт, мне кажется, что вы с Блейном еще подружитесь. В его обязанности будет входить часть твоих обязанностей, посуди, это значительно облегчит твою работу. - Но я не хочу облегчать её вот такими вот способами,- Хаммел кивнул головой в сторону Андерсона. Блейн все это время внимательно следил за развернувшейся дискуссией, не влезая. Кажется, ангел твердо решил избавиться от него, и если бы у Блейна было несколько минут наедине с ним, он бы попробовал объяснить, что это мертвый номер, потому что Фиггинс надеется, что с его приходом в школу за финансирование снова возьмется Девон. Если он так и не думал, то портить отношения с Андерсоном старшим из-за сына побоялся бы. К тому же наблюдать за бесполезными потугами Курта было забавно. - Мистер Фиггинс, неужели вы думаете, что Блейн справится со всем. Вы только посмотрите на него… Директор еще раз осмотрел Андерсона. Доверие он действительно не внушал. Спортивный стиль одежды, татуировка на шее, серебряное кольцо в брови, темная щетина - все это мало внушало в его образ учительскую изюминку. - Да, Блейн… У меня будет несколько замечаний по поводу дресс-кода. Я думаю, ты сам понимаешь, что должен выглядеть более соответствующе,- нерешительно обратился Фиггинс к Андерсону. - Я думаю, это не станет проблемой. Тем более, у меня совершенно потрясающая коллекция бабочек,- Андерсон все еще смотрел на Курта, не сводя с него игривый взгляд нахального чертенка,- Думаю, если не справлюсь, Хаммел мне поможет. Курт закатил глаза, кажется, мир вокруг него начал сходить с ума, а за штурвалом этого тонущего корабля стоял Блейн. - Хватит с меня этого,- процедил он, вылетая из кабинета. Блейн тут же поднялся, на прощание бросив Фиггинсу: «Мы сработаемся с ним. Нужно лишь немного времени», и последовал за Хаммелом. Курт быстро шагал в направлении выхода, желая, как можно быстрее убежать. Блейн несколько раз окликнул его, но ангел проигнорировал любые попытки его остановить. Когда Блейн все-таки догнал его, благо кроссовки идеальны подходили для бега, Хаммел резко остановился, но тут же отошел на расстояние вытянутой руки. Когда он заговорил, стены вокруг затрещали по заметным швам: - Значит так, Андерсон, слушай меня сюда,- холодно начал он,- То, что тебе ударил тестостерон в голову, не значит, что я откажусь от своей мечты. Если ты решил разрушить мою жизнь, то, пожалуйста, вставай в очередь к ожидающим. Только не думай, что я откажусь от своей работы. Я устал бегать от тебя и тебе подобных. Если так уж случилось, что мы будем работать вместе, то, если ты подставишь меня или, не дай бог, из-за тебя что-то случиться, предупреждаю: ты познакомишься с Куртом Хаммелом в гневе. А пока ты добился того, чего хотел. И не опаздывай, ровно к двум. Не думай, что сможешь свалить всю работу на меня. Раз уж мы в одной лодке, то я не собираюсь тонуть из-за такого как ты,- Курт закончил свою речь и развернулся, чтобы снова уйти. Андерсон был впечатлен таким Куртом. Он с самого начала знал, что в этом мальчике слабость так же хрустальна, как и его кожа. Блейн знал, все, что бы он сейчас не сказал, Курт воспримет в штыки, поэтому решил бить по самому больному. - Ты хотел, чтобы я тебя поцеловал. Ты умолял меня об этом,- крикнул он ему в спину,- Интересно будет посмотреть, по чьей инициативе наша работа превратиться в место для свиданий, Курт. - Каждый ошибается, Блейн,- Хаммел обернулся через плечо. - Самое главное не повторять своих ошибок, карамелька,- голос Андерсона совпал с тем моментом, как дверь захлопнулась, пряча за собой тень Курта,- Посмотрим, Хаммел, как ты не наступишь на те же самые грабли. В кармане неожиданно ожил телефон, оповещая Блейна о СМС от Мередит. Черт, он совсем забыл о том, что должен был увидеться с матерью. На часах уже красовалось шесть часов, и Андерсон, нервно выругавшись, поспешил на назначенную встречу.~***~
Блейн сидел в кафе с матерью более получаса, делясь новостями. Конечно, про многое он соврал, приукрашивая реальность фантазией, но в большинстве случаев пытался быть честным. - Прости еще раз, я теперь думаю, что групповые занятия по сдерживанию гнева не были такой уж плохой идеей,- Блейн допил кофе и отставил чашку в сторону. - Девон сложный человек, порой и мне трудно совладать с его желанием все контролировать. Если он вобьет себе в голову, что что-то неправильно, он никогда не откажется от своих понятий. Поэтому в лишний раз, когда ты его провоцируешь, он срывается. Ты похож с ним, Блейн, даже больше, чем Купер. Когда ты родился, он всегда старался воспитать тебя подобно себе, и если в детстве ты был его копией, повторял все его жесты, мимику и слова, мечтал быть бизнесменом, то потом ты все дальше уходил от его образа. А увлечение рок-музыкой, каминг-аут и побеги из дома выводили его из равновесия. Ведь ты становился личностью, а он не хотел видеть в тебе настолько отличную от него индивидуальность. Но все же вы с ним похожи, сынок, то, что было заложено в детстве, не проходит бесследно. Ты так же стоишь на своих принципах, если даже они могут быть неправыми, как ты сам. Наверное, это удел всех сильных быть похожими друг на друга, но не такими как остальные. - Я не похож на него. Не говори так, потому что мы совершенно разные,- прервал Блейн мать. - Я не говорю, что это плохо, Блейн. Девон хороший человек, он любящий муж, отец, он все делает для семьи… - И изменяет он тебе тоже для семьи,- Андерсон знал, что не должен этого говорить, но позиция Мередит просто убивала его,- Любящий человек никогда не изменит. - Ты уверен?- она изящно вскинула тонкую бровь. Блейн замялся. - Ты ведь расстался с Максом из-за того, что изменил?- рискнула предположить Мередит. Блейну ничего не оставалось, как кивнуть. - И причина измены была не в том, что ты его разлюбил? Он снова кивнул. - Девон тоже изменяет мне. Я закрываю на это глаза, потому что знаю: это ничего для него не значит. Конечно, высказывание: «Если любишь, не изменишь» верно, но подходит ли оно для всех людей? Может, для импотентов и да,- Блейн усмехнулся, способность матери разбавлять серьезный разговор шуткой всегда поражала его,- но для обычного мужчины, у которого стареющая жена и молоденькие девчушки под носом, согласись не очень. Иногда измена - это способ понять нужен ли тебе человек, который сейчас рядом с тобой. Я приняла эту его сторону, да она мне противна, но я научилась с ней жить. Потому что люблю. Потому что я не вижу своей жизни без него. - Но одно дело, когда ты изменяешь, другое, когда тебе. - И какие были причины твоей измены? Увлечения или что-то большее? - Я могу не отвечать?- попросил её Блейн. - Я не буду заставлять рассказывать, если ты этого не хочешь. Когда придет время, я выслушаю. - Спасибо,- он благодарно кивнул. - Ты пытался его вернуть?- теплая ладонь Мередит легла на сложенные друг на друга руки Блейна, поглаживая их. - Не один раз...- сбив голос до сухости ответил Блейн,- Но иногда остановиться это самое правильное, и то, что так долго ждешь, само придет только не в том образе, в каком готовишься его увидеть. И это еще не будет значить, что теперь все хорошо или как прежде…- взгляд, упавший на бледный цвет материнской кожи, размылился, затуманиваясь картинами прошлого, обрывками собственных мыслей и болью, куда же без нее, вечной спутницы. Как же Блейн ненавидел это…***
«Полгода, чертовы полгода с того момента, как я исчез из твоей жизни. Сотни попыток вернуть, объясниться, ты мне не веришь, зато Себастьян верит. Он верит, что я люблю, что делаю все это дерьмо ради тебя. Блять, иногда он верит в это даже больше, чем я сам. Но он умеет убеждать… Оказывается, маленькие голубые таблетки, запитые текилой, которые мы поглощаем с ним вместе, исправно поднимают мою веру, бесстрашно карабкающуюся на самую верхушку Бурдж-Халифа. Не знаю, что со мной происходит, но я превращаюсь во что-то. Я звоню тебе, мой голос дрожит, пока я слышу гудки в своем телефоне. Ты мне отвечаешь радостно, но говоришь почему-то одно и то же, что-то вроде «привет… вы позвонили… Макс Лендон … я не могу… перезвоню… позже…». Я что-то кричу тебе в трубку, и ты звонко, не прерываясь, продолжаешь говорить, но я не могу больше разобрать что именно, но главное, что ты мне просто отвечаешь. Я болтаю с тобой, пока резко не обрывается твой голос. Странный сигнал сразу после произнесенной тобой фразы «оставьте свое сообщение», и я вновь пытаюсь доораться до тебя, ведь музыка в клубе оглушительно действует на мой слух, и иногда я даже не слышу своего голоса. Себастьян почему-то ржет надо мной, каждый раз повторяя, что я разговариваю с автоответчиком, а не с тобой. Но он врет, потому что забавно хихикает как гиена, запивая свой маленький обман адской смесью алкоголя. Я ему не верю, потому что снова, набрав твой номер, слышу все тот же родной голос. Ты опять что-то говоришь, но я, жадно глотая воздух, проклинаю операторов, разлучивших нас, и благодарю того, кто восседает на небесах за то, что ты мне ответил. И так миллионы раз. Кажется, операторы-суки издеваются над нами, проделывая этот фокус каждый раз, как я набираю тебя. Все заканчивается, когда холодный женский голос лепечет «Абонент заблокирован», а Смайт выхватывает у меня телефон. Наутро я просыпаюсь, ничего не помня. Реальность больно бьется о похмелье и еще обо что-то, то что ломает меня, делает снова живым, но когда заканчивается, выкручивает, добавляя к нужде в тебе потребность в новой дозе. Смайт говорит, что мне пора завязывать и запирает меня в моей прежней квартире. Ты, наверное, не поверишь, но я ползу на стены, чтобы найти то, что даст мне забыть о тебе. Потому что Себастьян-сука вынес из моего дома весь алкоголь, он нашел все мои заначки с травкой и таблетками, он забрал мою сим-карту с твоим номером, оставляя мне ебанный пластик с ненужной комбинацией его цифр на экстренный случай. Мразь! Но он притащил приставку, в которую я рублюсь все время, и этот идиот думает, что у меня красные глаза, потому что я выкурил косяк из тайника, который он не обнаружил. Наивный Смайт, ведь он не видит, что теперь моя жизнь - это полудневной сон и тупое пяленье в монитор… Прости, конечно, вперемешку с мыслями о тебе. Он редко приходит ко мне, в основном чтобы прочистить мозги. Говорит о работе, о съемках, на которые я должен появиться в трезвом состоянии, убеждает меня в том, что я не могу больше убиваться, потому что превращаюсь в наркомана. Он рассказывает мне о мере, о том, что надо остановиться. Из его уст странно это слышать, но мне ничего не остается, я прошу время, чтобы разобраться во всем. Я понемногу прихожу в себя. Теперь я не пью, не только потому что мой бар пустует, но и потому что просто не хочу. Наркотики стали для меня табу, и Смайт даже перестал запирать меня снаружи. Но я все равно не выхожу из дома. Мой день - это утренний свежевыжатый сок, многочасовая пробежка на дорожке, бешенная прогулка за городом наедине с байком, и к ночи я уже готов, без задних ног развалившись на полу. Да, я перестал спать на кровати, потому что мне надоело каждый раз собирать себя после осознания, что ты не держишь меня в руках, запутывая нас обоих в простынь. Кровать для двоих, пол для меня одного. Себастьян ржал надо мной, когда пришел утром с круассанами и кофе, случайно обнаружив меня, раскинувшегося на мягком ковре. Но так легче, я научился жить без тебя. Нет, я не забываю о тебе ни на секунду, я тайно звоню врачу, чтобы спросить, как прошел твой реабилитационный период, нужны ли деньги, как ты себя чувствуешь, что говоришь. Мне просто нужен ты. Будет ли твое имя мелькать лишь в диалоге с другим, неважно, мне просто нужен ты… И ты появляешься. Появляешься тогда, когда я меньше всего этого жду». Блейн после очередного выпитого кофе безмятежно посапывает на диване, слушая в пол-уха сводки новостей Нью-Йорка. Предоз кофеином, кажется, действует, потому что после легкой дремоты приходит полное безразличие ко сну. Даже монотонный голос диктора не навевает ему скуку, служа фоном для размышлений. Теперь Андерсон готов. Он прошел через многое за эти восемь месяцев и выполнил обещание, данное Себастьяну, что завяжет со всем. Теперь он может возвращаться на съемки в нормальном виде и отрабатывать долги, которые повисли на нем тяжелым грузом. Себастьян звонит, чтобы сказать, что зайдет вечером все прояснить еще раз и проверить все ли в порядке, поэтому Андерсон не удивляется, когда мелодичный дверной звонок сообщает о его приходе. Конечно, странно, что Смайт не открывает квартиру своими ключами, но Блейн не думает об этом, потому что Бас мог забыть или потерять их где-нибудь, замотавшись за целый день. Андерсон не спеша идет к двери, попутно выкрикивая: «Да, Себастьян, сейчас открою». Каково же его удивление, когда вместо Смайта стоит Макс, переминающийся с ноги на ногу в ожидании. Первое, что проносится его нерешительнее «привет». Блейн же молчит, пытаясь собрать себя воедино. Наконец, голоса хватает, чтобы заикаясь произнести: «Что ты тут делаешь?». Он тут же проклинает себя за то, что выглядит как идиот. Ведь перед ним стоит его любимый, да разбивший сердце, но все еще любимый, а он не может связать и двух слов. Андерсон на секунду полагает, что это сон или глюк из-за удавшейся, как он думал раньше, завязки с наркотиками, потому что Макс, стоящий на пороге его дома, самое последнее, что могло с ним случиться в реальности. От осознания, кто перед ним стоит, до следующих слов проносится мгновение, которое Блейн тратит, чтобы рассмотреть любимого. «Боже, малыш, ты совсем не изменился. У тебя прежний здоровый вид, и ты не такой бледный и хрупкий как раньше, и я понимаю, что все это было не зря. Ты не улыбаешься, но мне почему-то достаточно того, что просто смотришь. Изучающе, скорее всего, ведь я за восемь месяцев изменился до неузнаваемости. Похудел до состояния близкого к анорексику, перестал пользоваться гелем, выпуская волну коротких кудряшек на волю, и отпустил бороду, сохраняя недельную щетину. Ты будешь смеяться, но даже Себастьян проклинает меня за мой внешний вид, поэтому таскает мне протеиновые коктейли и белковую пищу, заставляя не только бегать на беговой дорожке, но и ходить в зал через дорогу качаться. И спорт отлично мне в этом помогает, ведь с потом и дыханием из меня уходят мысли о тебе. Прости, просто слишком сложно думать о тебе, когда перед глазами все меркнет из-за скорости, с которой я несусь на беговой дорожке подальше от себя. Ты же все такой же прекрасный. Такой, каким я тебя запомнил, не больной, не жалкий, а прежний. Такой, каким я тебя увидел в первый раз, зайдя выпить кофе. Когда я просыпался утром, вытягивая из-под тебя нагло похищенное, перетянутое на себя ночью все одеяло, когда я делал нам завтрак, а ты утыкался носом в мою шею, и я чувствовал, как твоя улыбка касается моей кожи. Тогда ты был моим, а сейчас… Сейчас ты стоишь передо мной, и мне этого достаточно. Ты пришел сам, значит, ты снова мой? Что ж посмотрим, что на это скажешь ты…» - Макс, что ты тут делаешь? Что-то случилось?- Блейн взволнованно теребит края рубашки, пока глаза тонут в сером грозовом небе глаз напротив. - Все в порядке, Блейн…- отвечает Макс. В его голосе не различить эмоций, и Андерсона это пугает,- Можно я зайду?- он делает решительный шаг, и Блейн его пропускает. - Да, конечно. Он следует в гостиную, где Макс останавливается около дивана, опираясь на подлокотник. Блейн не спешит сокращать между собой и ним расстояние, оставаясь стоять в дверях. - Макс…- вновь начинает разговор он,- Я не ожидал, что ты придешь. Ты не отвечал на мои звонки уже…- Андерсон запинается,- уже восемь месяцев,- полушепотом заканчивает он,- Макс, почему ты здесь? - Прости,- всего одно слово, и Блейн не понимает, к чему было оно сказано. - Мне не за что тебя прощать. В глазах Макса, обращенных на Блейна, на секунду разжигаются неясные блики. Решимость и еще что-то, то, что незнакомо Андерсону, то с чем он и не хочет знакомиться. Парень подходит к нему вплотную, долго смотрит в глаза, касается отросшей щетины, проводя по ней игриво кончиками пальцев, и Блейну хочется уткнуться ему в ладонь, вдохнуть всего его, задыхаясь от притоков нежности. - Я так скучал…- он не выдерживает первым, открывая все свои чувства. Макс кладет палец на его губы и просит молчать, открывая рот в тихом «ш-ш». Блейн принимает это, ведь перед ним стоит Макс с его пропавшим сердцем, да оно разбито, но Блейн склеит его, когда выпадет свободная минутка. Главное оно нашлось, и в руках оно у любимого, неслучайного человека. - Блейн,- шепчет он, расстегивая пуговицы его рубашки,- Ты хочешь? Хочешь, чтобы я остался сегодня, хочешь, чтобы мы сегодня занялись любовью? Блейн не верит свои ушам, скорее всего это новая фантазия, потому что с каждой расстегнутой пуговицей все становится неправдоподобнее. - Макс… Макс снова шипит, требуя замолчать. - Просто кивни, если хочешь. Андерсон не знает, честно, он не знает. Он хочет, но первое, что ему необходимо, это всё объяснить, но пока Макс просит молчать, он попытается рассказать о сожалении, о любви языком тела, поэтому решительно кивает. - Я так и знал,- Макс ставит в голове какую-то галочку, но Андерсон не понимает к чему она, ведь руки любимого уже избавили его от рубашки и играются с пряжкой его ремня. Когда пуговицы брюк поддаются, Макс снимает с себя свою майку и джинсы, он тянет Блейна на диван, но тот мотает головой, шепча всего одно слово в надежде, что любимый поймет. Парень понимает, потому что уже в следующую секунду они врываются в спальню. Андерсон роняет любимого на свежие холодные простыни. Они еще не целовались, и Блейн молится всем богам, в которых утратил веру, о том, чтобы это случилось. Они целуются, но это происходит не так, как хочется Андеросону. Слишком мало нежности и чувственности. Да их губы сталкиваются в жарком, страстном поцелуе, но он не наполнен глубиной. Его можно назвать поверхностным, хотя язык Макса залезает далеко за пределы допустимого, но чувств, прежних чувств, нет. Андерсон пытается вернуть нежность, но чувствует односторонность порыва, Макс игнорирует его ласку, стягивая с него брюки и даря быстрые неаккуратные поцелуи на живот, грудь, ключицы. Блейн уже готов застонать от разочарования, но любимый рядом, не это ли важно? Проходит еще некоторое время, пока они обмениваются взаимными поцелуями, и Макс ложится на живот, привставая на коленях. Блейн не спешит подготавливать его, выцеловывая каждую родинку на спине и лаская одной рукой его член. Он знает, как довести его до края, и, выпуская его скользкие пальцы из рук, в последнюю секунды дернуть на себя и помочь. Именно это он сейчас и проделывает, скользя по его возбуждению. Андерсон доходит до основания, плотно смыкая кольцо ладони, резко двигается к головке, надавливая на неё и лаская большим пальцем. Макс уже изнывает от такого мастерства, которое, по его мнению, затянулось, и просит Блейна о большем. Но Андерсон медлит, покрывая спину легкомысленными поцелуями, окрашивающимися со временем в красноватый цвет. Он прикусывает нежную кожу и дарит нужную горячую влагу. На спине Макса уже пестреют сотни одинаковых меток, и Блейн решает подарить то, что он так хочет. Он прокладывает путь к его входу, играя с колечком мышц горячим языком. Он проникает внутрь, пока Макс стонет, повторяя имя Блейна как мантру. Андерсон растягивает любимого языком, бесстрашно вторгаясь в его тесную жаркую задницу. Когда оба уже на пике, Блейн подготавливает себя, нанося на член прозрачную консистенцию смазки, он приставляет головку к его входу и толкается, ласково проникая внутрь. Макс не сжимается вокруг него, готовый принять в себя всю длину. Парень не дает Андерсону возможности быть аккуратным или заботливым, потому что резко двигается, подначивая его принять сумасшедший ритм. И Блейн скучает по ощущению принимающего возлюбленного, как Апостол скучает по святым мукам, поэтому соглашается на его игру, жадно двигаясь навстречу удовольствию. Проходят крупицы безрассудного времени, пока они, наслаждаясь друг другом, занимаются быстрым грубым сексом. Макс вызывающе стонет, когда Блейн выходит из него, чтобы повернуть лицом к себе. Они меняют позу, Блейн закидывает ноги любимого к себе на плечи и резко возвращает член обратно в его растянутую задницу. Теперь они лицом к лицу, но Макс закрывает глаза, ловя на губах заботливые поцелуи Андерсона. Наслаждение накрывает обоих также стремительно, как они сходят с ума от близости друг друга. Блейн изливается внутрь любимого, пока Макс пачкает его живот горячей спермой. Обессиленные они делят постель еще несколько минут, пока Макс неожиданно настойчиво хлопает Блейна по бедру, требуя слезть с него. Андерсон скатывается и привстает на локтях, вытираясь простыней и прикрываясь ей. Макс встает с кровати, брезгливо вытирая сперму с живота и внутренней части бедра, и идет куда-то. Блейн не понимает, что происходит, поэтому вскакивает с постели с обмотанной на бедрах простынею и идет за любимым. В гостиной Макс уже стоит одетым, выпивая залпом воду, которую ранее оставил Андерсон. - Макс, что ты делаешь?- он старается держать свои чувства под контролем, но волнение выдает дрожь непослушных рук. - Я ухожу,- только сейчас Блейн видит в его взгляде то, что игнорировал раньше - безразличие, которое глухо бьет по остаткам разума. - Как уходишь… Мы же только что…- он не заканчивает. - Потрахались... переспали... перепихнулись... поебались... разрядились?- звонко перечисляет Макс, добавляя в каждое слово оттенок жуткой неприязни. - Мы занимались любовью,- возражает Андерсон. - Так вот чем ты занимаешься на своей «работе»? Любовью? Интересно, Блейн, когда для тебя секс стал любовью. Голова Блейна клянется лопнуть он невыносимой боли, а сердце приземисто клокотает,забиваясь в самый темный угол сознания. - Зачем ты это сделал? Зачем пришел ко мне?- из горла вырывается осипший голос, обещание быть сильным где-то затерялось, уводя с собой за руку гордость. - Я получил справку о расходах на лечение. Там просто крышесносная сумма, у меня нет денег, чтобы отдать, поэтому я решил вернуть тебе это сексом, ты ведь теперь так берешь. Я не люблю оставаться в долгах, тем более, у таких людей, как ты. И судя по тому, что ты говорил мне, когда, напиваясь, звонил, эта приемлемая для тебя цена. Секс со мной за то, что ты сделал. Теперь мы в расчете. Блейн до боли сжимает кулаки, так что набухшие вены чеканно показываются на смуглой коже, на лице играют желваки, перекатываясь из стороны в сторону, в уголках глаз закрадываются искры, прожигающие насквозь. Медленный вдох, и ярость еще глухо бьется о стенки голоса, еще один глубокий захват воздуха, и гнев прячется, готовый вот-вот встать и с новой силой показать мощь, еще один вдох, и бешенство обещает сдерживать себя. - Ты прав. Мы в расчете,- Блейн говорит тихо, но его голос как клинок режет без труда,- А теперь вали из моей квартиры… И, к слову, трахаешься ты не так мастерски как мой последний. Стоит подтянуть растяжку,- теперь приходит время удивляться Максу,- Я, что, неясно сказал? Пошел вон,- напоследок бросает Блейн перед тем, как простынь падает, и, не дождавшись хоть какой-то реакции парня, он уходит в спальню, умело виляя голой задницей перед ошалевшим бывшим. «Я был не прав, милый, ты не забрал с собой любовь, когда уходил, никакой любви и не было. Спасибо, что научил, как жить».***
- Значит, ты не пытался его вернуть?- Мередит не совсем поняла слов сына. - Пытался, только возвращать было нечего,- ответил Блейн, делая холостой глоток из опустевшей чашки,- Когда любви нет, и возвращать нечего,- закончил он под аккомпанемент жалостливого взгляда матери.