Новая причина всё-таки взять ещё один сэндвич

Он пел «Собаку» уже шестой раз за день, и голос предательски срывался. Почему именно «Собаку»? Что странно, местной «публике» она почему-то очень нравилась. Хоть американцы и не могли понять смысла песни, но они явно каким-то образом его чувствовали. А что было важнее всего для Максима – во время этой песни его шапка быстрее всего наполнялась деньгами. Уже было около шести вечера, поэтому Анисимов стал активнее шарить глазами по сторонам. Он присел прямо на грязный бетон, облокотился о стену и тщательно всматривался в лицо каждого проходящего мимо. Вторую неделю один и тот же парень проходит здесь и кидает Максу пятидолларовую купюру. Каждый день! По пять баксов! Для Максима это стало уже событием. И поводом для того, чтобы изо для в день не менять место своих публичных концертов. И сегодня этот чувак не заставил себя ждать, показавшись в переходе будто по расписанию. Как всегда, угрюмый на вид, с головы до ног во всём чёрном. Только сегодня он нёс в руках небольшой крафтовый пакет и подставку, в которой был воткнул апельсиновый сок. Если мозги Макса ещё не до конца атрофировались, то этот парень просто физически не сможет сегодня кинуть ему баблишка. Эх, Максим, Максим. К хорошему быстро привыкаешь. Анисимов прервался на середине песни, собираясь с силами, чтобы взглядом проводить своего ежедневного спасителя, но тот, к большому удивлению парня, вместо того, чтобы тупо пройти мимо, присел рядом, с хитрой улыбкой устраивая пакет у себя на коленях. — Серёжа, — он залез рукой в пакет. — Тебе с сыром или с мясцом? — Макс, — прохрипел в ответ Анисимов, слегка закашлявшись. Уж чего-чего, а что этот чувак был русским, он никак не мог ожидать. — Если ты не против, я выберу сырок, — не дождавшись ответа, весело заключил этот Серёжа, отдавая Максиму второй сэндвич. — Скажи мне, зачем ты убил собачку? — Это аллегория моих погибших чувств, — жадно впиваясь зубами в предложенную еду, отозвался парень. — Да, ладно, окей, но собачку-то зачем было убивать? — Серёжа смотрел, как Макс пожирает бутерброд с неким скепсисом. Было такое ощущение, что этот парень не ел уже дня три. — Ещё и продолжаешь убивать её изо дня в день. Как не прохожу мимо, всё собака да собака. — У меня тембр на неё лучше всего встаёт. Поэтому люди чаще отдают мне свою мелочь. — Чё не переходишь в другое место? — он без лишних слов передал Максиму сок, даже не взглянув на то, как тот благодарно раскивался. — Потому что ты каждый день даёшь мне по пять баксов, — пожал плечами Анисимов. — А я вот каждый день покупаю сэндвичи в одном и том же месте. И там на этой дурацкой доске мелками написано, что скидка на второй сэндвич пятьдесят процентов. Я всё искал да искал причину, чтобы взять этот грёбанный второй сэндвич за полцены, — задумчиво протянул Серёжа, и ответом ему был лишь тихий смех. Дальше они сидели в тишине. Макс не знал, как именно отблагодарить Серёжу за еду, ведь было бы странно отплатить ему брошенными в шапку деньгами, а одним спасибо, казалось, за такую учтивость не отделаешься. Парни неспешно продолжили свой обед, и, казалось, ни одного человека в этом переходе это не смущало. Никто даже внимания на них не обращал. — Скажи мне, ты быстро бегаешь? — неожиданно хватая парня за плечо, почти прошептал Серёжа. — А-а что? — протянул Максим, вздрагивая. — Там копы, — он кивнул на парочку мужчин в форме. — У нас, вообще-то, нельзя по переходам петь. Засадят, не выйдешь потом, — Трущёв заметил, как забегали глаза парня. Видимо, он сталкивался с такой проблемой впервые. — Медленно бери свою грёбанную шапку и тихо уходим. Может, пронесёт. Макс потянул на себя шапку, пытаясь как можно аккуратнее затолкать её в рюкзак, но в этот момент один из копов взглянул прямо на него, толкая второго и тыкая пальцем. Послышался свисток, и Серёжа подорвался с места, хватая Максима за куртку и таща за собой. — Бежим, мать твою, — заорал он, когда заметил, как парень заметно замешкался. Секунда, и они уже стремительно бежали вверх по лестнице, задевая и толкая прохожих. Максим перед всеми старался извиниться, кидая всё равно непонятное американцам: «Простите!» А Серёжа бежал напролом, видимо, уже давно наученный подобному. — Блять, у меня целый рюкзак травы! — хватая парня за руку и утаскивая куда-то за угол, орал Серёжа. — Если меня поймают… — он обернулся, но копы всё ещё сидели у них на хвосте. — Травы? — протянул Максим, хотя голос почти пропал из-за сбившегося дыхания. — Какой травы? — Ромашки, блять! — огрызнулся Трущёв, мысленно выстраивая их маршрут. Макс очень устал бежать. Прям пиздец как. Не было ни единой силушки продолжать это. Но перспектива провести хотя бы час в местной тюрьме… Лучше уж пусть сердце остановится здесь и сейчас. Они сделали ещё несколько крутых разворотов, и оказались возле железной дороги. До рельсов было метра три, но по глазам Серёжи ясно было видно, что он прибежал сюда со стойким намерением прыгать. — Я не буду прыгать, — дрожащим голосом сразу заключил Макс. — Я согласен на остановку сердца, но умирать в муках не намерен! — Блять, просто поверь мне! — закатил глаза Серёжа. Копы были уже совсем близко и громко материли их за то, что парни заставили растрясти их за годы поедания пончиков накопившийся жирок. — Поверь. Мне, — он сбросил вниз рюкзак, и сам спрыгнул, почти без помарок приземляясь на жёсткую гальку. — Быстро кидай рюкзак и сигай вниз! Максим, хоть никогда не был верующим, мысленно перекрестился и, скинув свой драгоценный груз, спрыгнул, думая лишь о том, куда деть свои не к месту длинные ноги. Думать о резкой боли, которая охватила правую ногу, времени не было, потому что в то же мгновение, что Анисимов приземлился, Серёжа снова за шкирку поднял его с земли и потащил за собой вперёд. Пробежав ещё метров триста, они наконец свернули с железной дороги и остановились в каком-то закоулке. Всё, что Максим мог сейчас, – это глубоко и тяжело дышать, уперев руки в колени. Его грудь поднималась и опускалась с такой скоростью, что, казалось, все рёбра сейчас повылетают. — Ёб твою мать, а я-то какого хера с тобой бежал? Я же ничего не нарушал, — видимо, до Трущёва дошло только сейчас, потому что в голосе его начали проскакивать нотки истерического смеха. — Если бы меня поймали со всей этой травой, я же лет на двадцать бы засел, — он начал жутко угарать, хлопая ладонью по стене. — Не, ну ты понимаешь? — Спасибо, блять, большое! — наконец хоть немного отдышавшись, на повышенных тонах начал Максим. — Я бы сдох без тебя, серьёзно! Спа-си-бо! — Добро пожаловать в Нью-Йорк, — Серёжа вспомнил, что парень в такой ситуации, скорее всего, впервые, поэтому добродушно похлопал его по спине. — Где живёшь-то? Давай провожу. — Да так… то там... — начал мямлить Анисимов так, что невозможно было разобрать и слово. — Чего-чего? — Говорю, то там, то сям, — откашлявшись, немного громче повторил он. — Ясно, — сложив дважды два, Серёжа получил примерно такую же картину, какая была и у него, когда он четыре года назад только нарисовался в американских краях. – Ну, пойдём, — Максим затупил на секунду, просчитывая, видимо, все возможные варианты. — Пойдём-пойдём. Хотя, чего тут раздумывать? Разве может быть хоть что-то угрожающее в человеке, у которого целый рюкзак травы?

*

— Лёш! Максим, открыв рот, осматривал помещение, в котором сейчас оказался. — Лёша! Это было что-то между гаражом и модными апартаментами. — Лёха! Голые, кирпичные стены, разрисованные тысячей граффити, которые смотрелись вроде каждая по отдельности, но вместе создавали какую-то неописуемо цельную картину. — Банкес, блин! Серёжа ударил ногой по дивану, на котором всё также игнорируя все посторонние звуки спал несчастный и замученный жизнью Лёша. Он нехотя приоткрыл сначала один глаз, потом второй, потом сладко потянулся и, обняв подушку, уткнулся в спинку дивана и продолжил спать. — Ты просил разбудить тебя в три, потому что тебе к пяти на работу, — шлёпая друга по ноге, протянул Трущёв. — Мм, а сейчас сколько? — безумно сонно пробубнил тот. — Эм, — Серёжа взглянул на часы. — Почти семь. — Ты, блять, издеваешься, да? — наконец поднимая голову и окончательно просыпаясь, раздражённо воскликнул Банкес. Всё это время Максим стоял в дверях, всё ещё ловя открытым ртом пыль. Он никак не мог понять, как люди здесь живут. Открытое пространство. Ни единой перегородки. Лишь два дивана в разных концах, стол и три фикуса. Всё. Ни уединиться тебе, ничего. Даже душ – просто торчащая из стены тропическая лейка. — Если ты побежишь, то, возможно, тебе въебут не слишком сильно, — улыбаясь и уворачиваясь от запущенной в него подушки, весело отозвался Серёжа. Лёша, собрав последние внутренние силы, буквально скатился с дивана, и так и покатился к душу, попутно собирая разбросанные по полу вещи. Минута, и он уже, даже не удосужившись задвинуть шторку, позволил себе предаться бодрящим струям холодной воды. — Ты чё, весь хавчик в себя впихнул? — закатил глаза Трущёв, со всей силы хлопая дверцей холодильника. — Понятно тогда, почему тебя так разморило. Банкес выключил воду, быстро напялил собранную одежду и, впихнув какие-то странного вида тапочки, быстро выскочил за дверь. Но тут же вернулся, останавливаясь и смиряя Максима оценивающим взглядом. С минуту он изучал непонятно откуда нарисовавшегося в его доме парня, а потом кинул весёлое: — Я – Лёша! И снова скрылся за дверью. — Макс, — в пустоту, тихо ответил Анисимов, начиная не на шутку задумываться о срочном побеге из этого дурдома. — Ложись спать, пока диван свободен, — посоветовал Серёжа, скидывая подушку и одеяло Банкеса на пол и извлекая из огромных размеров корзины новую подушку и плед. — Завтра обо всём поговорим. — Спасибо тебе. За всё вот это. — Я бы на твоём месте сначала проснулся живым и невредимым, а потом бы уже благодарил, — понизив голос, с хищной улыбкой проговорил Трущёв. Но от слегка испуганного вида Макса не выдержал и заржал в голос. — Приятного сна тебе. Уже второй раз за день Максиму пришлось прибегнуть к давно забытой, но такой необходимой сейчас «Отче Наш».

*

И несмотря на то, что почти дьявольский смех Серёжи всё ещё звучал в голове, да и на часах было ещё как бы семь вечера, вырубило Максима почти мгновенно. Очень сложно хорошо выспаться, когда ты спишь где-нибудь под мостом, где каждые пять минут громко сигналят машины, или в том же переходе, где от каждого шороха чуть ли не сердце останавливается. А тут, такой мягкий диван, тёплый пледик. В общем, за все часы двухнедельного недосыпа парень отлежался сполна, проспав больше двенадцати часов. Он продрых бы и ещё двенадцать, но его просто наглым образом разбудили. Когда Макс раскрыл глаза, прямо перед ним была очень сильно пушистая морда, которая с большим усердием вылизывала его лицо. — Матрёш, это не папочка, не мешай! — попытался скинуть собаку Серёжа, но она снова запрыгнула на Анисимова и начала буквально самбу на нём выплясывать. — Что это? — Максим окончательно проснулся и, подхватив собаку на руки, бесцеремонно скинул её на пол. — Она просто думала, наверное, что ты Банкес. Он же тут спит всё время. — Зачем вам это подобие убогой мочалки? — парень начал рассматривать жутко пушистую, маленькую псину, которая сидела прямо возле дивана и мотала своим хвостом со скоростью света. — Это был старый план Банкеса по завоеванию тёлочек, — рассмеялся Трущёв, скрещивая руки. — Он брал Матрёшу, ехал почти через весь город в центральный парк и гулял там с ней. Тёлочки так велись на этот комочек, что он спокойно мог потом брать и трахать любую, — он наклонился к собачке и почесал её за ушком. — А теперь у него немного… другие проблемы. А бедная Матрёша страдает от неразделённой любви к нему. — Бесчувственный, — кратко резюмировал Макс, спуская ноги на пол. — Так что это получается, с тобой гулять нужно? Когда Матрёшка услышала слово гулять, тут же будто рассудок потеряла. Она начала носиться по всей комнате с невероятной скоростью. Иногда Максу даже казалось, что она и по стенам бегает. — Теперь она не остановится, пока ты не выведешь её, — рассмеялся Серёжа, кидая в парня поводок. — Поздравляю. Когда они вернулись, Трущёв уже был облачён в свою привычную чёрную одежду. Теперь вот Максим задумался: это стиль у него такой или это какой-то универсальный дресс-код тех, кто впаривает траву? Шлёпнув собаке небольшой кусок сырого мяса, он плюхнулся на диван, явно пребывая в ожидании. — Чё застыл? Иди в душ быстро и пойдём. Завтрак ещё никто не отменял. С одной стороны, Максу было бы ужасно неловко снова есть за чужой счёт, тем более, у него со вчера всё ещё полная шапка, но с другой, этот парень, блять, торгует наркотой. Уж, наверное, у него хватает средств, чтобы купить лишний бутер! Серёжа обернулся на «душевую» именно в тот момент, когда Максим нервно отодвинул шторку. Конечно, прятаться, как девчонка он не собирался, но и стоять, в чём мать родила, при малознакомом человеке, который, кстати, всё ещё не доказал, что он не маньяк, тоже желания было мало. — Прости, полотенец нет, — пожал плечами Трущёв, отворачиваясь. — Постой пару минут, обсохни. — Казалось бы, что ещё может пойти не так в этом доме… — себе под нос пробубнил Максим, поворачиваясь к своему новому знакомому задом. — М, ты что-то сказал? — Серёжа снова обернулся, хотя, в этот раз взгляд так быстро не отвёл. — Ничего-ничего, — Анисимов понял, что одному Иисусу тут мало молиться, поэтому решил ещё и Зевса с Аидом подключить. С каждой новой минутой в этом сумасшедшем доме казалось, что его детская психика дальше не выдержит. Минуты две он простоял, стараясь вообще избавить себя от любых мыслей. И у него это отлично получалось, пока чужая, холодная рука мягко не провела по его спине. — Высох уже, — почти шёпотом, на ухо протянул Серёжа. — Одевайся давай, — он швырнул парню одежду, которую тот сам приготовил и заранее вывесил на ближайший к душу крючок. — Я буду на улице. И тяжелая дверь со скрипом хлопнула. Так, какие там ещё бывают древнегреческие боги?!

*

— Ну, рассказывай! — они сидели на крыше какого-то совсем невысокого для Нью-Йорка здания, этажей десять. Серёжа сидел на самом краю, чуть ли не ноги свесив, а Максим, наоборот, старался держаться от этого самого края подальше. Уж чего-чего, а высоты парень боялся до жуткой жути. — Чё приехал? Как приехал? Интересно, интересно, интересно! — Надо было срочно съебаться из страны, вот и приехал, — Максим впихнул в себя последний кусочек бигмака, и закинул коробку в пакет для мусора. — У меня, короче, родители умерли уже давно, и меня воспитывала всю жизнь бабушка. Она тоже умерла. Недавно совсем. — Оу, — протянул Серёжа, явно не ожидавший, что история вывернет в настолько печальное русло. Хотелось разговорить парня, а не заставлять его вскрывать старые раны. — Она оставила мне домик, и я вообще не знал, что с ним делать. А потом вот срочно понадобилось свалить. И тут как раз нарисовался тип, который скупал все дома в близлежащих деревнях, чтобы всё снести и построить на этом месте какое-то своё пафосное хозяйство. И я все эти деньги вложил чувакам, которые промышляют студенческими визами. У них есть договорённость с каким-то левым вузом, и они делают вроде и настоящие визы, но они такие фейковые получаются. Короче, опасное дельце, поэтому деньги берут невероятно большие. Осталось на билет только, — парень прервался, делая пару глотков молочного коктейля. — И только когда я сюда долетел, понял, что абсолютно нет у меня никакого плана. У меня не было денег, вообще, — начал парень загибать пальцы. — Я не знаю английского, даже на ёбанном базовом уровне. У меня тут нет никого знакомого. Единственное, что я умею – орать свои песни и влезать в неприятности. — И главная твоя неприятность сейчас – это я, — улыбнулся Серёжа, с большим интересом дослушав историю. — Весь твой рассказ прям тянет на фильм. Попробуй сгонять до Голливуда, может, продашь там кому, — в него полетела обёртка, и он заржал ещё сильнее. — А если серьёзно, у меня же похожая ситуация была. Тут главное найти человека, который тут дольше, чем, ты, и кому твои проблемы, скажем так, знакомы. Вот я четыре года назад наткнулся на Банкеса, тогда ещё шестнадцатилетнего мальчишку, и сейчас Нью-Йорк мне уже как родной город. — Можно считать, что я наткнулся на тебя? — усмехнулся Макс, подбираясь чуть-чуть ближе. — Если научишься получше бегать, то да, — в ответ ему улыбнулся Трущёв, извлекая из внутреннего кармана пачку сигарет. — Будешь? И тут, казалось, глаза у Макса загорелись так же, как у Матрёшки с утра, когда она услышала про прогулку. Дома Анисимов мог выкуривать по несколько пачек в день, а тут, из-за того, что элементарно не хватало денег, он без сигарет уже вторую неделю. — Вот у меня, наверное, были такие же глаза, когда этот ёбанный Банкес своими пацанскими ручками протянул мне самые пафосные, какие только можно найти, сигареты, — в очередной раз рассмеялся Трущёв, передавая своему новому знакомому сигарету. — Ну а ты расскажи что-нибудь, — делая пару затяжек и чувствуя невероятное, растекающиеся по всему телу, удовольствие, протянул Максим. — В твоей жизни же происходит хоть что-нибудь, кроме разноса травы? — Ну, вообще, я художник, — наблюдая, как пепел красиво разлетается на ветру, задумчиво отозвался Серёжа. — Ну, как художник. Такое себе. Стены в доме рассмотрел? — Серьёзно? Это же афигенно! Никогда не видел такой классноты! Раз у тебя так получается, почему трава, а не краска? — Да потому что в Нью-Йорке каждый второй – художник! — воскликнул он, разводя руки в стороны. — Каждый второй актёр, певец, танцор. Все думают, что сюда надо приезжать за реализацией своих творческих возможностей. Будь я даже в сто раз лучше других, тут уже не пробиться. — Я думал, с наркоторговцами тут так же, — улыбнулся Максим и затушил сигарету. — Стереотип, — закатил глаза Серёжа. — Это очень сложно, на самом деле. Мало найти клиента, надо быть неуловимым. И это сейчас не слоган, а суровая реальность жизни. — У меня бы не получилось? — Пфф, нет, конечно! Ты не умеешь бегать, тупишь с прыжками, вон, даже высоты боишься, — Серёжа, наконец, развернулся лицом к своему собеседнику, улыбаясь. — Тут на серьёзке надо быть бесстрашным. Ты думаешь, что мы от тех копов убежали – это, типа, хорошо? Да нихера! Они были большими кусками жира, и то очень долго сидели на хвосте. Если бы не ты, я бы оторвался через минуту, — было видно, что он не красуется тут, а реально пытается передать Максиму всю серьёзность этой «работы». — Ты бы видел копов наркополиции. Иногда кажется, что легче сдохнуть, чем от них убежать. А мне приходилось бегать. И прыгать приходилось с куда более большой высоты. Тут нельзя тупить, как ты вчера с рельсами, — казалось, он настолько увлёкся рассказом, что на Максима уже и не смотрел. — Тут надо прыгать прям на ходу, и даже не смотреть, что там внизу. К хуям вообще, — он достал вторую сигарету, без лишних слов перекинув пачку Максу. — Поэтому, спроси меня, кем бы я на деле хотел быть – художником или наркоту толкать? Я бы тебе без раздумий ответил, что второе. Рисовать уже, скорее, хобби. А без этого адреналина я уже не выживу, наверное. — Вау, — только и смог сказать Анисимов, когда рассказ был окончен. — Ещё никогда карьера наркоторговца не казалась мне такой привлекательной! Оба рассмеялись, и на пару минут повисла тишина. Они молча курили, обдумывая каждый своё. Серёжа думал, не перестарался ли он со своими рассказами, а Максим всерьёз задумался, каких сил человеку стоит решиться на подобную деятельность. Когда каждый день есть вероятность, что ты сдохнешь, или тебя посадят. Или ты встретишь какого-нибудь придурка, из-за которого тебя могут поймать с целым рюкзаком травы. — А что ты вообще рисуешь? Ну, только граффити или… — Макс решил перевести тему от греха подальше. — Да нет. Рисую всё, что нравится. Чисто для себя. Для людей, которые мои. Людей, которые мне нравятся. Краски, карандаш, баллончик. Когда-то даже обычной шариковой ручкой Матрёшку нарисовал. — Однажды ты просто обязан выложить чей-нибудь портрет травой, объединив хобби и дело всей жизни. — Лёша шутит так каждый раз, когда ко мне приходит какое-нибудь вдохновение, и я разрываюсь между этим и срочным заказом для какого-нибудь заядлого нарика, — он поднялся, отряхивая свои чёрные джинсы. — Пойдём, а то ещё столько всего сегодня, — он протянул парню руку, чтобы помочь подняться. Но Максим по натуре своей был такой неловкий, что даже с помощью чужой руки поднялся так, что с трудом смог устоять на ногах. — Ты это, осторожней давай! — удерживая его за плечи и почти обнимая, отозвался Серёжа. — Если на меня ещё и убийство повесят, это ж я сяду на такой срок, что мне и не прожить столько будет. — Спасибо, — хватаясь мёртвой хваткой за чужое плечо, промямлил Анисимов. — Если ты не против, пока мы не спустимся, я подержусь немного за тебя, — улыбнулся он, перемещая руку с плеча Серёжи на его локоть.

*

— Мы же вроде не этим путём шли, — задумчиво протянул Макс, размышляя, приплюсовывать ли к списку проблем ещё и топографический кретинизм. — Так короче, срежем чутка, — отмахнулся Серёжа, приподнимая железный сетчатый забор и предлагая своему попутчику пройти первым. — А расскажи мне про этого Лёшу, — Максим пролез с трудом. Он зацепился за острые края волосами, из-за чего из хвостика выбилось несколько прядей. — Надо же знать в конце концов, с кем я связался. — Ну, Лёша живёт здесь почти всю жизнь, — судорожно вспоминая, что он вообще знает про Банкеса, начал Серёжа. — Его отец был каким-то крутым учёным, и американцы его переманили к себе работать. Банкес отлично знает английский, что, в принципе, не удивительно. А по-русски он говорил с мамой. Так что и вашим, и нашим может, — усмехнулся Трущёв, понимая, как же глубоко эта фраза описывает его друга. — Но его отец погорел при одном из экспериментов. Причём, и в прямом, и в переносном смысле. А мать спилась от одиночества. И вот он уже лет с пятнадцати сам за себя отвечает. От бати ему осталась домашняя подпольная лаборатория, и… — Только не говори, что вы в ней делаете наркотики потяжелее? — наигранно хватаясь за сердце, воскликнул Анисимов. — Нет-нет, конечно нет! — Фух! — Банкес сдаёт её барыгам, и они там валят мет и ещё что-то... — Трущёв начал щёлкать пальцами, пытаясь вспомнить название. — Амфетамин что ли. Не помню. Я больше по траве. — Блять, — только и смог заключить Максим, окончательно и бесповоротно с них ахуевая. — Не то слово, — останавливаясь и упирая руки в боки, отозвался Серёжа. — Кажется, я перепутал дороги, — они оказались в тупике. Перед ними была кирпичная стена метра четыре в высоту. — Отличное место, чтобы умереть, — с улыбкой умалишённого заключил Макс, отворачиваясь от стены. Но как оказалось, очень зря. — Эй, Серёж. — А?.. Да ладно?! — закатил он глаза, сплёвывая себе под ноги. Их окружили порядка десяти парней. Все были облачены в одинаковые темно-синие куртки, и больше походили на танцевальную группу из модного фильма, чем на людей, которые представляют собой какую-то опасность. Тот, что стоял по центру, начал что-то громко нести на английском, из чего Максим смог понять только раз двадцать сказанное слово «фак». Серёжа отвечал ему не менее эмоционально, и, казалось, всё у них под контролем. Но в какой-то момент, хоть он и не понимал ни слова, до Максима дошло, что ситуация через чур накалилась. — Окей, — хватая его за руку, начал Трущёв. — Скажи мне, а драться умеешь?