Глава 12. «Влияние Удачи»
Поместье Сенджу.
Наблюдательный пост номер пятнадцать.
С каждым днём на улице становилось все холодней. Тонкая безрукавка уже не спасала от порывов похолодевшего ветра, и Мичиру поежилась. Нужно было ей занимать наблюдательную позицию пониже, там ветра почти не чувствовалось. Но менять местоположение уже поздно. Объект наблюдения, Шион-сама, вышла из беседки в саду и последовала за служанкой на ужин. А с ветки, на которой сидела Мичиру, как раз был самый удобный обзор на обеденное помещение, ведь боковые сёдзи, ведущие в сад, все лето держались открытыми. И дернуло же её поменяться вахтой с напарницей. Одна наблюдает, вторая охраняет. Лучше бы охраняла. Холодно. Объект опять споткнулась. Это начинало уже порядком раздражать куноичи. Шион падала довольно часто и буквально на ровном месте. И если поначалу все было вполне объяснимо её слабостью в первые дни, то сейчас было ощущение, что она над ними просто издевается. Напарница успела подхватить её и прямо на руках внесла в помещение. И… взгляд зацепился за руки этой недоористократки. Держалась сия дама весьма… необычно. От воспоминаний с прошлой вахты стало неуютно. Руки как бы невзначай ложились на довольно откровенные места, а сама Шион мягко и тесно прижималась. Особенно когда её поднимали на руки, чтобы в тот же миг поставить на землю. Боялась высоты? Возможно. Но даже от такого объяснения эти откровенные прикосновения не становились менее… неловкими. Отчего такая реакция, она и сама понять не могла, обычно её так касались только мужчины. Внимательный взгляд вперился в спину Шион, чуть ли не прожигая в нём дыру. Та слегка поежилась и оглянулась, но, не заметив ничего подозрительного, вернулась к прерванной трапезе. С каждым днём Шион ела все меньше, казалось, должно быть наоборот, но брезгливость во взгляде и угасающий аппетит доказывали обратное. Об ужасном характере и говорить не приходится. У слуг и охраны закрадывались вполне закономерные подозрения по этому поводу. — О подобном точно стоит доложить Тобираме-сама, — вырвалось у нее тихим бормотанием под нос.Кабинет Главы Сенджу.
— Беременна?! — Хаширама не мог поверить в услышанное. Ведь не могло такого быть. Не могло ведь? Беспомощный взгляд обратился на застывшего каменной статуей Тобираму. — Это не точно, Хаширама-сама. Но ведет она себя соответствующе. С каждым днём ест все меньше, присутствуют перепады настроения, и мы заметили, что та пробирается на кухню ночью. — Ее плохо кормят? — Нет, дают то же, что и почетным гостям. — Зачем она тогда туда пробирается? — недоумение Хаширамы, казалось, можно было потрогать руками. Чакрой эту даму не продиагностируешь, но по симптомам люди и без чакры ставили подобные диагнозы. Охрана замялась, не зная, как сказать. — Наверное, готовит… — альбинос на этих словах отмер и вопросительно приподнял бровь. — Сегодня взяла большую кастрюлю с водой и намешала туда каких-то листьев, найденных в саду, фасоли, где-то достала картошку, привезенную в подарок иностранными гостями, положила туда морковь, лук... И посолила, — с каждым новым ингредиентом брови Сенджу ползли все выше, но опомниться им не дали, — потом все съела и вымыла за собой посуду, — это добило Тобираму окончательно. Он не знал, от чего выпадать в осадок — от того, что Шион эту бурду сьела, или от того, что холеная аристократка вымыла посуду. Посмотрев на брата, тот понял, что старшего от таких новостей и вовсе заклинило. — И-и ещё кое-что, — чуть запинаясь, пробормотала Кимико, — ей вчера... стало плохо в коридоре, она держалась за живот. — Свободны, — пожалуй, это все, на что хватило младшего Сенджу. Старший в себя так и не пришёл. Зато многое в поведении Учихи и этой припадочной объясняется. Ее слабость, плохой аппетит, агрессивное поведение при попытках слуг к ней прикоснуться. Исключение составляли только девушки. И то, лишь в мелочах. Также сюда вписывались и нестандартные вкусовые пристрастия. Тобираму передернуло. Плохое состояние, слабость и низкий фон чакры вообще идеально ложатся на эту теорию. Мелкий ублюдок Учихи будет тянуть чакру даже на ранних сроках, заставляя мать слабеть. И если ей плохо сейчас, то дальше будет только хуже, вплоть до летального исхода. Роды та и вовсе не переживет. Если только… «Если только он не придумал как обойти это истощение чакры,» — он, как отец, мог передавать свою чакру как ей, так и плоду... Проблема всегда стояла лишь в количестве. Сильная куноичи без проблем бы выносила плод шиноби с таким уровнем чакры, своей хватит, а вот тем, кто значительно слабее, приходилось перегонять чакру отца. Шион даже не шиноби, но, если Учиха хватит чакры, может и выжить. Это тоже объясняло, почему Мадара идёт на такие уступки. Оставлять ублюдка со своим геномом на территории заклятого врага не позволит себе ни один клан, даже если он ещё не родился. Нужно приставить к ней дополнительную охрану. Шанс того, что её выкрадут прямо из поселения хоть и мала, но есть. Сенджу, желающих ее убить из-за связи с вражеским кланом, тоже не стоит упускать из виду. Нужно как можно быстрее передать ее к Учиха, пока не померла от истощения. Новый виток войны никому не нужен. У Хаширамы же были мысли немного иного рода, ведь только перед самым приездом в клан он опять ходил в игровой дом. Сорвав там большой куш, значительно улучшивший его материальное и духовное состояние, он думал, что наконец-то удача на его стороне. Но похоже, что жизнь решила над ним просто поиздеваться и мягко погладить по головке перед тем, как выбить из него всю дурь окончательно. Спина старшего в момент покрылась холодным потом. Он не просто украл невесту бесноватого друга детства, он украл беременную невесту ныне главы клана Учиха, с которыми у них кровная вражда со времён Риккудо! «А ведь ещё и свои условия ему ставил…» — с оттенком похоронной депрессии пронеслось в голове Хаширамы. Его сознание, как будто издеваясь, подкинуло ему воспоминание того, как они с братом видели Шион в одной банной юкате, — «не дай ками Мадаре узнать об этом!» — впервые глава Сенджу по-настоящему боялся встречи с Мадарой. Втихую Хаширама молился, чтобы клан Учиха согласился на мир, а Мадара не убил его, как только получит свою невесту обратно. — Хаширама. — А? — Пиши Мадаре…POV Андрей
Из кабинета главы Сенджу доносилась довольно странная возня, и пройти мимо этой дверной панели дальше по коридору мне не дало природное любопытство. Остановившись, я чуть прислушался, и в тот же миг подпрыгнул на месте от истеричного вопля. — Нет! Не стану я ничего писать! — Не придуривайся! Веди себя подобающе главе Сенджу! — злой рык Тобирамы, уставшего от придуркаватости старшего брата, был значительно тише, — почему ты тянешь время? В ответ донесся какой-то уж совсем странный горловой звук и фраза: — Я жить хочу… Помотал головой и свалил от кабинета подальше, на всякий случай. Придурошные. Все же Хаширама и правда изображает из себя придурка как в манге. Почему-то думалось, что это больше для юмора внутри самой истории, а поди ж ты! Дурака валял он, а отдувался Тобирама. Если бы не случай в местной «баньке», хрен бы поверил, что важные решения действительно принимает только он. И без них настроение хреновое. А воспоминания о последнем ужине и того опускают его ниже плинтуса. А все потому, что на завтрак дают рис и чай. На полдник чай. На обед рис, овощи, ещё рис, пара крошек рыбы и чай. Перед ужином чай. И на сам грёбаный ужин дают не менее грёбаный рис с парой добавок и пиздопакостный чай! Уф. Тише. Спокойствие. Только спокойствие. От подобной рисовой диеты уже живот судорогами сводит, чуть не вывернуло после завтрака пару раз. Даже самая любимая еда после столь частого употребления становится ненавистной. Слава всем богам здесь есть кухня и продукты, сварил щавелевого супа уставшему желудку. Сегодня тоже стоит наведаться, может отбивных сделать? Ммм... Нет, пожалуй, слишком шумно, перебужу всех к ядреной фене. Картошки себе пожарю с приправами, да. О, лучше драников! Там же осталась картошка? Но, как и всегда, моим чаяниям не суждено было сбыться. Стоило только ночью встать и приоткрыть сёдзи, как меня, сделавшего только два шага, мягонько взяли на руки и отнесли обратно на футон... Не понял. — Шион-сама, ночью теперь холодает, не стоит ходить босиком по холодному полу. Вам необходимо хорошо спать и заботиться о своем здоровье, чтобы лучше себя чувствовать, — она же из дневной охраны, лекции мне читать удумала? — если вы голодны, я могу попросить Кимико-чан принести вам лёгких закусок, подождите пару минут. Эээээ… Стопэ! Что происходит? Не успел я опомниться, как охранница смылась, и, пока я залипал на закрытые сёдзи, прибежала Кимико с большим подносом, расставила его содержимое и села рядышком, выжидающе на меня смотря. На подносе оказался грёбаный рис и чай. Сука. Драников хочу! Голубцов! Селедки под шубой в конце то концов, про борщ красный, так и быть уже, и не заикаюсь. Посмотрев на меня и, кажется, что-то сообразив по моему выразительному взгляду, Кимико опять упорхнула птичкой на минуты три. Зато вернулась с отварной курицей, яйцами и молоком. Хм. Такое чувство, что оно уже приготовленное на кухне стояло. Мой подозрительный взгляд вперился в служанку. Та, скромно потупив глаза, сидела и молча ждала, пока я хоть что-нибудь поем. Хрен с тобой, курицу, конечно, предпочитаю жареную да с картошкой и приправами, но хоть не рис, и на том спасибо. Хотя бы мяса в нормальном количестве поем. Ууурр. М? Только повернулся в ее сторону, как та покраснела и опустила голову в поклоне. — П-простите, Шион-сама, — глупая. Вздох. Отставляю недоеденные кусочки курицы и подзываю эту несчастную к себе. Та приблизилась с какой-то явной опаской, будто я ее ругать собираюсь. Но вместо этого я даю ей в руки плошку с рисом, которые та принесла в самом начале, и вторые палочки, которые опять же были принесены в первый раз. Сама принесла эту гадость — сама и ешь. На попытку возразить мягко улыбаюсь и прикладываю указательный палец к губам. Покраснела. А она, оказывается, довольно милая, когда смущается. Какая прелесть. Трапеза надолго не затянулась. Смущенная девушка поблагодарила за еду и уже собиралась уходить, как нагроможденная посуда на сложенных подносах начала опасно крениться вправо. Ой-ей. Мигом подскочив, придержал одной рукой поднос и поймал, садясь, падающую девушку. Поднос с тихим шорохом скользнул с опущенных рук на пол. Развернувшись, Кимико не сразу осознала, что сидит на моих коленях, но, когда дошло, разволновалась пуще прежнего. Придержал уже хотевшую вскочить служанку и в очередной раз приложил указательный палец к губам. К её губам на этот раз. Ласково посмотрел и погладил по голове. Сорвали мне нормальный ужин? Сорвали. Вот теперь пусть сидит и отдувается за всех сразу. Хоть какую то бабу пожамкаю нормально. Эх, мягонько. Уже почти сомкнул руки за её спиной, обнимая, как та расплакалась. Да копать-хоронить, что опять-то?! — Ш-шион-с-сама, вы такая добрая-я-я… — вцепилась и ревет... Пиздец, помацал барышню, называется. Вот и как тебя, чудо, успокаивать, а? Обошлось, чудо вполне быстро успокоилось само. Поблагодарила ещё раз и, пожелав спокойной ночи, ушла. Не перестаю удивляться тараканам в голове местных…***
На завтраке странности продолжились. Слуги носились пуще прежнего, при ярком недовольстве, отражающемся на моем лице, блюда тут же менялись. Хаширама же вообще при встречах краснел, бледнел и очень быстро находил причину, чтобы убежать. Тобирама старательно прожигал во мне дырку, как будто я ему в «суп» наложил, чувствую, что ещё немного, и у него шаринган прорежется. Отовсюду только и слышалось: — Шион-сама, осторожно! — Шион-сама, вам нужно хорошо кушать. — Шион-сама, хорошенько отдохните. От этой канители у меня начало дёргать веко. — Шион-сама, вам вредно волноваться! Грррр! Что мать вашу происходит?!Конец POV Андрея
Тобирама не сводил глаз с беловолосой женщины. Все бы ничего, но она носила ублюдка Учиха. Сам факт этого заставлял руки чесаться в желании убить ее до того, как та породит ещё одно красноглазое отродье. Останавливало лишь понимание — будет хуже. Будет много хуже, если эту войну не прекратить. А ведь она продолжится с новой силой, если с женщиной что-нибудь случится. — «Такая молодая, а уже с приплодом от красноглазой сволочи!» — Тобирама скривился. Ему захотелось сплюнуть. Он отчаянно надеялся, что Хаширама не ошибся, и они выиграют хотя бы пару лет мира. Шиноби устали. Не только Сенджу. Людям надоели смерти их близких, надоело отправлять на войну детей, которые только-только научились держать оружие в руках. Надоело вечное полуголодное существование с едой из походных котелков и отсутствие стабильного сна. В конечном итоге от них скоро останется только по горсти в пару десятков шиноби во главе с Хаширамой и Мадарой. А ведь уже наступает осень. До зимы недалеко, и вопрос с продовольствием встанет ребром. Тобирама бы сильно удивился, узнав, что большинство Учих считает так же. Они не раз и не два просили Таджиму, бывшего главу, ныне вошедшего в совет старейшин, о перемирии. С ресурсами у них обстояли дела куда хуже, чем у лесного клана. Если на время не приструнить свою гордость и не отказаться от кровопролития, то зимой их ждет голод. Опять многие дети не доживут до весны. Изуна прекрасно понимал это, как и остальные Учиха. Будь Изуна один, послал бы все нахрен, сдох бы, но с Сенджу мира не заключил. Но… Это чертово "но". Утром пришло очередное письмо от Сенджу. А к вечеру был созван совет клана. Мадара, емко обрисовав сложившуюся ситуацию, сообщил дату переговоров с вражеским кланом. Даже он сам не был готов к тому, что практически все Учиха поддержали идею подписания мира. Хотя бы на два года. О большем, глядя на главу, заикаться было боязно. Изуна был одним из тех, кто эту идею не поддержал. Но и гневные возражения, вызванные недоверием к Сенджу, потонули во внезапно пришедшем осознании. Он ведь не один? Взгляд заметался по соклановцам. Вот Коро, его приятель, уставший после тяжелой миссии. Там дальше Мика и Раса, которые только поженились и совсем скоро будут ждать ребенка. Там двоюродные братья. А в селении дети из клановой школы, организованной ветеранами. Дети, которые через эту грязь войны кроме чужих кишок, можно сказать, ничего и не видели. В горле встал противный склизкий ком, давящий на грудь, мешающий свободно дышать. Изуна раньше не задумывался об этом. Никогда. И с чего вдруг задумался сейчас — было непонятно. Изуна хотел встретился глазами с ярыми противниками перемирия в обычное время, но те глаз не поднимали. Они вообще молчали, прямо как и Изуна сейчас. Возражений не было. Клан единогласно поддержал молодого главу. Уже перед самым сном Изуна неуверенно постучался в покои брата. — Входи, — тихий, приглушенный голос. Так же тихо войдя, он смог увидеть сидящего к нему спиной Мадару. Тот чистил оружие, смазывая его оружейным маслом. Письмо лежало рядом. Почему-то перед братом стало стыдно. И за драку несколькими днями ранее, и за сомнения в его рассудке. Он теперь глава, а значит несет ответственность не только за свою и его, Изуны, шкурку, но и за жизни всего клана. И если отбросить личные чувства, взглянуть здраво, то перемирие, даже зыбкое и временное, поможет сохранить то немногое, что у них осталось. — Прости, нии-сан, мне не следовало сомневаться в тебе! Я… — слова застряли в горле. Стало понятно, почему тот умолчал об этом. Но легче от этого не становилось. Теплая рука легла на голову, ероша волосы, заставляя поднять из поклона голову. Усталый взгляд и чуть приподнятые уголки губ. Брат не сердился. — Изуна, завтра будет трудный день, отдохни хорошенько. И постарайся не напугать мою невесту, ладно? — Да, нии-сан, — если это и вправду так важно для него, он постарается. Даже потерпит ублюдочных Сенджу. Он ни за что не подведёт брата! Всё же лёгкий оттенок грусти искоркой пронесся в агатовых глазах. Брат у него остался только один.