1.
Се Лянь хочет сразиться с Бай Уcянем. Он хочет отомстить. Он хочет... (Он не знает, чего хочет.) Он идет в храм и ждёт битвы один на один, но находит лишь сотню человек и невообразимую, длящуюся вечность агонию. Меч пронзает его живот, шею, грудь; он с плачем просит о пощаде, но ему закрывают рот и отказываются помиловать. Он зовёт на помощь, но никто не откликается. Он теряет сознание и просыпается в одиночестве с осознанием того, что что-то внутри него бесповоротно изменилось. Он возвращается к небольшому сооружению, которое называет домом, и прогоняет последнего из своих друзей, тут же пожалев об этом. Он хочет выбежать наружу и позвать Фэн Синя, хочет извиниться, попросить его остаться и никогда не уходить, но... Он знает, что это будет бесполезно, знает, что никто не будет слушать, когда он взывает о помощи или эгоистично просит что-то только для себя. И если никто не слушает, если его слова только прогоняют близких, то… Зачем ему вообще говорить?2.
Проснувшись на следующее утро, он находит своих родителей на балке с белой тканью на шее. Он знает, что его родителей преследовали только благие намерения, но не может думать об этом, так как чувство одиночества поглощает все мысли. Он вешается на такой же ткани, потому что ему больше незачем жить, но не может умереть. Шёлк разматывается вокруг горла и тянется к нему, как птенец — к матери. Он кричит и бьёт ленту, пытаясь заставить её уйти. (Он ненавидит душащее его облегчение, когда она не слушается.)3.
Он винит во всём тех людей из Юнань: если бы не война, что они принесли, его королевство бы не пало. Его семью не заставили бы жить в бегах. Его родители не умерли бы. Он не остался бы один. (Но он знает, что просто ищет оправдания для себя посредством того, что возлагает вину на жителей другого королевства, которые совсем этого не заслуживают. В этом виноват лишь он, его высокомерие и упрямство.)4.
Он собирает призраков павших солдат, которые сражались за него, за его королевство. Он спрашивает, хотят ли они отомстить своим убийцам; его ярость подавляет копящийся в груди страх — страх, что они не услышат его, страх, что он столкнется с карой за то, что осмелился говорить. Он улыбается лишенной радости улыбкой, когда они собираются вокруг него с яростной решимостью. Больше он не произносит ни слова. Он передает приказы через безымянного призрака, разговаривая с ним смесью жестов и записок, изображённых на земле. Какая-то часть его, не поглощённая гневом, поражена тем, как просто призрак понимает его, тем, как он знает его желания наперёд без лишних слов. Тем не менее, он всё ещё не позволяет услышать свой голос. (Он боится, что никто не будет слушать.)5.
Он пытается отомстить императору Юнань, но тот умирает, прежде чем Се Лянь успел сделать хоть что-нибудь, и потому он сжигает дворец. Бай Усянь дарит ему меч, который приносит Поветрие человеческих ликов, дарит ему возможность отомстить обидчикам. Сам демон пугает его не так сильно, как много дней тому назад: теперь его гнев приглушён яростью и разочарованием. Ему выпал шанс заставить людей Юнань страдать подобно его народу, и он его не упустит. Но он все еще помнит свою прежнюю решимость — решимость спасать людей. Спасать всех, кого только можно. Какая-то часть его хотела бы вернуться в те дни, когда все было просто, когда он любил людей, когда они любили его в ответ — и он решает дать этим же людям шанс. Если они не примут его, он сделает то, что и намеревался сделать — он уничтожит их, как они уничтожили его. Он падает посреди города в Юнань с вонзённым в живот мечом. (Он лежит на улице три дня и хочет, чтобы кто-нибудь его спас.)6.
Цзюнь У побеждает Бай Усяня. Безымянный призрак жертвует собой ради него. Се Лянь возносится во второй раз, но лишь качает головой, когда Цзюнь У его поздравляет. Изгоните меня, — пытается сказать он, но слова вновь остаются в его груди и тонут под волной иррационального страха. Он рад, что Цзюнь У не смотрит странно, когда почему-то читает это в его глазах. — Ты уверен? — спрашивает он, и Се Лянь кивает. Он указывает на лодыжку и шею, наклоняется и проводит пальцем по земле у своих ног. Я хочу, чтобы Вы дали мне ту же проклятую кангу, — пишет он. — И я хочу, чтобы ещё одна запечатала мою удачу. — Ты уверен? — повторяет Цзюнь У, и Се Лянь улыбается и кивает. Если моя удача привела меня к случившемуся, — пишет он, — то мне она ни к чему.7.
Он приседает рядом с цветком, который расцвел там, где исчез его последний верующий. Вокруг никого нет. — Я буду ждать тебя, — шепчет он, нежно лаская лепестки, потому что это меньшее, что он может сделать для этого призрака.8.
Он изучает новый язык от молодой девушки, которая не слышит. Он учится обращаться с руками, составляя слова и фразы. Он учится говорить без слов. Ему не нужно будет бояться, что его голос и слова отпугнут людей от него, если никогда не раскроет рот. Ему не нужно бояться, что его не услышат, если он не будет говорить.9.
Он возносится в третий раз. Он вежливо улыбается той, кто встречает его на небесах, и отвечает ей на языке, подаренном маленькой девочкой. Лин Вэнь лишь приподнимает бровь, когда он не открывает рот, и тут же отвечает. В конце концов, она — богиня литературы и знает многое, а в том числе и язык жестов. Он кланяется в извинении Му Цину и Фэн Синю и пытается передать свое желание отплатить им, и про себя благодарит Лин Вэнь, когда та вмешивается, чтобы пояснить его слова. Он игнорирует взгляды других богов, смятение, написанное на лицах его бывших подчинённых. Однажды они уже оставили его. Му Цин не слушал, когда он пытался говорить, а Фэн Синь ушел из-за сказанных в страхе слов и никогда не слышал спрятанного за ними. Се Лянь не настолько им доверяет, чтобы дать ещё один шанс сломать себя.10.
Он не знает Нань Фэна или Фу Яо. Он игнорирует то, как они смотрят на него — как будто он странный, другой. Он объясняет им его — их — задание с помощью иероглифов, написанных чаем на Жое, которая покорно остается неподвижной. — Почему ты не говоришь? — спрашивает Фу Яо, раздражённо сузив глаза. Се Лянь вспоминает бесчисленное количество раз, когда он пытался в начале. Он помнит, как открывал рот, пытаясь выдавить хоть звук, и как его тут же затыкал всепоглощающий страх. Он боится говорить. Боится, что его никто не услышит. Боится того, что случится, если он попытается говорить, и никто не будет слушать. Боится открыть рот и произнести что-то не то, что заставит людей думать, что с ним не стоит оставаться. Он помнит, что именно чувствовал, когда что-то внутри него распадалось на части и разбивалось вдребезги, когда он звал на помощь и молил о пощаде, но ему просто затыкали рот. Ему не нужно будет бояться, что это случится снова, если никогда не заговорит вновь. Но он ничего не говорит об этом, ничего не может сказать своим двум временным, вынужденным помощникам. Он просто улыбается и молчит.11.
Се Лянь поднимает голову, когда слышит тихий смех; его взгляд падает на красивого юношу, который лежит на куче сена в той же телеге, что и он. Он вопросительно наклоняет голову, и парень улыбается. — У тебя такое странное выражение, — говорит он в ответ, и Се Лянь немедленно пытается изобразить на лице что-нибудь поспокойнее. Он пытается ответить жестами, но останавливается, когда понимает, что юноша, скорее всего, не поймет. Он хватает кусочки сена, чтобы сложить их в иероглифы, но его прерывают — в поле зрения внезапно появляется рука и убирает сено. — Я понимаю тебя, — мягко и нежно говорит подросток, и хотя лицо его кажется спокойным, Се Лянь каким-то образом чувствует от него глубокую грусть. Он не спрашивает, почему.12.
Се Лянь открывает обновлённую дверь своего небольшого храма, встречается с Нань Фэном и Фу Яо и вопросительно наклоняет голову набок. — Пара небожителей слышала, что Лин Вэнь говорила с тобой о перевале Баньюэ, — сразу же говорит Нань Фэн, и Се Ляню больше не надо слов. Вам не нужно идти со мной, — говорит он жестами. — Можете сбежать при первых признаках опасности. И он смущен, когда на их лицах появляется одинаковое непонимание, но скоро вспоминает, что они не знают этого языка. Это почти что шокирует, потому что он так привык к Сань Лану за последние несколько дней, что почти забыл, что язык жестов не всем известен. А Сань Лан - особый случай, потому что он, кажется, всегда знает, что пытается сказать Се Лянь ещё даже до того, как он заканчивает показывать жесты. (Единственный, кто понимает его так же — шелковая лента, обернутая вокруг руки.) — Вам нет необходимости быть здесь, — говорит юноша из-за его спины. — И если появится какая-нибудь проблема, то можете убежать, поджав хвост. Это не совсем то, что он сказал, но достаточно близко. Он смотрит на Фу Яо и Нань Фэна. Их ярость не то чтобы неожиданна, но то, как искажаются их лица при виде юноши — да. Он вздрагивает, когда Нань Фэн хватает его за руку, оттаскивает его от Сань Лана и одновременно бросается вперед. — Отойди! — кричит Нань Фэн, но Се Лянь не слушается.13.
— Что с тобой? — спрашивает Фу Яо, шагая по пустыне. Се Лянь не удивляется, услышав вопрос, потому что знает, что он хотел спросить это с самой первой встречи. — Если у тебя проблемы с горлом, мы можем найти кого-нибудь, кто его проверит, — добавляет Нань Фэн. Се Лянь улыбается и качает головой в ответ, как делает всегда в ответ на этот вопрос. Это не ваше дело — подразумевает он всегда под этим. Он знает, что с ним что-то не так, что у него проблемы, но не знает, как это объяснить, да и не хочет. Он пугается, когда Сань Лан вдруг заговаривает прямо рядом с ним. — С гэгэ всё хорошо, — говорит он самым холодным голосом, который Се Лянь когда-либо слышал от него. Он звучит опасно, угрожающе, и всё же — Се Лянь чувствует лишь приятное тепло, растекающееся в груди от слов юноши. — Гэгэ не нужно говорить, если он не хочет, — продолжает Сань Лан и почти спорит взглядом с двумя богами. Они смотрят прямо на него, но что-то в Сань Лане заставляет их стихнуть, хотя и не без ворчания. Се Лянь легонько стучит по руке юноши, чтобы привлечь его внимание, хотя тот поворачивается к Се Ляню ещё до того, как он касается его ладони. Се Лянь тепло улыбается, пытаясь передать как можно больше своих чувств в изгибе губ. Сань Лан выглядит озадаченным на несколько секунд, но моментально возвращает улыбку, покраснев кончиками ушей. Спасибо.14.
Се Лянь в панике приземляется в объятия Сань Лана и поглаживает его по груди и плечам, пытаясь понять, был ли юноша ранен. — Я в порядке, гэгэ, — говорит он, и Се Лянь успокаивается и чувствует смущение от того, как вёл себя всего пару секунд назад. Внизу слишком темно, чтобы видеть что-то, поэтому Се Лянь рисует слова на шее Сань Лана, ближайшем открытом участке кожи. Ты действительно в порядке? Пожалуйста, опусти меня. — Нет, — говорит Сань Лан. — Тут грязно. Я сделаю это позже. Се Лянь отвлекается на крики Кэ Мо, оплакивающего смерть своих братьев, и понимает, что земля грязная от чужих тел и крови, погибших по вине того, кто держит его на руках. Он крепко прижимается к Сань Лану, когда он легко уклоняется от атак Кэмо, и посылает Жое, чтобы не чувствовать себя таким бесполезным. Ты сделал это? — спрашивает Се Лянь, тщательно выписывая каждый иероглиф. — Да, — без колебаний говорит Сань Лан. Се Лянь слабо вздыхает, хотя в мертвой тишине ямы этот вздох звучит невероятно громко. Не прыгай больше в одиночку, — выписывает он, положив лоб на плечо Сань Лана. — Я не знал, что и делать. Я волновался. Он почти поднимает голову, когда слышит немного сбившееся чужое дыхание. — Ты не хочешь спросить ещё что-нибудь? — спрашивает Сань Лан, и его голос странно напряжён. — Например, человек я или нет? Се Лянь качает головой. Неважно, человек ты или нет, — пишет он так твердо и уверенно, как только может. — Ты мне нравишься тем, кто ты есть. Все остальное не имеет значения. Се Лянь чувствует, что Сань Лан держит его чуть покрепче, но тот тут же смеётся и расслабляется. — Спасибо, гэгэ, — говорит он, и Се Лянь в ответ похлопывает его по плечу. Теперь ты поставишь меня? — спрашивает Се Лянь после недолгой паузы, и Сань Лан смеётся.15.
Генерал Хуа, — сгибает Бань Юэ дрожащие от силы эмоций пальцы. — Мне жаль. Мне жаль. Мне жаль. Мне... Се Лянь нежно обнимает её и ждет, пока она не поднимет глаза и не посмотрит в ответ. Он поднимает руки и всё так же смотрит на нее, взмахивая руками в ответ. Это не твоя вина, — говорит он и нежно обнимает ее, пока она не перестает дрожать, пока не отстраняется и не начинает объяснять ситуацию: ее жесты чёткие, а глаза твердо смотрят на него.16.
— Привет! Как поживаете, ваше высочество? Приветствую на тропе совершенствования, — жестикулирует Се Лянь, и Сань Лан автоматически начинает переводить его слова, но женщина прерывает его взмахом своего веера. — Я могу понять, — говорит она, открывая веер и скрывая улыбку. — Мин-сюн отказывалась говорить со мной в начале, поэтому я подумала, что она глухая или что-то в этом роде, и попросила Лин Вэнь научить меня. "Мин-сюн", о которой идет речь, хмурится, скрестив руки на груди. — Подождите, — говорит Нань Фэн из-за Се Ляня. — Подождите. Мин-сюн? Как в имени владыки земли Мин И? Женщина в чёрном смотрит на него и снисходительно фыркает. Нань Фэн игнорирует это и смотрит на вторую женщину, пристально уставившись на иероглиф «ветер» на её веере. — Ваш веер... Повелитель ветра Цинсюань? Женщина кивает, всё ещё улыбаясь. О, Боже. Это... довольно неловко, что Се Лянь принял их за каких-то духов. Но из-за того, как Нань Фэн себя ведёт, он понимает, что эти двое выглядят немного не так, как обычно появляются на Небесах. Повелитель ветра наклоняется над Пэй Су. — На этот раз вы перешли черту, младший генерал Пэй, — говорит она.17.
Хуа Чэн? — спрашивает Се Лянь, и Сань Лан улыбается. — Ваше высочество наследный принц, — говорит он.18.
— Что я сделала не так? — спрашивает Бань Юэ изнутри горшка, ее голос мягкий и грустный. — Что я творила? Се Лянь может только положить руку на стенку посудины в неудачной попытке утешить. Я не знаю, — думает он. — Я спрашиваю себя об одном и том же каждый день, но до сих пор не нашел ответа.19.
Могу я увидеть твое настоящее лицо? — спрашивает Се Лянь и быстро отступает, когда видит, как напрягается Хуа Чэн. Его руки уже порхают в тревоге, и он не успевает вернуть над ними контроль. Тебе не нужно показывать его мне, — машет он дрожащими руками. — Я не должен был спрашивать. Не должен был... (Пожалуйста, не оставляй меня.) Руки нежно ложатся поверх его собственных, и он удивлённо останавливается. Хуа Чэн коротко сжимает их и отпускает, и Се Лянь позволяет рукам упасть по бокам. — Я покажу тебе свою истинную форму в следующую нашу встречу, — серьёзно говорит Хуа Чэн, глядя на него непоколебимо. — Не бойся просить меня о чем угодно, гэгэ. Я сделаю, что захочешь... Он обрывает себя, резко останавливаясь, и на мгновение закрывает и снова открывает глаза. — Не бойся просить меня о чём-либо, — твердо повторяет он, и Се Лянь только кивает.20.
Се Лянь просыпается на следующее утро и находит на шее тонкую цепочку, с которой свисает прозрачное хрустальное кольцо.21.
Се Лянь мягко похлопывает Лан Цяньцю по плечу, чтобы разбудить его, и улыбается, когда бог смущенно оглядывается вокруг и уже потом переводит взгляд на него. Встреча закончилась, — говорит он. — Уже? — спрашивает Лан Цяньцю, потирая глаза. — Что я пропустил? Ничего особенного, — отвечает Се Лянь. — Ничего важного не произошло. Давайте, уходите первым. Наследный принц Юнань снова запутанно смотрит на него, но в конце концов подчиняется.22.
— Будь осторожен с Хуа Чэном, — говорит Цзюнь У. Се Лянь кивает, но не соглашается. — Будь особенно осторожен со злым ятаганом Эмин, — продолжает Цзюнь У. Се Лянь поднимает голову и вопросительно наклоняет голову набок. — Раны, нанесенные злым ятаганом Эмин, прокляты. Даже если они исцелятся, по одному желанию Хуа Чэна они откроются вновь, — говорит Цзюнь У в ответ на невысказанный вопрос Се Ляня. Я понимаю, — отвечает Се Лянь и кланяется.23.
У меня нет денег, — говорит жестами Се Лянь. — Не возражаете, если я просто посмотрю? А потом он недолго паникует, потому что так привык быть рядом с теми, кто понимает жесты, что забыл о том, что большинство людей их не знают. О нет. Он осматривается вокруг, чтобы написать на чем-нибудь, но прерывает поиски, когда слуга хихикает. — Наш Господин заставил нас всех выучить язык жестов, — говорит она. — И нашему казино всё равно, есть ли у вас деньги. Здешние игроки всё равно их не используют. Правда? Слуга закрывает рот ладонью и направляется к задней части главного зала, махнув другой рукой Се Ляню и давая ему знак следовать за собой. Он идёт.24.
— Лорд пригласил Вас наверх, — с уважением говорит крупье. — Он говорит, что готов научить Вас правильно бросать кости. Се Лянь игнорирует шепотки и гомон призраков и демонов, пока идёт к красным шторам. Его взгляд направлен только на силуэт за ними. Хуа Чэн пообещал явить ему свой настоящий облик при следующей встрече. Се Лянь привык не получать желаемое, но думает, что будет невероятно разочарован, если Хуа Чэн не сдержит обещание. Мужчина приближается к нему, его элегантная рука мягко обвивается вокруг руки Се Ляня, в которой лежит игровая чашка. Он высокий, его одежда цвета клёна, а кожа бела, как снег. Се Лянь вынужден запрокинуть немного голову, чтобы увидеть лицо Хуа Чэна, и смотрит вверх, туда, где его левый глаз мерцает, как звезды, а правый глаз закрыт повязкой. И что-то глубоко внутри Се Ляня точно знает, что это истинный облик мужчины. Он улыбается, слабо и замкнуто. Ты очень красивый, — говорит он, осторожно выводя слова на руке мужчины. Хуа Чэн мягко оставляет ответ на чужой руке. Се Ляню требуется время, чтобы его понять, но в конце концов справляется. Спасибо.25.
Ты оставил эту цепочку? — спрашивает Се Лянь и показывает её. Хуа Чэн смотрит на нее и улыбается. — Это тебе, — говорит он, и Се Лянь отпускает украшение, позволив ему упасть на кожу. Что это? — Ничего важного. Се Лянь чувствует, что это определённо не так неважно, как Хуа Чэн думает — но он никогда раньше не лгал ему. Се Лянь верит, что кольцо не опасно, и убирает его под одежду, поднимая голову и улыбаясь в знак благодарности.26.
Ты из Сянь Лэ? — спрашивает Се Лянь, и его руки дрожат. Хуа Чэн переводит вопрос ребенку. Мальчик качает головой. — Юн... ань ... Ты знаешь о Бай Усяне? — хочет спросить Се Лянь, но его руки дрожат так сильно, что не получается их правильно согнуть. Он сжимает губы и пытается прекратить это, заставить свои руки двигаться так, как он хочет. Но... — Ты знаешь Бай Усяня? — говорит позади него Хуа Чэн, и Се Лянь благодарен за его присутствие, за неестественный способ, благодаря которому он всегда знает, чего хочет Се Лянь.27.
Могу я... — Да, — отвечает Хуа Чэн ещё до того, как Се Лянь заканчивает вопрос трепещущими от волнения руками. Се Лянь тянется к ближайшему мечу, его взгляд мечется между клинком и Хуа Чэном, внимательно следя за малейшим изменением выражения. Он нерешительно тянет пальцы к рукояти, в последний раз смотрит на Хуа Чэна и расслабляется, когда видит лишь нежное приободрение. Он нерешительно поднимает меч, благоговейно проводит пальцами по ножнам и достает его, делая несколько взмахов. Он тонет в энтузиазме, почти что летает по арсеналу и исследует всё возможное оружие. Он думает, что не чувствовал себя таким счастливым годами. Он не замечает, что издаёт тихие звуки изумления, когда он находит особенно хорошее оружие. Он не замечает того, как смягчается взгляд Хуа Чэна от нежного веселья, как он удовлетворённо изгибает губы. (Он не видит любви, написанной на каждом миллиметре лица Хуа Чэна.)28.
— Ты главный жрец Фан Синь. Да. — Ты убил мою семью. Да.29.
Вначале Се Лянь пытался предупредить людей об угрозе, пытался кричать и просить их остерегаться ее, так быстро приближающейся к ним. Он открывал рот и пытался кричать, но губы не позволяли ему издать и звука. Страх душил слова, тянул их назад и запирал в сундук без ключа. Он ненавидит такие моменты, когда не может помочь людям, когда видит кого-то и может только издать громкий звук для всех рядом с ним в надежде, что они услышат то, что он не может сказать. Но этого не происходит. Он ненавидит подобное. (Он ненавидит себя.)30.
Се Лянь не может кричать, как бы того ни хотел, а может только быстро махать руками, пытаясь привнести в свои движения как можно больше гнева, и его жесты становятся резкими и отрывистыми. Зачем ты это сделал? Почему ты подумал, что ему нужно знать всю правду? Это не убирает с меня груз вины. Я все ещё убийца его отца. Я не хотел ... Он не может остановить слезы, и те льются из его глаз. Он сердито вытирает их рукавом и резко оседает на землю, закрывая лицо руками и выпуская тихие душащие всхлипы. Он изо всех сил пытается остановиться и с трудом дышит, пытаясь успокоиться. Вскоре он поднимает голову, и его лицо вновь возвращается к обычному спокойному выражению — но нет никакого способа скрыть легкое покраснение вокруг глаз. Прости, Сань Лан. Я не должен был сердиться на тебя. — Нет, это моя вина, — тихо говорит Хуа Чэн, садясь рядом с Се Лянем. — Наверно, я не должен был говорить ему. Но я больше не мог слушать, как он скидывает всю вину на тебя, когда это не так. Се Лянь смотрит в землю и сосредотачивается на том, чтобы дышать ровно, стараясь не дать гневу и разочарованию снова проявиться вот так. — То, что ты сделал, не то чтобы неправильно, — продолжает Хуа Чэн тихо и ровно. — Я бы сделал то же самое. Ты не ошибся. Се Лянь соглашается, но не верит ему.31.
Только когда он возвращается на Небеса, то понимает, что не боялся, что Хуа Чэн покинет его после такой брани. Что-то внутри него уже доверяет ему, уже решило, что безопасно делиться с ним и другими поломанными осколками, которые он прятал с самой смерти родителей. Это одновременно страшно и удивительно. Он не уверен, хочет ли думать о том, что всё это значит.32.
Се Лянь безмолвно кричит, нападая на своего двоюродного брата, ослепнув от ярости из-за того, что тот осквернил могилы его родителей. Он невольно издает разочарованные звуки и напряженные крики — его голосовые связки неспособны сопротивляться гневу, который пронизывает его тело, но он не произносит ни слова. Он хочет убить демона, хочет выпустить свой гнев на чём-нибудь, чём угодно, но в конце концов не осмеливается и втыкает меч в землю. Он не лишит ребенка отца, даже если душа в его теле не принадлежит ему.33.
Се Лянь наклоняет голову и смотрит на тысячи фонарей, которые плывут над ним, усеивая ночное небо светом и затмевая луну и звезды. Он слегка распахивает рот и улыбается, стоя один и пытаясь решить вопрос с Ци Жуном. — ... Спасибо, — шепчет он хриплым, едва слышным голосом. Он надеется, что это слово как-нибудь дойдёт до Хуа Чэна.34.
Се Лянь широко распахивает глаза, когда чувствует прикосновение губ к своим собственным, и изо всех сил начинает отбиваться, когда некто прижимает его ближе к себе и углубляет поцелуй, до странного нежный: как будто боится причинить боль. Он в шоке останавливается, когда понимает, что тот делится с ним воздухом, и перестает сопротивляться вовсе, когда понимает, что это Хуа Чэн. Он смотрит на него сверху вниз, и, хотя возможности говорить и нет, Се Лянь почти что слышит, что именно он хочет сказать, просто глядя в его видимый глаз. Верь мне. И он верит.35.
Се Лянь делает все возможное, чтобы помочь Ши Цинсюаню, но этого недостаточно. Он только остаётся достаточно долго, чтобы увидеть, как падает голова Ши Уду, и услышать пронзительные крики и рыдания человека, в теле которого он играет роль зрителя. Он возвращается в свое собственное тело и чувствует, как одолженную духовную энергию высасывают из его тела чужие губы поверх его собственных. Он пытается вернуть энергию, чтобы возвратиться к Повелителю ветра, но не получается. Он бог, но сейчас может только молиться.36.
Се Ляню не удаётся сдержаться, и он обхватывает руками уменьшившегося Хуа Чэна и издаёт тихий звук, похожий на визг. Он рад, что больше никто этот писк не услышал, но кто может обвинить его в этом? Ребёнок очарователен. Ты такой милый! — говорит он и немного грустит, что ему нужно отпустить ребенка. Хуа Чэн же только хмурится и с ненавистью смотрит на свои маленькие ручки. — Я ненавижу это, — говорит он мрачно своим высоким голосом с какой-то странной интонацией, которую Се Лянь не может распознать. Се Лянь наклоняет голову. Почему? — Я ничего не могу сделать, — отвечает Хуа Чэн, с отвращением осматривая свое маленькое тело. — Я не могу сражаться. Я не могу защищать… Он резко замолкает. — ...Я ничего не могу сделать, — наконец повторяет он. Се Лянь издаёт тихий звук, чтобы привлечь внимание Хуа Чэна. Тебе и не нужно, — говорит он. — Ты защищал меня все это время. Теперь моя очередь защищать тебя.37.
— Ты все это время знал, что это были мы, — говорит Фу Яо — нет, Му Цин. — Ты думал, что это было смешно? Се Лянь пытается покачать головой и показать своё несогласие, но Му Цин отказывается слушать. В конце концов, оба его бывших подчиненных снова начинают кричать друг на друга и вообще не обращают внимания на Се Ляня. Он пытается привлечь их внимание и терпит неудачу. Хорошо. Его план, вероятно, в любом случае не сработал бы, судя по тому, как сильно Му Цин его ненавидит. В конце концов, Хуа Чэн освобождает их, когда Фэн Синь подтверждает, что Се Лянь с ними. (Се Лянь не может издавать даже самые тихие звуки в их присутствии. Он больше не доверяет им свой голос.)38.
Внезапно приходит осознание того, что Се Лянь чувствует себя необъяснимо в безопасности в присутствии Хуа Чэна. Он осознает это только после того, как громко рассмеялся, впервые за долгое время. Он почти забыл, как звучит его собственный смех. Они оба ошеломленно молчат, Се Лянь смотрит в глаза Хуа Чэна, замаскированного под Лан Ина. И тогда Хуа Чэн надувает губы. — Ты дразнил меня, — говорит он, скрестив руки на груди, а его глаза наполняются восторгом. Кто из них самый красивый? Кто из них самый богатый? Хочешь, я приглашу его? — говорит Се Лянь через секунду. Его руки дрожат от того, как сильно он смеётся, когда вспоминает свои недавние вопросы Хуа Чэну. — Неужто это на самом деле так смешно? — спрашивает Хуа Чэн, и его восторг сменяется чем-то более мягким и нежным. Да, — взмахивает руками Се Лянь и успокаивается достаточно для того, чтобы руки перестали дрожать, хоть и прыскает ещё время от времени. Это самое веселое, что я слышал за последние годы. (Он забыл, как легко приходит счастье.)39.
Ты не думаешь, что заслуживаешь знать? — Может ли Его Высочество, пожалуйста, не говорить мне? Пауза. Мне жаль. Я думаю, что такое должно быть ясно сказано. Хуа Чэн глубоко вздыхает, сжав кулаки, и плечи у него напрягаются. Смирение написано на его лице. Се Лянь иногда не понимает, как такой умный человек может быть настолько глупым. Но, с другой стороны, он не может говорить. Он шагает вперед и обнимает Хуа Чэна за талию, положив голову ему на плечо. Он крепко сжимает его в своих руках и пытается высказать как можно больше своих чувств прикосновением, пытается передать все то, что чувствует в его присутствии. Рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. Рядом с тобой я чувствую себя любимым. Ты смотришь на меня так, будто я достоин счастья. Ты смотришь на меня и видишь кого-то, кто достоин любви. Я смотрю на тебя и вижу того, кто уже отдал мне свое сердце, не ожидая моего взамен. Я смотрю на тебя и вижу кого-то, кто не осознает, что я отдавал тебе свое понемногу со дня нашей первой встречи. Он чувствует, как выдыхает Хуа Чэн, и ослабляет хватку, когда Хуа Чэн обнимает его в ответ и утыкается лицом в его волосы. — Ваше Высочество, ты станешь моей смертью, — тихо и приглушённо говорит он, но Се Лянь слышит и слушает. Хуа Чэн всегда слышал его, всегда слушал. Было бы нечестно, если бы он не делал то же самое.40.
Цзюнь У был Бай Усянем. Се Лянь рад, что никогда не доверял Императору свой голос. Он думает, что ещё какая-то частичка него могла бы сломаться, предай его кто-то, кому он так сильно верил.41.
Хуа Чэн сражается рядом с ним, их движения плавные, командная работа — безупречна. Хуа Чэн, кажется, может понять, чего хочет от него Се Лянь, только по одному взгляду на выражение его лица. Это волнующе. Но этого недостаточно.42.
Цзюнь У поднимает его, покрытого кровью, за шею и прижимает к каменной стене. — Это больно? — спрашивает Цзюнь У. Се Лянь не может остановить текущие из глаз слезы, кивает и тяжело вздыхает, когда Цзюнь У отпускает его, и вздрагивает, когда Цзюнь У приседает и осторожно утирает его слёзы. Цзюнь У спрашивает, почему он не оглянется в прошлое, почему не изменит то, кем является. — Ты больше не говоришь, — шипит Цзюнь У. — Ты напуган. Ты слаб. Он слаб. Он напуган. Но он никогда не покажет этого Бай Усяню. Я никогда не оглянусь назад, — говорит Се Лянь взглядом. — Я никогда не изменюсь. Цзюнь У снова поднимает его за шею и снова вдавливает в стену, его лицо искажено гневом и разочарованием. Се Лянь не колеблется. Он отказывается дать Цзюнь У желаемое.43.
Се Лянь открывает глаза и видит кровь повсюду, и едва ли она принадлежит Цзюнь У. Он смотрит на свои руки и ненавидит то, насколько слабым он себя чувствует. Он не знает, смогут ли они победить.44.
— Твое Высочество, — говорит Хуа Чэн, обнимая лицо Се Ляня, его глаз смотрит твердо и непоколебимо. — Ты можешь выиграть. Ты лучше него. Не сдавайся. Се Лянь видит твердую уверенность Хуа Чэна в своих словах, и этого почти достаточно, но... У Цзюнь У миллионы верующих, — говорит он, и его руки дико дрожат. — У меня же нет ни одного. Хуа Чэн качает головой. — У тебя есть один, — говорит он, притягивая Се Ляня ближе, пока их лица не останавливаются на расстоянии всего лишь сантиметра. — И одного достаточно.45.
Духовная энергия вливается в Се Ляня как река, прорвавшаяся через плотину. Она потрясающая. Ее слишком много. Он пытается вырваться, пытается помешать Хуа Чэну отдать её всю. Хуа Чэн отказывается отпускать его.46.
Канга вокруг его шеи и лодыжки разрушается. После столетий странствий по царству смертных без всего он отвык обладать таким количеством энергии. Но он стал богом войны не за красивые глазки, и его тело все еще помнит, даже если и требуется пара попыток, чтобы привыкнуть. Силы, данной ему Хуа Чэном, достаточно для того, чтобы он положил конец правлению Цзюнь У, чтобы наконец победить свой страх перед Бедствием в Белой Одежде и похоронить его под грудой камней.47.
Я должен был сказать тебе это давным-давно, — говорит Се Лянь, медленно и нерешительно. — Но я.. — Я уже знаю, — тихо говорит Хуа Чэн с грустной улыбкой. — Ты почти стал Бедствием В Белой Одежде, верно? Се Лянь распахивает глаза. Ты.. — Твоё высочество, ты помнишь? Се Лянь думает о безымянном призраке, о том, кто безоговорочно следовал каждому его приказу. Его последний верующий. Это был ты? Безымянный.. Хуа Чэн кивает. Почти сразу одновременно тысяча эмоций наполняет грудь Се Ляня: благодарность, печаль, боль, восторг. Любовь настолько сильна, что он думает, что его сердце может взорваться. Он бросается вперед и роняет Хуа Чэна на землю, обхватывает его за шею. Слезы текут рекой, но он всё равно улыбается. Хуа Чэн знает о нём всё: знает его лучшие и худшие стороны, знает его таким, какой он есть сейчас, знал его таким, каким он был раньше. И так или иначе, он все еще любит Се Ляня всем своим естеством. Се Лянь думает, что мог бы отдать всего себя Хуа Чэну, и он будет дорожить каждым его кусочком, баюкая разбитые осколки, как будто это нечто драгоценное. (Он уже все отдал.)48.
— Ничего, — говорит Хуа Чэн с улыбкой. — Я просто отдал тебе слишком много сил. Но это не "ничего". Хуа Чэн исчезает, и он никак не может остановить это. Это опять его вина. Сейчас он теряет ещё одного человека, и вина снова лежит на его плечах. Если бы он был сильнее, если бы он не просил эту проклятую кангу годы назад, если бы только... Хуа Чэн обхватывает его щеки и мягко наклоняет голову, чтобы Се Лянь смотрел прямо ему в лицо. — Твое Высочество, это не твоя вина. Я решил сделать это, и я сделал бы это снова, если это сможет тебя защитить. Се Лянь не может сдержать всхлип, и тот вырывается из горла. Он так невероятно благодарен, что Му Цин и Фэн Синь отошли подальше и оставили их наедине. Хуа Чэн улыбается. — Да и к тому же, я не уйду навсегда, — говорит он. — Я всегда вернусь к тебе. Се Лянь крепче обнимает его. — Ты мечтаешь спасти людей, я же только мечтаю спасти тебя, — шепчет Хуа Чэн. — Твое Высочество, я знаю о тебе все. Я знаю твою храбрость, твое отчаяние, твою доброту, твою боль, твою обиду, твою ненависть, твой ум, твою глупость. Если бы я мог, я бы хотел, чтобы ты обращался со мной как со ступенями, пересекал меня как мост, использовал мои кости, чтобы взбираться наверх. Но я знаю, что ты не станешь этого делать. Се Лянь утыкается лицом в шею Хуа Чэна. — Твое Высочество, — говорит Хуа Чэн, низким голосом; его глаз сверкает честностью и сильной, непоколебимой любовью. — Умереть за тебя в бою — величайшая честь для меня. Эти слова похожи на смертельный удар. Се Лянь открывает рот. — ...Ты сказал, что не покинешь меня, — шепчет он хрипло и отстраняется, чтобы взглянуть на лицо Хуа Чэна.. Хуа Чэн распахивает глаза и улыбается, опираясь своим исчезающим лбом на лоб Се Ляня. — Я обязательно вернусь, — тихо говорит он, и его голос исчезает вместе со всем. — Твое Высочество, верь мне. Се Лянь хватается за воздух. Он тоже хочет исчезнуть, хочет быть с Хуа Чэном, потому что не хочет жить без него. Но.. Верь мне, — сказал он, и ... Если и есть то, во что Се Лянь действительно верит, если есть человек, которому он может доверять и который никогда не предаст его, то это Хуа Чэн. Поэтому он остаётся.49.
Се Лянь становится своего рода главой Небес и помогает реорганизовать небесное царство. Другие боги обращаются к нему за руководством, и в каждом их жесте сочится уважение к человеку, победившему их предыдущего лидера. Иногда им трудно понять его, потому что он не говорит. Они находят Лин Вэнь и наказывают ее за предательство горами бумажных документов, над которыми она начинает работать с многострадальным выражением лица и явным нежеланием — но это всяко лучше пыток. Хотя и можно утверждать, что и оформление документов тоже является своего рода пыткой. Время от времени ей дают передохнуть, но не так уж и долго, потому что ее тут же тащат переводить жесты Се Ляня для других богов. («Кольцо, свисающее с твоей шеи, — это его пепел», — однажды сказала ему Лин Вэнь, и Се Лянь сжимает кольцо так, будто это самая драгоценная вещь за его жизнь). — Ты собираешься остаться на горе Тай Цан? — спрашивает Му Цин. Се Лянь кивает. Он не может объяснить, почему, но точно знает, что именно туда придет Хуа Чэн, когда вернется. — ...Ты действительно веришь, что он вернется? Се Лянь снова без колебаний кивает, взгляд его тверд. Он вернется. Он обещал. Хуа Чэн ждал его более 800 лет. Се Лянь прождёт и тысячу.50.
Се Лянь смотрит на фонарики, плывущие по небу, пока идет назад к построенному недавно небольшому домику, и вспоминает тысячи фонарей от Хуа Чэна, которые плыли по небу так много месяцев назад во время Праздника середины осени, те, которые почти ослепили его своим светом. Он останавливается, вспоминая, затем стряхивает с себя нахлынувшую грусть и продолжает путь. Когда он приближается к своему домику, то видит, как рядом с ним взлетают фонарики, и останавливается, шокировано уставившись на их след, и… Прежде чем он осознает это, он бежит, изо всех сил напрягая глаза, чтобы видеть сквозь деревья, его сердце бьется все быстрее от предвкушения и надежды, которым он так боится дать прорасти дальше… Он шокировано останавливается, когда видит издалека человека в красных одеждах, который стоит перед его домом и запускает в воздух фонари. Он почти не верит своим глазам, но когда тот поворачивается, то выглядит таким же красивым и захватывающим, как в воспоминаниях Се Ляня — возможно, даже чуть красивее от мягкого света фонарей. И он знает, что это не может быть сон. Он делает несколько шагов вперед, а затем бежит к человеку, который делает несколько нерешительных шагов вперед, прежде чем тоже срывается на бег. Се Лянь бросается вперед, обхватив руками чужую шею, и он ловит его, импульсивно поворачивая вокруг себя и не беспокоясь о том, что они упадут. Се Лянь целует мужчину в губы, и его щеки краснеют от счастья, когда он отстраняется, чтобы коснуться его лба своим. — С возвращением, Сань Лан, — тихо говорит он. Хуа Чэн улыбается. — Я вернулся.