Together forever (Вместе навсегда)

      Витать в облаках — это моё призвание с детсадовской скамьи. Я никогда не отличалась усидчивостью и терпением: если вещь или событие становится мне неинтересным в течение пяти минут, то всё. Я отвлекаюсь на другое, более увлекательное и занимательное. И вот сейчас снова это случилось.       — Вынужденные колебания — это такие колебания, которые…       А на улице поют птички. И солнышко светит. Люблю весну, такое замечательное время года, когда природа пробуждается от зимней спячки. Эта зима у нас выдалась какой-то чересчур уж холодной. Обычно градусов минус три, пять повисит, и теплеет. А в этот раз… Минус двадцать я переносила около трёх обогревателей с чашкой горячего чая в руках, холодным носом и в свитере Мамо-Тяна. И у него же под боком. Плюс в нашу компанию иногда попадал и ноутбук, появление которого Мамору объяснял новыми проектами на работе. Я была, конечно, не против. Разве можно быть противницей ещё одной батареи на коленях, пусть даже это и был компьютер. Иногда в качестве грелки моих колен выступала Луна, которую даже шерсть не спасала от холода. А сейчас тепло. И было бы очень весело, если бы не экзамены в конце учебного года.       — … протекают в системе под влиянием внешнего периодического воздействия. В качестве примера…       Хочется взлететь высоко-высоко и парить над землёй вместе с птицами. Расправить свои белоснежные крылья формы Вечной Сейлор Мун и летать, летать, летать. Но меня не выпустят из этой комнаты — такой родной моему сердцу даже в данный момент — ни под каким предлогом. Ну, если только в туалет или на кухню. Хотя я сомневаюсь, что и на кухню-то пустят. После вчерашнего небольшого обманчика меня допустят до еды только после занятия. А мне ещё лекцию слушать.       — … на деревьях, поднятие и опускание руки…       Если щёлкать автоматической ручкой по столу в определённом ритме, то выходит замечательная мелодия. И оркестра не надо в сопровождение: знай себе, щёлкай да в расчёску, как в микрофон, напевай свои любимые песни. А если немного отодвинуть тетрадь в сторону, так, чтобы из-под неё торчал маленький клочок чистого листа, то можно в своё удовольствие рисовать или писать такое родное и любимое имя. Впрочем, стирательную резинку тоже можно разрисовать сердечками и цветочками. А что, мило получает… Упс, это не моя!       — При этих колебаниях может возникнуть явление резонанса.       Я люблю Мамо-Тяна. Целиком и полностью, так же, как и он меня. Я люблю его поцелуи и тихий, но страстный шёпот мне на ушко по ночам. Мне нравится перебирать его волосы, когда он уставший приходит с работы и после ужина ложится на диван, кладя голову мне на колени. Я люблю слушать его рассказы о том, какой босс свинтус, раз задал за неделю сделать месячный проект. У Мамору очень красивый голос, что заслушаться можно. Но даже из его уст я в жизнь не полюблю физику. Прости, Мамо-Тян!       — Теперь скажи мне, что такое резо… Усако, ты меня совсем не слушаешь!       Ой-ёй!       Я вздрагиваю и, пряча свои художества под рукой, обезоруживающе смотрю на Мамору, улыбаясь самой невинной улыбкой, на которую только способна в этот момент.       — Я слушаю. Мамо-Тян!       Мамору вздыхает и садится на против, слегка с укором поглядывая мне в глаза. Я опускаю взор, понимая, что обязана была слушать каждое его слово, чтобы всё понять и написать наконец послезавтра этот чёртовый экзамен! Но после недели физики я уже ничего не соображаю и даже вникнуть не могу.       — Усако, я всё понимаю, тебе уже невыносимо слушать это занудство, а мне ещё более невыносимее о нём повторять несколько раз. Давай уже напряжёмся немного, выучим последний параграф и со спокойной душой пойдём прогуляемся, — Мамору мягко улыбается и, облокотившись о стол, протягивает руку и треплет меня по голове. Потом медленно, почти невесомо опускает ладонь ниже, проводя пальцами по щеке, шее. Я буквально замираю и чувствую, как сердце начинает биться быстрее. Мамо-Тян…       — Говоришь, чтобы я сосредоточилась, а сам дразнишь меня, — я накрываю его ладонь своей и прижимаю к груди, прикрывая глаза.       — Иначе тебя ничем не проймёшь, — ласково улыбается Мамору и, подавшись вперёд, целует меня в уголок губ, затем отстраняясь. Однако мне этого мало. Я тянусь следом, но он нежно накрывает мои губы пальцами и говорит, — Усако! Физика сама не выучится.       Я горько вздыхаю. Да что за жизнь-то такая? За что мне эти мучения с несчастной физикой, которая мне даром далась?       — Может, сейчас погуляемся? — я жалостливо смотрю на Мамору и поджимаю губы. Милый, у меня ж голова лопнет, если я сейчас не отвлекусь от учёбы и всего, что с ней связано! Это-то я ему и сообщаю, скрестив пальцы и положив их себе на грудь.       Мамору сдаётся почти сразу.       — Ну что поделать с тобой! Собирайся давай, заяц мой, — я лишь легонько смеюсь в ответ и поднимаюсь на ноги, держась за протянутую руку. Через десять минут мы уже медленно идём по улицам Токио и стараемся не попасть в толпу куда-то спешащих людей. Зачем нам торопиться? Физика может и подождать, а приятная прогулка в столь чудное время — нет. Потому что скоро начнётся ещё большая суета и спешка: начнутся итоговые экзамены, потом подготовка к выпускному и сам он же, и, конечно же, поступление в университет. Я даже ещё до сих пор не решила, куда пойду. А зачем решать, если я в будущем — скором, кстати, будущем — буду королевой. Это же не та обычная работа, для которой нужно учиться несколько лет в высшем заведении. Правда, девочки на это скептически показывают мне учебники по политологии и экономике, но зачем мне это знать, если мой Мамо-Тян в этом прекрасно разбирается. Ведь и королю тоже нужно что-то делать. Вот он и будет заниматься всем этим безобразием — я-то знаю, он любит всё сложное, нежели простое — а я буду думать над улучшением жизни людей и их благополучием.       — Опять задумалась? — Мамору мягко гладит мои пальцы, глядя на меня в пол-оборота.       — Ты же знаешь, задумчивость — моё второе «я», — прижимаюсь щекой к его плечу и прикрываю глаза. Как же хорошо быть всегда вот так вот, рядом. Знать, что он никуда не денется и не исчезнет. Ощущать его тепло и кожей чувствовать его любящий взгляд. И никакого Хрустального Токио не нужно.       — Точно также, как и любительница мороженого, — это верно. Как же хочется сейчас этого ледяного лакомства!       — Мамо-Тян, давай поедим мороженое!       — Усако, сначала физика. Ты и так вытащила меня на улицу, — Мамору усмехается и легко щёлкает меня по носу. Хмурю лоб, недовольно причмокивая, — вот как доучишь всё, так можешь с меня требовать всё, что угодно.       — Всё? Вот прям всё, всё? — в моих глазах тут же загораются задорные хитрые звёздочки.       — Всё, что захочешь, — повторяет Мамо-Тян, кивая. Он незаметно поворачивает в сторону дома, думая, что я не обращу на это внимания. Наивный! Я знаю каждый дом и каждое дерево на этом пути. Просто настроение хорошее, и я стараюсь не думать о предстоящем продолжении того мучения. Зато потом…       — Усако, ты думаешь немного не о том, — загадочно говорит Мамору, вероятно, истолковав моё выражение лица не так, как надо. Я сначала не понимаю смысла его слов, а потом вдруг стремительно краснею от внезапной мысли. Это тогда уж ты об этом думаешь, но никак не я. По крайней мере сейчас. Но раз уж мы хоть и косвенно, но подняли такую тему, то грех не спросить.       — И вот почему у нас может быть только одна ЧибиУса? — я ловлю на ладонь розовый лепесток сакуры. Интересно, откуда он взялся? Поблизости вроде бы она не растёт.       — Хочешь ещё одну капризную девчушку с красными волосами, которая не любит кошек? — Мамору прищуривает один глаз и смотрит в небо, будто ждёт очередного появления нашей будущей дочурки. Она уже давно нас не навещает. Видимо, обязанности принцессы превзошли все желания побывать в прошлом. Или это мы с Мамору в будущем наконец образумились и не стали пускать свою дочь мешать нам самим же.       — Ну, почему же сразу девчушку? — я крепче обхватываю его руку, — разве ты не хочешь сына? Чтобы он был похож на тебя. Твои волосы и твои глаза…       — Тогда уж сразу десять, — Мамору усмехается и, вдруг резко привлекая меня к себе, от чего я тихо охаю, целует меня в лоб, — не знаю, что там возомнил о себе твой кристалл, но на одном ребёнке мы с тобой точно не остановимся.       Я чувствую, как мои щёки вновь начинают алеть. Но я только улыбаюсь и крепче обнимаю моего Мамо-Тяна. Он приподнимает моё лицо за подбородок и целует так, что у меня начинают мелко дрожать ноги от сладостного чувства, а из головы выветриваются все ненужные мысли. Как же я люблю его. И никто нам не нужен для полного семейного счастья, только эта маленькая несносная, но такая родная и уже давно любимая розоволосая хулиганка. А может, даже и не одна.       Мы гуляем ещё полчаса. А потом возвращаемся домой, пьём чай и опять садимся за учебники. Но ветер в моей голове если и не исчез полностью, то хотя бы угомонился. Я больше сосредотачиваюсь на учёбе, но Мамору знает, что такое моё рвение можно объяснить лишь одним: после я могу попросить о любом. И это может быть всё, что угодно. И даже неважно, что свадьба только через полгода. Хоть впереди у нас — вечность, я бы не хотела терять ни секунды того времени, что выделено для нас в этой жизни. Ведь эта вечность может пролететь за один миг. И я его терять не намерена.       А мороженое он мне всё-таки купил. Ванильное с клубничным сиропом.