Illicit

Одно из самых густонаселенных мест в городе - главный аэропорт. Он огромный, шумный и состоящий из всевозможных национальностей. Кто-то кого-то встречает со слезами счастья на глазах, а кто-то наоборот, горько плачет, провожая на посадку. Чонгук уже отвык от подобных чувств, потому что аэропорт, несмотря на неисчислимое количество людей, стал колыбелью его одиночества. Именно здесь он теряет свою личность, именно здесь он меняет паспорта, именно здесь он перестает быть Чон Чонгуком, притворяясь кем-то еще. Месячная миссия под прикрытием подошла к концу, и Чонгук вдыхает спокойно, как только выходит из холла аэропорта, направляясь к такси. При нем небольшой чемоданчик с самым необходимым, маленькая мужская сумка и очки, прикрывающие большую часть лица. Сам внешний вид Чонгука говорил о том, что он, видимо, бизнесмен, летающий первым классом исключительно утренними рейсами. На его тонком левом запястье кварцевые наручные часы от Rado с изысканным ремешком из крокодильей кожи, а на накаченные плечи накинуто серое твидовое пальто. Таксисты пытаются заломить цену при виде дорого одетого пассажира, и Чонгук на скорую руку садится в первое попавшиеся, так как был шанс опоздать на встречу. Улыбчивый индус получает указания нужного адреса вместе с просьбой не вести никакие диалоги, Чонгук устал после перелета и ему хотелось тишины ведь ему предстоит долгий и мучительный отчет. Благо таксист отнесся с пониманием, поэтому начал переключать станции, желая найти более-менее рабочую. Техника в этом автомобиле работала перебоями, поэтому первую часть пути Чонгуку приходилось слушать песни Арианы Гранде, Джастина Бибера и Дуа Липы с ужасными помехами, которые прерывались на раздражающий белый шум. Наблюдая за живописными пейзажами пригорода, Чонгук начал уже привыкать к неприятному звуку. Ведь за окном намного интересней, нежели в автомобиле. Он видит родные горизонты, частные домики, что хаотично разбросаны где-то вдалеке, а привычно хмурое небо внезапно радует, нежели отталкивает, как обычно. «Все еще идет расследование убийства известного ученого Ю Кихена, который был убит две недели назад. Его тело было найдено в переулке между Верхней и 25ой улицами в Юго-Восточной части города. Напомним, что Ю Кихен работал над проектом, который по его словам, принесет мир всем государствам и укрепит союзы дружественных стран. Полиция отказывается давать какие-либо комментарии, а на утреннем заседании премьер-министр назвал данную ситуацию “вопиющей” и упомянул, что следствие ведется, и скоро виновники будут пойманы.» Закатывая глаза, Чонгук тяжело вздыхает, поймав себя на мысли, что подобные новости его никак уже не волнуют. Несмотря на свое прямое сотрудничество с правительством, он должен признать, что подобные посты имеют огромную текучку. Конкуренты не спят, все хотят урвать кусок, а убийств случается намного больше, чем освящают это пресс-центры. — Многие говорят, что это ДОН, — не выдерживает таксист, начиная разговор. — А? — немного растерянно переспрашивает Чонгук, хотя происходит это на автомате. Время от времени он находится где-то в своих мыслях, поэтому чтобы не обидеть собеседника, Чонгук хоть как-то реагирует во избежание неловкого молчания. — Мне друг мой сказал, что скорей всего его убила Демократическая Общая Нация, — повторяет таксист, делая радио немного потише, — они пускай и притворяются добрыми самаритянами, но по факту являются той еще террористической группировкой, которая хочет свергнуть правительство по всему миру. Перестрелять их всех надо за такие деяния! В ответ Чонгук молчит не зная что и сказать. Он как-то не привык поддерживать разговоры с таксистами, особенно на такие щепетильные темы. — Ты хоть знаешь, что представляет из себя эта организация? — Не совсем. Не интересуюсь политикой, — коротко отвечает Чонгук, пытаясь отвязаться от надоедливого собеседника. — А чем тогда интересуешься? — таксист как-то подозрительно смотрит на своего пассажира через зеркало заднего вида, но Чонгук этот взгляд не замечает, так как все еще смотрит в окно, за которым наконец-то начали виднеться небоскребы родного мегаполиса. — Порнографией. Жесткой, — чтобы разговор зашел в тупик, Чонгук врет с серьезным лицом. На удивление это срабатывает, и таксист замолкает. Все же многие не любят распространяться на тему порно, они стесняются своей же сексуальности, боясь рассказать о своих фантазиях, вот и Чонгук выработал идеальный способ ухода от разговора. И только за всю свою жизнь лишь с одним человеком это не сработало, чему Чонгук по итогу был рад. Когда такси тормозит возле дешевого кафе с самым отвратительным кофе и с самой приветливой официанткой, Чонгук отстегивает водителю нужную сумму, бросая короткую и еле заметную улыбку. Скорей это было сделано не из-за лучших побуждений, а опять же, как на автомате. Слишком много у Чонгука выработанных привычек, которые дают о себе знать в тот или иной момент. Город встречает Чонгука шумом и руганью местных, которые табуном выходят из метро явно не радуясь наступившему дню. Минуя то самое кафе, куда Чонгук заходит не так часто, он направляется к одному из небоскребов, где для всех мирных жителей находятся различные скучные офисы, куда слетается планктон со всего города, одетый в деловые костюмы, чтобы отработать очередную пятидневку, а в пятницу вечером уйти чуть пораньше и зависнуть в местном баре. Обыденная жизнь. До ужаса нудная и однотипная. Однако место работы Чонгука «обыденным» явно назвать нельзя. Даже суровая охрана, которая взглядом сканирует каждого, кто вошел в стеклянные двери, говорит о том, что практически всем тут не рады. Но у Чонгука волшебный бейдж, который он пробивает у стойки, а на небольшом экране красуется его фото годовой давности, имя фамилия и должность: Агент. Пройдя контроль, Чонгук вместе еще с несколькими людьми, заходит в лифт, обменявшись сухими приветствиями. Все они что-то бурно обсуждали, попутно допивая утренний кофе, а потом покинули лифт, оставляя Чонгука одного. Его этаж находился на десяток выше, поэтому слушать монотонную музыку ему пришлось в одиночестве. Когда двери лифта наконец-то открываются, Чонгуку в нос ударяет знакомый запах свеженапечатанной бумаги и чего-то резинового. И именно тогда Чонгуку понимает, что оказался в нужном месте. Месячное отсутствие отрезало его от внешнего мира, а единственный человек, с которым он общался — это штатный агент по ту сторону одноразового телефона. На какое-то время Чонгуку пришлось забыть людей, которые были частью его жизни. Пришлось забыть Юнги, с которым он в отношениях уже три года. Это было невыносимо, а чувство тоски гложило каждый день, вырывая душу с мясом по кусочкам. Но теперь с чувством выполненного долга, Чонгук сначала возвращается в офис для доклада, а потом уже домой. От волнения, что он скоро увидит Юнги, аж ноги невольно подкашиваются, а пульс явно зашкаливает. Первый человек, которого Чонгук увидел в офисе, как только вновь прошел подтверждение личности — Хосок. Он лучезарно улыбается, едва ли не несется на встречу другу, которого так долго ждал. — Возвращение блудного сына, как я вижу, — приобнимая Чонгука, он слышит знакомый терпкий запах муската и заключает в крепкие объятия. Хосок любил обниматься, кажется, делал это лучше всех. — Долгая, однако, миссия, — констатирует Чонгук, решая про себя, что несмотря на месячное отсутствие, офис не изменился. Будто и не уезжал никуда вовсе. — Идешь давать отчет? — Хосок следует за другом, внимательно рассматривая его. Чонгук остался прежним, все такой же сосредоточенный взгляд и одет, как с иголочки. Даже работа под прикрытием не может искоренить многие его привычки. — Сначала мне нужно его дописать, — усмехаясь, Чонгук вспоминает о том, что работа агента состоит не только из миссий в поле, а также из многочисленных рапортов, отчетов, сведений, которые явно пригодятся в расследовании. На встречу Хосоку и Чонгуку, идет один из коллег, чьи блондинистые волосы растрепаны, как у воробья; он поправляет съехавшие очки, допивая крепкий эспрессо, а мятая толстовка говорила о том, что вот у него явно работы невпроворот. — Привет, Чимин, — иронично произносит Хосок, и его выражение лица с веселого меняется на более серьезное. — Пошел нахуй, — отрезает собеседник, на пару секунд притормозив, — о, Чонгук, рад тебя видеть, — Чимин одаривает улыбкой лишь одного, а Хосок заслужил лишь едкого взгляда в свою сторону и средний палец. Смотря вслед уходящему коллеге, Чонгук хмыкает, обращаясь с Хосоку, — он все еще злится? — Как видишь. Расставание не многие могут принять достойно, — пожимая плечами, Хосок вновь веселеет на глазах. Будто мгновенно забывает о том, что сам сделал Чимину больно около полугода назад, а Чонгук оставляет ситуацию без комментариев. Работать в подобном офисе — это всегда быть в центре событий различных драм и разборок. Некогда одна из самых обсуждаемых местными сплетниками пар, внезапно рассталась, что дало новую почву для грязных слухов. Многие смотрят на Чимина с пониманием, пытаясь приободрить, боясь, что это повлияет на его работу ведущим программистом. Однако Чимин оказался более, чем выносливым в данной ситуации, принял расставание гордо, но на Хосока все же обозлился, что сделало из утренних собраний игру в гляделки двух бывших, которые готовы друг друга растерзать. — Он неплохо держится, — замечает Чонгук, — по крайней мере, когда я уезжал, он покрывал тебя трехэтажным матом, а теперь ограничивается лишь короткой фразой. — Чимин всегда был, мягко сказать, эмоциональным. — Но ты тоже хорош. Изменить своему парню с вашим общим коллегой. Хосок, ты всегда срешь, где ешь? — Как грубо, Чонгук, — практически доходя до кабинета офиса, Хосок усмехается, — я не виноват, что Намджун меня соблазнил. — Или ты его, — проведя карточкой, Чонгук заходит внутрь, а вездесущего друга не пускает, практически захлопывая дверь перед ним. — Эй! — возмущается Хосок, который едва ли спасся от болезненной встречи с куском тяжелого дерева. — Мне нужно работать, потом поговорим, Дон Жуан. — Но...но… — Пока-пока. Хосок, не вляпайся еще в одну драму, пока я буду писать отчет, — отшучиваясь, Чонгук ловит на себе недовольный, можно даже сказать подозрительный взгляд, но внимания на нем не задерживает, предпочитая отдать все силы написанию огромного репорта. Как же это нудно, а еще стоит собраться с мыслями, чтобы изложить все в деталях. Чонгук смотрит на своего начальника сосредоточенно, подмечая малейшие изменения в его лице во время прочтения отчета. Вся информация, которая тщательно собиралась была именно в этой папке: имена, фотографии, даты, местоположения в разных странах. — Хорошая работа, агент Чон, — откладывая в сторону папку, Чунмён что-то отмечает в файле Чонгука и возвращается к разговору, — но ты не указал некоторые детали. Тебе удалось узнать, кто лидер ДОН? — Увы. Эти данные у них засекречены и только приближенные знают его в лицо. Мне не удалось ничего выяснить на его счет, но полагаю, что он находится в стране, — Чонгук был перфекционистом, поэтому когда работа выполнялась не до конца, он сильно начинал переживать, принимая все на личный счет. Чунмён хмурит брови, постукивая подушечками пальцев по столешнице, вновь вчитываясь в факты о группировке, куда успешно внедрился Чонгук. — То, что ты проделал — огромная работа. Правительство благодарно тебе. Агенты под прикрытием очень ценятся, особенно в такое сложное время для страны, — небольшая пауза, а после Чунмён продолжает, — ты ведь знаешь об убийстве Ю Кихёна? — Услышал сегодня по радио. — У нас есть сведения, что это дело рук ДОНа, но они никак не комментируют эту ситуацию. Зверское убийство: язык вырван, а глаза выколоты, будто над ним издевались перед смертью. Более того, криминалисты говорят, что убийство было совершено при помощи яда, который вызывает паралич. Мы полагаем, что убийца сначала вколол яд, после совершил просто отвратительный акт издевательства еще над живым человеком, наблюдая, как он медленно и мучительно умирает. — Кто ведет расследование? — заинтересовавшись, Чонгук чуть подвигается к столу. — Ким Намджун назначен главным криминалистом. Полиция передала это дело нам, но улик слишком мало. — Свидетели? — Их нет. Мы пытались найти хоть кого-то, но нет следов кого-то еще, — Чунмён закусывает губу, и на его лице целый спектр эмоций, состоящий из сожалений, замешательства и страха за то, что расследование в конечном итоге зайдет в тупик. — Если бы ДОН сделали это, я бы знал…, — растерянно замечает Чонгук. — Они вообще не обсуждали убийство? Ты ничего не слышал подозрительного? Может, ты просто решил, что эта информация не настолько важная? — При всем моем уважении, господин Ким, я записывал в отчет любое передвижение членов группировки вплоть до того, кто какой кофе предпочитает и в какой позе занимается сексом. Думаете, что если я услышал что-то про убийство, то не написал про это? — Чонгуку уже некомфортен этот диалог, который больше уже начал походить на допрос или начальство действительно думает, что он настолько безалаберно относится к своей работе? — Как дерзко с твоей стороны, — Чунмён смотрит пристально на своего подчиненного, пытаясь понять скрывает он что-то или нет. Огромный опыт за спиной помогал ему прочитать человека буквально за несколько секунд для того, чтобы сделать вывод. Чонгук не врал, его открытая поза, спокойный взгляд в ответ и практически полная расслабленность говорили о том, что он сделал все, что зависело в данной миссии. — Ты свободен, агент Чон. Завтра с утра мы обсудим твой отчет с отделом более подробно. Не забудь отметиться у нашего врача и пройди психологический тест у него в кабинете. Сам понимаешь, все эти нюансы придумали скучные бюрократы, и подчиняться даже я им обязан, — их диалог уже длился около часа, большую половину конечно Чонгук пялился на своего начальника, но сейчас наконец-то эта встреча подошла к концу. — Спасибо за уделенное время, господин Ким, — встав со своего места, Чонгук замечает, как Чунмён кладет его отчет в сейф, где еще десяток подобных папок, и удаляется из кабинета. «— И когда ты вернешься? — Юнги недовольно смотрит на Чонгука, заваривая утренний кофе. — Через месяц. Это очень важная миссия, которая поможет предотвратить ужасные деяния этой группировки, — ощущая некую вину, Чонгук пытается хоть как-то наладить отношения, поэтому тихо подходит к Юнги, приобнимая его со спины и мягко целует в заднюю часть шеи, — это всего лишь тридцать дней, Юнги. — Я понимаю, что это твоя работа, твой долг перед страной, но волноваться за тебя стало моей привычкой. Не представляю, что буду делать без тебя все это время, — в голосе Юнги уже слышалась тоска, а каждое слово давалось ему очень тяжело, но все же он сумел подавить внутреннюю истерику в себе. — Ты хотел начать заниматься созданием гербария. Вот как раз не буду тебя отвлекать вечерними просмотрами Netflix. — Без тебя я эти бредовые сериалы явно смотреть не буду, — иронично замечает Юнги, который предпочитал чтение книг просмотру телевизора. Кажется, что он вымирающий вид, любящий живое общение и шелест бумаги новой книги. — Не такие они уж и бредовые, — пытается переубедить Чонгук, — только не забудь кормить рыбок в мое отсутствие. — Обещаю, что не спущу их в унитаз. Несмотря на миролюбивое настроение обоих, вечер разлуки каждому давался тяжело. Юнги до сих пор не смирился с тем беспокойством, с которым живет, как только узнал секрет Чонгука. И каждый раз, когда за ним закрывается дверь, Юнги ловит себя на мысли — а если это последний раз, когда я вижу его? От подобных дум на стенку лезть хочется, проклиная себя и свое перманентное беспокойство, а тут Чонгук уезжает на месяц! На целый месяц, и связаться с ним будет невозможно. За ужином Юнги делает вид, что все в порядке, что он принял ситуацию, отпустив ее, а на деле тоскливо смотрит на Чонгука, вливая в себя лишний бокал красного сухого. В ту ночь Юнги брал Чонгука не так, как обычно. Он был мягким, чутким и нежным любовником, что явно не свойственно ему. Никто из них не скрывал свою любовь к жесткому, животному сексу, когда багровые засосы не сходят неделю, а исполосованные спины кровоточат несколько часов. И такой секс нравился обоим, особенно Чонгуку, который отдавал все доминирование в руки Юнги, предпочитая отдаваться беззаветно, разрешая делать с его телом все, что вздумается партнеру, потому что доверял ему и любил до безумия. Но в ту ночь Юнги будто подменили, не было хаотичных поцелуев, хозяйского хвата за мягкие волосы и приказного тона. Юнги проникал в Чонгука медленно и неторопливо, миллиметр за миллиметром заполняя его, будто это их первый раз, будто он боялся причинить боль своими действиями. Шепча слова любви, Чонгук понимал, что происходит, обнимая в ответ, наслаждаясь моментом близости, настолько интимным, что кажется, будто сокровенней секса уже и не будет. Раскладывая Чонгука в банальной миссионерской, Юнги сделал этот секс незабываемым благодаря чувственным поцелуям, нежной прелюдии и неторопливым моментом близости. А на утро Чонгук уехал. В тот момент Юнги еще сопел рядом, развалившись на половине кровати. Смотря на него влюбленными глазами, Чонгук осторожно, чтобы не будить, проводит по волосам и целует в щеку на прощание, надеясь, что разлука станет для них не такой болезненной. » Вопросы, на которые Чонгук отвечал, были явно абсурдные. Большая половина была посвящена патриотизму и любви к родине, поэтому Чонгук хмурил брови, отвечая на них. В чем смысл подобного теста? Узнать, хочется ли предать страну после того, как внедрился в террористическую группировку? Скорей всего, если Чонгук хотел поменять сторону лояльности, то сделал все иначе. — Кто составляет эти вопросы? — между делом спрашивает Чонгук, протягивая семь листов теста. — Это секретная информация, но спасибо за честность, — доктор улыбается, забирая бумаги, — сам понимаешь, что лучше не рисковать. — Странная система безопасности. Если бы я был предателем, то явно бы до теста собрал всю нужную информацию для других. Вы меня поздно как-то начали проверять, — после этих слов Чонгук ловит на себе обеспокоенный взгляд, поэтому ему приходится объяснить, что это чувство юмора у него такое. Неугомонный Хосок провожает Чонгука до парадной двери, бубня о том, что у него слишком много работы. — Наверное, спокойно тебе теперь, — чуть задерживаясь, чтобы поинтересоваться самочувствием друга, начинает Чонгук. — В смысле? — Ты теперь аналитик, а не агент внешней разведки. Тебе не приходится больше отсутствовать по полгода и рисковать своей жизнью. Сидишь себе в офисе и проверяешь файлы, — Чонгук знает, что задевает довольно-таки сырые раны. Около года назад Хосока лишили звания агента, переводя на офисную должность. Из-за его неврозов и частой агрессии, он проявлял чрезмерную жестокость во время миссий, а его порой нестабильное психологическое состояние ставило под угрозы работу под прикрытием. — Ну...по крайней мере мне больше не нужно пить транквилизаторы, чтобы утихомирить себя, — поправляя каштановые волосы, Хосок как-то натянуто улыбается. По его виду можно было сказать, что тема все еще неприятна ему, но осознание того, что выбор был сделан правильный, все же кое-как подбадривает. — Поеду к Юнги. Не видел его месяц, а трубку он не берет, — Чонгук кидает взгляд на телефон, где на дисплее высвечивалось попыток десять дозвониться до Юнги. — У кого-то намечается жаркий вечер, — хихкнув, Хосок иронично свистит, вызывая у Чонгука лишь закатывание глаз. — Ты отвратителен, — шутка да и только, которая вызывает добрую улыбку у обоих. — За это ты меня и любишь, — похлопав друга по плечу, Хосок разворачивается и быстрым шагом возвращается в офис, где его ждет еще несколько незаконченных дел, а Чонгук покидает здание, чтобы скорей добраться до дома. Кажется, что такси собрало все пробки города, довезя Чонгука до заветного подъезда лишь спустя час долгой и нудной дороги. Как хотелось выбраться раньше окончания пути и уже добежать до дверей самому, потому что желание увидеть Юнги разрывало изнутри. Они не виделись месяц, а кажется, что прошел год. Чонгук жил моментом их встречи, отсчитывая дни, когда вновь сможет дотронуться до желанного тела, коснуться своими губами чужих губ и увидеть радостную улыбку на лице любимого человека. Быстро оплатив такси, Чонгук буквально выбегает из салона, ударяя магнитным ключом по домофону и несется через ступеньки, минуя несколько пролетов. Лифта ждать долго, Чонгук явно бы не дотерпел, а когда он поворачивает замок в скважине, открывая дверь, то встречает...тишину. — Юнги? — осторожно интересуется Чонгук, чуть прикрывая нос от затхлого запаха. Тут явно или пакет с мусором забыли выкинуть, или еда стухла, как минимум неделю. — Я вернулся, Юнги. Но Чонгук вновь встречается с молчанием. Ни приглушенного звука телевизора, ни музыки, ни шума душа. Ничего не было, будто жизнь покинула это место, оставляя за собой лишь смердящий запах, бардак и зашторенные окна. Проходя вглубь квартиры, Чонгук натыкается на беспорядок: разбросанные вещи, разбитая ваза и заплесневелый бутерброд с сыром; легкий слой пыли покрыл всевозможные поверхности, что Юнги, являясь ужасным чистюлей, явно бы не допустил. — Здесь есть кто-нибудь? — более уверенно, даже грубо спрашивает у пустой квартиры Чонгук, ступая медленно и осмотрительно. Неизвестно, что ему может показать следующая комната. На рабочем столе Юнги незаконченный гербарий: веточки лаванды валяются рядом с высохшими бутонами роз, остальные материалы были брошены на пол. Ручка и на скорую руку вырванный лист из альбома для рисования, говорили о том, что кто-то явно что-то хотел записать. Может быть Юнги, а может быть кто-то, кто был здесь еще. Кидая взгляд на огромный аквариум, который стоял на кухне, являясь своеобразной перегородкой между двумя комнатами, Чонгук замечает, что все рыбки померли, а их разноцветные тельца безжизненно и безвольно плыли в легком движении воды, которая помутнела и явно плохо пахла. Стараясь думать хладнокровно, Чонгук пытается понять, что здесь произошло, и приходит к выводу, что здесь явно была борьба. Возможно, Юнги пытался сопротивляться, но проиграл. Возвращаясь к самому началу, Чонгук включает свет в коридоре, замечая чужие следы грязи от обуви. Явно было два человека, они прошли дальше квартиры, а после ковра следы теряются. — Боже мой, что здесь произошло, — продолжая исследовать квартиру, Чонгук понимает, что в ванной ничего не изменилось: порядок, постиранное белье в машинке, даже зубная щетка Юнги там стоит рядом с ополаскивателем. Отметая самые ужасные мысли, что может произойти, Чонгук пытается найти самое страшное — следы крови. Тщательно рассматривая каждый угол, каждую полку, каждый сантиметр квартиры, он с тяжелым сердцем пытается зацепиться хоть за что-то. Крови нигде не было, или ее вытерли, кто знает. Нервно сглатывая подступающую слюну, Чонгук ощущает, как пульс зашкаливает, набатом стуча в висках. Юнги правда пропал. Или его похитили? Что это за следы и почему есть признаки борьбы, но следов крови нет? Все это путается в голове Чонгука, и он, по старой привычке, хватает медовые хлопья с верхней полки. Когда он нервничает, всегда их начинает жевать, чтобы легче думалось. Монотонные движения челюстью расслабляют, заставляя мозг работать. По крайней мере так было у Чонгука, а Юнги всегда над ним смеялся в такие моменты, особенно если они играли с друзьями в какую-нибудь викторину, то рядом с Чонгуком всегда стояла пачка хлопьев. Потерянным взглядом осматривая квартиру, приходится заключить, что Юнги действительно в беде, более того, где его искать — неизвестно, а сказать об этом на работе или в полиции слишком опасно. Отношения запрещены агентам, поэтому Чонгуку приходилось в одно время скрывать и свою работу, и самого Юнги, чтобы не нарваться на неприятности. Когда рука в очередной раз погружается в пачку с хлопьями, Чонгук хмурит брови, вытаскивая оттуда смятую записку. — Что за…, — ругается он вслух, когда разворачивает ее. По первому взгляду — точно почерк Юнги, чуть кривоватый и с загогулинами в нескольких буквах. Такой стиль написания свойственен его партнеру, но самое пугающее, более того, подтверждающее теории Чонгука это то, что в руках он сейчас держал не просто записку, а явно зашифрованное послание. «Фнцъго? Зфол хю ълхгзыя ахс, кргълх ъхс-хс тсыос рз хгн. Срл цйз лжцх кг прсм. Прз рцйрг хесв тспсья. Ргмжл пзрв. Ёугрж-тгун.» Гласило оно, и после прочтения яснее явно не стало. Наоборот, все усугубилось до таких масштабов, что Чонгук, который пытался оставаться спокойным, ощущает, как к горлу начинает подступать дикая истерика, с которой он явно не сможет справиться. — Во что ты вляпался, Юнги, — уже дрожащим голосом спрашивает у пустоты Чонгук, разглядывая записку и думая, что же могло происходить во время ее написания.