Шехзаде моего сердца

Пошла неделя, за которую я полностью выздоровела, спина зажила, и я вернулась в свою комнату, хоть Мустафа и был не очень рад этому. Вернувшись в гарем, я вновь занялась тем, что сидела с Селимом, иногда с Михримах, обучала русскому Султана, беседовала вечерами с Хюррем. Но всё это было так уже обыденно и скучно, что я готова была волком взвыть от тоски по родине, по любимым и родным лесам и полям, в которые я убегала всегда, когда вспоминала Александру и родителей, ведь тоска накатывала так, что жить не хотелось, и природа — единственное, что спасало меня. Ночами, когда мне не спалось, я рыдала в подушку, мечтая выпрыгнуть в окно и убежать куда-нибудь. Бежать так долго и далеко, как могла, бежать куда глаза глядят, чтобы быть подальше от этой золотой клетки, в которую я попала по воле жестокой судьбы. Мустафа последний месяц меня к себе не звал, и я его даже не видела, в его покои теперь стали ходить новые наложницы, включая ту самую Фахрие-хатун, которая была там чаще остальных, чем очень сильно гордилась. Она вновь начала отпускать оскорбления, но уже только в мою сторону, на что я молчала, ведь мне это так надоело, я даже не смотрела на неё, уходя в другое место или просто молчала, продолжая кушать или идти туда, куда шла. *** — Что с тобой случилось, Настя? Ты такая грустная, печальная и потерянная ходишь, мы переживаем, — заговорил Сулейман на очередном занятии. — Повелитель… я очень тоскую по дому, я так хочу обратно, я здесь чужая… Мне так плохо. Я люблю сестру и племянников, но я им никто, Хюррем султан — давно не та Александра, которую я знала и помнила всю свою жизнь, — устало говорила я, не глядя на мужчину. Немного помолчав, Султан ответил: — Я дам тебе вольную, денег, и ты сможешь уехать туда, куда захочешь. Я об этом сообщу всем, когда ты уже уедешь из Стамбула, тебя проводят. Но поклянись, что вернёшься сюда, когда будешь готова, — после этих слов я чуть не заплакала от радости и облегчения. — Благодарю, Повелитель! Я клянусь, что вернусь сюда, как буду готова, — склонив голову, поклялась я. Мужчина кивнул и прямо при мне написал Вольную которая подтверждала, что я теперь — не рабыня, а свободная девушка, свободный человек. — Иди и собирай вещи, за тобой придут в полночь. И, прошу, возьми это, — он надел мне на палец кольцо с, кажется, сапфиром, в виде маленькой капельки, а вокруг неё были тоненькие веточки, — Все знатные и богатые люди Турции поймут, что тебя лучше не обижать, потому что это знак и цвет династии Хазретрелли. А теперь иди, — я поклонилась и пошла собирать вещи, оставив Хюррем и Мустафе по письму. В полночь карета уже везла меня по улицам Стамбула в небольшую деревеньку, где мне был подготовлен дом на неопределенное время и деньги, на которые я могу покупать продукты и одежду, не отказывая себе ни в чём много лет.