Крылатые качели

За столом собралась куча важных гостей, один скучнее и зануднее другого. Обед еще не начался, а я уже помирал с тоски. Мой папаша посадил меня рядом с какой-то важной шишкой в расчете на то, что тот западет на мою невъебенную красоту и тут же предложит мне руку и сердце, а семье — кошелек. Бедны-то мы не были, но мой родитель был помешан на идее выдать меня замуж за какого-нибудь высокородного пентюха, который подчеркнет статус нашей семьи, а заодно возьмет заботы обо мне в свои руки, а то родители уже умаялись разгребать последствия моих далеко не аристократических проделок. Мужик, рядом с которым меня усадили на этот раз, был, в отличие от всех предыдущих моих соседей за столом, хорош собой: широкоплечий, черноволосый с зеленовато-синим мертвенно-бледным цветом гладкой голубокровной кожи. Фиолетовые (прикиньте!) глаза презрительно окинули мою жалкую персону, ни капли не купившись на мою смазливую мордаху. Что прибавило ему сразу несколько баллов от меня. Предыдущие старые похотливые греховодники облизывали меня сальными взглядами и тут же пытались втянуть в слащавую пустую болтовню, задавая тупые вопросы, которые я полностью игнорировал, а потом целый вечер слушал истерики папаши, каким говнюком я вырос. Сам виноват — сложил все заботы обо мне на нянек и только и шлялся по салонам. Зато няньки не подкачали, научили меня читать книги, играть в футбол и ценить искусство в истинном его проявлении: я имею в виду музыку, картины и спектакли, если что, а не драгоценности, модные шмотки и журналы, как считал мой дражайший родитель. А отец-альфа вечно пропадал на работе и считал, что не имеет никакого морального права лицемерно учить меня жизни, когда сам не приложил к моему воспитанию ни грамма участия. Но, несмотря на это, его я больше уважал и любил. Он всегда за меня заступался перед папочкой после всех моих выкрутасов, но тот не сдавался и упорно пытал меня, заставляя портить пищеварение редкими зваными ужинами, проведенными плечом к плечу с гадкими старыми охотниками за молодыми телами. Но этот вечер обещал быть не таким адски скучным и противным, как предыдущие, потому что надменный молодой аристократ, похоже, был так же «рад» моему присутствию, как и я его. Ну хоть с вопросами тупыми лезть не будет. Я воодушевленно сел рядом с ним и приступил к трапезе, не пытаясь даже сделать вид, что мне интересен хоть кто-то из присутствующих, что, как всегда, безумно не понравилось моему папочке. Он сначала кидал на меня гневные взгляды, а после минутной борьбы не выдержал и приторно-сладким голосом просюсюкал: — Андрэ, — я с трудом удержал свои глаза в отведенных для них нишах, а не закатил их на затылок — коверканье моего имени на иностранный манер выбешивало меня больше всего, — чего ты так невежливо уткнулся в свою тарелку и не хочешь развлечь нашего дорогого гостя светской беседой? Я бросил мимолетный взгляд на «дорогого» гостя, тот сидел с каменным лицом и никак не реагировал на стремление втянуть его в сомнительную беседу. — Когда я ем, я глух и нем, — выдал я народную мудрость и продолжил жевать салат. — Андрэ-э, — угроза неминуемой вечерней истерики промелькнула в голосе папочки. Я грустно откашлялся и всем корпусом повернулся к смурному альфе. — Я, право, не мастак вести светские беседы, — начал я высокопарно, манерно растягивая слова, — но раз так того требует этикет в лице моего папочки, то кто я такой, чтобы противиться. Скажите, пожалуйста, какое средство от поноса вы считаете наиболее эффективным: панадол или парацетамол? Надо отдать мужику должное, он даже не поперхнулся, хотя в этот момент делал глоток вина, чего не скажешь о подавившемся капустным листком и задыхающемся от гнева папочке. — Мне казалось, что эти средства оба жаропонижающие, — сочным тенором отозвался мой сосед. — Серьезно? Я в этом совсем не разбираюсь, — притворно огорченно пролепетал я. — Тогда вам стоило бы выбрать предмет, где вы не столь некомпетентны, — безэмоционально констатировал альфа. — Боюсь, что это мой потолок, в других делах я еще больший профан. Да и касательно этой темы я обычно дальше первого вопроса не заходил. — И со сколькими вы пытались поднять столь щекотливый вопрос? — уже теплее отозвался приятный незнакомец. — Вы первый. Аристократ внимательно на меня посмотрел, в глубине его холодных глаз плеснулась толика тепла, и губы задела мимолетная улыбка. — Может, поговорим о книгах тогда? — В контексте предыдущей темы? Какие вы предпочитаете читать в туалете или какие не жалко пустить на подтирку? — Ваши глаза прекрасны, — выдал он после минутной паузы, — но не размер или цвет их делает такими. В них плещется ум и живость воображения. Так что прекращайте строить из себя глупого вздорного подростка, а лучше расскажите, какая книга произвела на вас самое большое впечатление из последних прочитанных. Я сидел, глупо открыв рот и хлопая своими получившими столь странный комплимент глазами, а в животе летали гигантские птицы, стучась острыми крыльями о сердце и неискушенную любовными страданиями душу. — «Молитва об Оуэне Мини» понравилась очень, — выдавил я из себя часть своего внутреннего мира. — Да, Ирвинг очень интересный писатель. «Мир от Гарпа» вам, думаю, тоже понравится, но тут нужен опыт. Вот заведем детей, тогда восприятие поменяется, и на многие произведения вы поглядите совсем иными глазами. Заведем детей! Это был чистый нокаут. Вот так вот резко от равнодушного презрения до планов на будущее. Я даже решил, что мне послышалось, и тряхнул нервно головой, разуплотняя серные пробки и ментальный блок, мешающий адекватному восприятию действительности. — Завтра выставка Фриды Кало. Не хотите составить мне компанию? — продолжал жестко ковать горячее железо этот невозможный альфа, чьего имени я даже не знал. — А как вас зовут? — решил я исправить этот пробел. — Архип. — Правда? — Нет. Ну я и заржал. На весь стол. Чувство юмора у меня с детства было невзыскательным, так что подобные шутки меня очень смешили. Отец тепло улыбнулся мне с другой части стола, а папа не знал, как реагировать: то ли копить обиду за то, что я так невоспитанно ухохатывался, то ли радоваться, что контакт с потенциальным женихом налажен. В общем, каким-то неведомым для меня образом я сидел в машине Архипа с коробкой, вмещающей японского робота последней модели (подарочек такой на первое свидание, вместо роз и мишек), и ехал на выставку латиноамериканской художницы. Картины лично меня угнетали, постоянно заставляли думать о скоротечности нашей жизни. Но комментарии Архипа, а также воспоминания о мультике «Жизнь Коко» несколько примиряли меня с навязанными образами. День прошел на одном дыхании. Мы еще сходили в ресторан, потом на роллердром, там я упал и сломал руку, мы поехали в травмпункт, наложили гипс. В общем, я влюбился. Как последний идиот по уши запал на альфу, с которым был знаком меньше суток. Потом еще в течение месяца мы встречались, он очень разнообразно проводил со мной досуг, но все вполне невинно, мы даже не целовались, хотя я мальчик не маленький — двадцать один год уже — и в своих мыслях далеко не невинный. Уже не раз в голове занимался с ним развратным сексом. И, конечно, в конце этого наполненного счастьем месяца он сделал мне предложение. И я, с трудом давя слишком радостную лыбу, согласился — тогда-то он и поцеловал меня в первый раз. И в его руках я понял, что все мои эротические фантазии — детский сад по сравнению с шикарной действительностью. Я плавился, растворялся в его сильных и ласковых руках. Вечерами я пытался включить мозг, ну или что у меня там за него отвечает, и проанализировать сложившуюся ситуацию. Месяц — это не срок для любви, так во мне говорило рациональное начало. В браке может все оказаться не так, как я, романтический юнец, сейчас себе представляю. И Архип из прекрасного, доброго, умного, сексуального, талантливого, остроумного, обаятельного, сильного, целеустремленного, спортивного, ласкового… Так о чем я сказать-то хотел? А, ну да. Из всего вот этого вот Архип мог превратиться в кусок говна. Более того, так обычно со всеми и происходит — если это, конечно, не сказка. Да и в сказках так наверняка случилось бы, если бы они все не заканчивались свадьбой, ну или тем, что колобка сжирает лиса. Вечером у меня вообще мысли путались, и одну линию я вести не мог, поэтому и оставлял принятие важного решения на утро. А утром приходил Архип, и я обо всем забывал. Зазвенели свадебные колокола, и мой альфа приехал просить моей конечности у родителей. Папа был в восторге, отец — в шоке, но сговорились. Я летал счастливый, даже пакостить перестал, взялся с усердием за диплом. Госы я уже зимой сдал, да и диплом написал, но в последний месяц немного его подзабросил, так что сейчас усердно доверстывал последние главы. Студентом я был ответственным, инженерное дело мне нравилось, да и шло хорошо, так что защита через неделю должна была пройти прекрасно. В день помолвки обед в семейном кругу прошел в праздничной атмосфере. Архип был даже немного взволнован, хотя если его не знать хорошо, то не заметно. А я наивно полагал, что изучил его вдоль и поперек. Но вечером вся моя самоуверенность и счастье разбились о суровую реальность. Я в прекрасном расположении духа шел к малому кабинету, чтобы забрать жениха, который слишком долго задерживался там наедине с папочкой, и застыл у двери, оглушенный репликой моего альфы, брошенной раздраженно в разговоре с моим родителем: — Да какой из него муж? Худший вариант и представить нельзя. Непоседливый, инфантильный, хотя парню уже двадцать один, избалованный, плохо воспитанный. — Тут мой папаша возмущенно фыркнул, но возражать не стал, а мое сердце оборвалось. — Я уже тогда, когда в первый раз шел по вашему приглашению на званый обед, знал, что мне это не надо. Просто из вежливости согласился. Но, к вашему счастью, обстоятельства изменились. Ладно, думаю, мы обо всем договорились. Мне надо идти. — Подождите, Архип Семенович. После такой отповеди мне кажется, что обстоятельства, — ехидно выделил это слово родитель, — несколько иные, чем вы обозначили вначале, — безуспешно давя раздражение в голосе, процедил папа. В ушах у меня шумело, и я никак не мог остановить поток слез, струившийся по щекам, но я должен был дотянуть до конца объяснения, поэтому давил в себе рыдания, упираясь в стену дрожащей рукой, и изо всех сил вслушивался. — При всем уважении, оставлю эти соображения для себя. Вы все равно их не поймете. — Это все же мой сын! — возмутился папочка. Надо же, взыграла родительская любовь? Не может быть. — И что, если объяснение вас не устроит, вы откажетесь выдавать вашего сына за меня? — иронично, даже цинично, зазвучал голос альфы в стенах небольшого кабинета. — Откажусь, даже не сомневайтесь! — воскликнул папа, что меня безмерно удивило. — Я жду ответа! — Ответ я уже дал в начале разговора. Но вы, видимо, считаете, что этого недостаточно? — голос альфы сочился ядом. Папа удовлетворенно хмыкнул, а я, так и не дождавшись объяснений, вошел в кабинет. Весь зареванный, с трясущимися коленками. — Я, к сожалению, подслушиваю только со слов «какой из него муж». Поэтому тоже хотел бы услышать причину, по которой вы все же решили удостоить меня чести стать вашим супругом. Проговорил это все я на удивление ровно, хотя очень хотелось шмыгнуть носом и втянуть в себя сопли, размазанные по подбородку (вот на картинках в манге это смотрится сексуально, а тут прям «фу» — прим. автора). Папа встрепенулся и с причитаниями подбежал ко мне, вытирая мою мокрую красную морду своим шелковым платочком. Я его в итоге отобрал и высморкался. — Можно нам остаться наедине? — без единой эмоции на красивом, столь полюбившемся мне лице проговорил Архип. — Да, конечно, — кивнул папа и, дружески потрепав меня по плечу, вышел из кабинета. Архип молчал, а я ждал, жадно вглядываясь в его черты. Внутри все болело и тянуло. Неужели за месяц можно так врасти в человека, что угроза расстаться с ним может рвать душу в клочья? Есть ли шанс у меня опомниться и поменять свои чувства, если сейчас я пойму, что передо мной вовсе не тот человек, каким он представлялся до этого? Не смогу. Я это ощущал всем своим существом и готов был принять свою участь — быть нелюбимым мужем. — Ну так я узнаю ответ? — выдавил я из себя, когда терпение уже кончилось. Добавить что-то непринужденно саркастичное мешал ком в горле, перекрывший остатки кислорода и грозивший вылиться новой порцией рыданий. Но я держался. Не хотелось унижаться еще больше. — Почему я все же решился взять тебя в мужья? — ровно и бесстрастно спросил альфа. Он стоял у противоположной стены кабинета и внимательно изучал меня. Я кивнул. — Из-за твоей задницы, — ошарашил меня ответом этот засранец. — Она у тебя просто великолепна. Возмущение проделало дыру в душащем меня коме, и со свистом из меня стал выходить воздух — со стороны, наверное, выглядело, что я шиплю, как разозленный кошак. Нужных слов, чтобы выразить всю ярость от подобного заявления, я не находил. Как он смел так топтать мои чувства, обращать все объяснение в фиглярство и шутку? Я хотел наброситься на него с кулаками, но его теплая, ласковая улыбка, как солнце, растопило весь мой гнев, и я, обессиленный, осел в кресло. Архип мгновенно стал серьезен. Теперь он был явно намерен говорить без шуток — сел напротив и весь подобрался. — Ты знаешь, чем я занимаюсь? Мой бизнес? — Так я и думал, дело в деньгах. Я отрицательно помотал головой, потому что ком вернулся на место и говорить без угрозы расплакаться я опять не мог. — Фармацевтика. Я практически монополист в этой сфере. Да, я примерно знал, но без подробностей, о его высоком положении. — Я очень богат и влиятелен. К тому же еще и аристократ, хотя кому какое дело в двадцать первом веке до этого. Ну, кроме твоего папы, — издевка в голосе была еле заметной, но я уловил. — И у меня в сфере бизнеса только один реальный конкурент — это «Хомеоспасение». Слышал о такой конторе? — Я кивнул. Действительно, что-то слышал, даже их травку от простуды курил, то есть принимал. — Этой фирмой владеет один богатый француз. И у него есть очень красивый сын, чуть старше тебя. Вот с ним и планировалось мне создать семью. Убить двух зайцев: и от конкурентов избавиться, превратив в семейное дело, и мужа красивого, умного и воспитанного обрести. Я уже не мог сдерживать слезы, и они тихо текли у меня по лицу, срываясь со щек и собираясь мокрыми пятнами на штанах. А Архип продолжал. — А знаешь, чем занимается ваша семья, то есть твой отец? — Я опять кивнул, постепенно свыкаясь с ролью пластмассовой собачки, которую обычно держат у лобового стекла автомобиля. Конечно, я знал, чем владел мой отец, но Архип все равно ответил: — Под ним строительные материалы и дороги. Очень хорошие, кстати, дороги. Хоть где-то они у нас нормальные, а не направления. Ну а теперь вопрос: знаешь, как наши два бизнеса можно совместить? Я уставился на альфу, ожидая услышать свой приговор. — Никак. Мне вообще брак с тобой никакой выгоды не принесет. Да и не нужна она мне, в принципе-то. — Ну и зачем тогда? — прошептал я. Архип посмотрел на меня своими проницательными, вынимающими душу фиолетовыми глазами. — Потому что я тебя люблю. Я ошеломленно уставился на этого придурка, моего будущего мужа, а он продолжал говорить, медленно приближаясь ко мне: — Я тебя на девять лет старше и уже не думал, что могу вот так вот, с первых слов, с первой улыбки и смеха, с мимолетного разговора прикипеть к омеге. Я после того ужина весь вечер, как школьник, в интернете тебе подарок выбирал. Когда ты руку по моей вине сломал, думал, волосы рвать на себе начну. Я все эти дни погружался в тебя все глубже и глубже, и теперь вырвать тебя из меня можно лишь с сердцем. В тридцать лет такие высокопарные глупости не говорят, тем более такие снобы, как я, если действительно всего этого не чувствуют. А теперь прекрати разрывать мне душу своими слезами, — это он уже проговорил, оказавшись совсем рядом со мной, поднимая меня на руки и прижимая к себе. — Мог бы сразу так и сказать, — обиженно просопел я ему в шею, — а не читать столь длинный монолог. — Ты бы не поверил, — вполне резонно заметил он. — Ты был смертельно обижен и весь в своих домыслах, решив про себя самое плохое. Поэтому надо было тебя поморозить и подготовить. — А почему это я буду плохим женихом? — вспомнил я, с чего все началось, и возмущенно отстранился, но убежать мне не дали, а стали нежно, но настойчиво целовать, и я поплыл. — Хотел сбить спесь с твоего папы. Ну и потому, что это на самом деле так. Ты неуправляемый оболтус. Но за это я тебя и люблю.