1.
Опять «Ламбада». Опять Фейс роняет Запад. Опять стены содрогаются от «Розового вина». Мама ругается, сильно давит на ручку, выставляя очередную двойку. Отец безучастно пожимает плечами. Лишь постукивание ногтями по столу выдаёт его негодование. И только Маша ни о чём не переживает. Соседи сходят с ума? Пусть. Имеют право. До одиннадцати уж точно. А отгородиться от их дурновкусия всегда можно с помощью наушников. Последний штрих. Глоток чая. Голос Джимми Дуранте в плеере сменяется баритоном Джо Кокера. Скетч закончен. Огрызок карандаша отправляется в бумажный стаканчик. Маша берёт чёрный маркер, купленный по дешёвке в Германии. Правильные линии. Правильные черты лица. Друзьям наверняка понравится. Снова похвалят, как обычно не особо всматриваясь. Все знают, что Поночка хорошо рисует. Что Поночка давным-давно отточила свои умения до автоматизма. И штампует одинаково симпатичные рисунки с одинаково симпатичными героями, как горячие пирожки. Поночка грезит о комиксе. Поночка сгребает с прилавков фанзины. «Изучает рынок», просаживая родительские деньги. Поночка обязательно придумает оригинальную историю. Если будет время. Вдохновение. Подходящий момент. Если… «Если». Маша снова упирается в это пресловутое «если». В комнату заходит мама. Евгения Сергеевна рушит искусственно взращенную тишину. Просит вынести мусор. Выгулять Басю. Купить дрожжи по дороге домой. Шум врывается в тщательно оберегаемое девушкой личное пространство. Голос матери, ругань соседей, завывания T-Festа, пьяные вопли у подъезда, крики детей. Всё сливается в безумную какофонию. Щелчок. Тусклый свет настольной лампы рассеивается в темноте. Будто бы его никогда и не было… — Сейчас. Только кофту найду, — не вставая с кресла, говорит в стену Маша и захлопывает блокнот.***
Серый человек едва не спотыкается о спящего в грязной траве кота, пробегает мимо взъерошенного типа в розовом халате, влетает в подъезд за какой-то женщиной. Крепко вцепившись в лямку рюкзака, он поднимается по лестнице на третий этаж. Торопится. Перескакивает через ступеньки. Тяжело дышит. То ли от усталости, то ли от предвкушения чего-то важного. Влажный палец с силой нажимает на чёрную кнопку звонка. Проходит минута. Ещё одна. Пронзительная трель снова звучит в пустой квартире. Внезапно открывается дверь соседней хрущёвки. Невысокая… не то девушка, не то девочка, отдалённо напоминающая Елизавету I, переступает через порог. Изучает какой-то лист. Видимо, список. Незнакомка не сразу замечает чужака. Когда она поднимает равнодушно-усталые карие глаза, серый человек невольно вздрагивает. Серый человек невольно теряется. — Вы журналист? — прерывает неловкое для обоих сторон молчание не то девушка, не то девочка и заправляет за ухо выбившуюся из дульки медно-рыжую прядь. — Да? — тихо отвечает серый человек. Говорит он так, будто не уверен в том, что потратил четыре года на освоение своей профессии. — Если Вам нужен Диас, ищите во дворе странного дядьку в драном халате. Вы его сразу узнаете. Он там палочки из-под мороженого собирает. Физиономия серого человека вытягивается от изумления. Тот лохматый мужик… Это он-то открытие года?! Сбивчиво пробормотав «спасибо», очередной охотник за сенсацией стремительно покидает пределы дурно пахнущего подъезда. Звезда ковыряется в мусоре? Быть того не может! Нужно обязательно сделать пару снимков для статьи! Маша тяжело вздыхает и шмыгает веснушчатым носом. Отправив увесистую связку ключей во внутренний карман красной спортивной куртки, она ворчит что-то нелестное в адрес рэп-игры и её регулярных переворачиваний.***
Диас тщательно протирает палочки влажными салфетками, методично сортирует их по размеру и форме. Складывает с трудом добытые «трофеи» в картонный коробочек. О tempora, o mores! Когда люди перестали вести себя, как свиньи, и научились доносить мусор до урны? Невозможно работать в таких условиях… — Не боишься подхватить спидорак? — вырывая парня из мыслей, насмешливо спрашивает Ильяс и ставит на стол тарелку с жаренной картошкой. — От тебя, что ли? — мрачно отвечает Диас. Ильяс сдержанно ухмыляется, бросает ехидное «один-один» и покидает поле зрения друга. Диас опускает голову на скатерть. Прикрывает глаза. Сухие крошки больно колют заросшую щетиной щёку. Парень напрягает слух. О подозрительно мигающую «лампочку Ильича», опаляя хрупкие крылья, бьётся мотылёк. «Да заткнись ты!» — перекрикивая бубнёж телевизора, орёт за стеной какая-то тётка. «Здесь так красиво, я пере…» Песня резко обрывается. Диас замирает. Соседи, которым надоело «Розовое вино», включают «Пати». — А я и не знал, что в доме есть ценители твоего раннего творчества, — выплывает из спальни с пустой чашкой Ильяс и скрывается в кухне. Диас, не удосужившись надеть хотя бы футболку, в дырявых тапках и сползающих в самый неподходящий момент спортивных штанах выходит на лестничную площадку. Засаленные волосы в полумраке отливают синим. Кончики пахнущих сигаретами пальцев нервно подрагивают. Руки в любой момент готовы сжаться в кулаки. — Добрый день. Маша появляется неожиданно. Диас вздрагивает. Девушка огибает его и подходит к дверям своей квартиры. Долго ковыряется в портфеле. Наконец находит связку ключей. Достаёт телефон и включает фонарик. Диас пристально наблюдает за Машей. Смотрит на неё сверху вниз. Щурится. Нет, точно не она… У этой в плейлисте наверняка какой-нибудь кей-поп. Или Рианна, чьи треки перемежаются с песнями Эда Ширана. — Кто у вас так громко слушает музыку? — наконец спрашивает Диас, параллельно размышляя о том, потребуется ли ему бита. Пати окончено. Время сиесты.2.
В наушниках играет саундтрек из «Дневников вампира». I'm a lonely boy. Oh, oh-oh I got a love that keeps me waiting. Вася делится очередной историей о раздражающем всю группу преподе. «Этот идиот даже старосту бесит!» — возмущённо заявляет он, и его белёсые брови забавно изгибаются. Маша понимающе кивает, улыбается и даже тихо смеётся, когда друг выдаёт посредственную шутку. Ей всё равно. Она сейчас думает только о том, что потратила тысячу рублей на акварель. Зачем? Зачем, если все рисунки из раза в раз остаются чёрно-белыми. Или вовсе незаконченными… Вася бледнеет. Кадык опускается вниз. Слюна застревает где-то в горле. Маша, пропустившая мимо ушей добрую половину истории о какой-то вписке, ставит песню на паузу. Трясёт парня за плечо. Обеспокоенно интересуется: — Ты чего? Тебе нехорошо? — Кажется, нам лучше дойти до дома пешком… — шёпотом произносит Вася и бросает тревожный взгляд назад. Маша оборачивается и понимает, что в салоне полупустого автобуса сейчас будет драка. — Слышь, чё ты ко мне пристал? — приподнимается с сиденья Диас. Глаза его недобро блестят. Водитель останавливается у пешеходного перехода и, выглянув из-за шторки, просит всех успокоиться. — Ты толкнул меня! — орёт очевидно пьяный мужчина в мятом пиджаке. — Да? Ну, я тебе ещё и всечь могу, — предупреждает Диас. — Угрожает! Он мне угрожает! Нет, вы видели? В Узбекистане своём рамсить будешь, быдло ты обоссанное. — Я казах… — едва сдерживая себя, сквозь цедит зубы парень. — Да хоть японец! Все вы на одно лицо. Лимита! Я коренной москвич, у меня мать москвичка, отец москвичка, бабушка… Маша не знает, что предпринять. Она хочет встать, но Вася ловит её за локоть. — Пусти! — вырывается девушка. Её слегка колотит. Она хватает рюкзак, на ходу доставая из него перцовый баллончик, и дрожащим от волнения голосом выдаёт полное негодования: — Эй, отцепитесь от него! Диас, который, когда заходил в автобус, не заметил соседку, от удивления смог только поздороваться. Его оппонент, напротив, не растерялся и, будучи настроенным на продолжение конфликта, наговорил кучу гадостей Маше. Из длинной тирады мятого пиджака стало ясно, что девушка «либерал», «американская сволочь» и вообще собирается устроить майдан. Диас, который терпеливо ждал окончания довольно продолжительной по времени речи, в конце концов всё-таки не выдержал. Абсурдная по своей сути фраза «подстилка дьявола» стала для него последней каплей. Парень вцепился в поручень, сгруппировался и, оттолкнувшись от стены, со всего маха приложил не ожидавшего подобной развязки хама ногами в живот. Раздался звук битого стекла. Тёмные осколки рассыпались по полу. В воздухе разлился запах пива. Пьяное тело, едва не высадившее головой окно, рухнуло лицом вниз с протяжным «твааааааааааааарь». Деревянный голос диктора сообщил: «Остановка «Загорьевская улица». Следующая остановка…». Но всем уже было, откровенно говоря, плевать на следующую остановку. — Я тебя засссссужжжууу… — борясь с болью, отчаянно прохрипел мятый пиджак. Двери открылись. Маша, пребывающая в состоянии шока, очнувшись, одарила соседа красноречивым взглядом и махнула рукой в сторону выхода. Кажется, Вася прав. Прогулки на свежем воздухе крайне полезны для здоровья.3.
Дротик врезался в репродукцию «Джоконды». Развалившийся в кресле Диас недовольно фыркнул. Несчастная дева лишилась глаза. Второго… Что ж, ей не привыкать. Парень выдохнул через нос струю серого дыма и невольно усмехнулся. Загадочная улыбка Моны Лизы заиграла новыми красками. Диас взял с подоконника покрывшийся слоем пыли винил. Дотянулся до проигрывателя. В итоге всё-таки поднялся на ноги, захотелось выпить. Достал из шкафчика бутылку вина. Вытер полой неизменного розового халата одноразовый стаканчик. Искать бокалы было лень. Да и к чему все эти церемонии? Тёплый пластик наполнился алой жидкостью. Диас сделал глоток. Посмотрел осоловелым взглядом на циферблат электронных часов. Один, один, ноль, ноль. Очередной день ушёл в молоко. Готовый текст не ложился на бит. Мысли рассыпались, рассеивались в полупустой голове, а потому все рифмы выходили или слишком странными, причём в плохом смысле этого слова, или слишком нелепыми, что тоже не радовало. It hurts me so to be under your spell. Парень ухмыльнулся. Какая старая пластинка. Кто это? «Shocking Blue»? Да, точно «Shocking Blue». Ain't no heaven for me, but a hell. But after all, I can't let you go. Голос Маришки Вереш оказывал гипнотическое действие на сознание. Синий сумрак тесной комнаты вытягивал из тела желание двигаться, гладким шёлком застилал веки. Диас засыпал. И что-то причудливо-очаровательное мерещилось ему в сладкой полудрёме. Он видел силуэты, видел, как во тьме переливались червонным золотом рыжие локоны, а у окна серебристо искрились призрачные очертания женского тела. Грань между миром грёз и реальностью стёрлась. Точнее её стёрли. Стёрли маленькие тяжёлые руки, сотканные из лунного света… Нет, это не влюблённость. Взмах крыльев под потолком. Птичий хвост задел лоб. Люстра звякнула колокольчиками. Пёрышко, плавно кружась в душно-сером воздухе, медленно осело на каменную плитку. Нет, это не любовь. Скрип половиц. Красное яблоко укатилось под кровать. Из грязно-ультрамаринового полумрака выползли морщинистые корни дерева. Скрип половиц… Маленькие тяжёлые руки, сотканные из лунного света, подобрали яблоко. Хруст. Холодные пальцы коснулись колючей щеки. Диас проснулся. В памяти тут же всплыли веснушки той угрюмой… А как её зовут?4.
Маша гипнотизировала палочки от эскимо. Боже, сколько она съела сегодня мороженого? Дни рождения детей — зло. Зубы отозвались ноющей болью, когда девушка сделала очередной глоток чая. Помянув недобрым словом племянников, она тяжело вздохнула. Кажется, пора снова записываться к стоматологу. Маша в раздражении бросила на диван блокнот. Зачем он их собирает? Причуды творческих людей? Точечное решение проблемы загрязнения планеты? Дурость какая-то… Девушка приподняла край занавески и ухмыльнулась, заметив знакомую фигуру в бордовом пальто. Сергей Виталич, популярный в советские годы деятель культуры, судя по всему, сегодня был в хорошем настроении, так как Диас, коему он завидовал из-за пристального внимания журналистов, видимо, «забаррикадировался» в студии. Пенсионер с довольным видом прохаживался по двору с мольбертом подмышкой в поисках вдохновения. Изредка поправляя неизменный синий берет, он важно поглаживал морщинистой рукой с бугрящимисями венами жиденькую бородёнку и весело насвистывал какую-то из песен Высоцкого. Рэпер его раздражал. И старик это не скрывал. Он искренне считал, что носителям «прозападных ценностей» в этом доме места нет, а потому пристально следил за сомнительной деятельностью «подозрительного казаха» и составлял отчёты о его действиях. Страшно сказать, но Сергей Виталич, ранее не замеченный в кляузничестве, за несколько месяцев успел исписать полуобщую тетрадь. К всеобщему удивлению знакомых и друзей, останавливаться на достигнутом он не планировал. Напольные часы пробили полдень. Маша усмехнулась. Хорошо, что старик не видел пятничную заварушку в автобусе. Девушка пыльно посмотрела на учебник по психологии. Она так и не подготовила доклад. Кажется, пора приниматься за работу… Рука почти дотянулась до стоящего на верхней полке талмуда, описывающего психотипы, разные концепции и особенности человеческого сознания, как вдруг раздался стук в дверь. Маша хмыкнула. Придётся ненадолго опять отложить подготовку домашнего задания. Уж не знак ли это свыше? Стук повторился. Кто такой нетерпеливый? Девушка ожидала увидеть на пороге кого угодно. Продавца пылесосов, сектанта, намеревающегося задать извечный вопрос о вере в высшие силы, газовика или Папу Римского… Но никак не Диаса. Однако в коридоре стоял именно Диас. В белоснежной рубашке, заправленной в штаны цвета хаки, он выглядел фантастически дурацки. Протянув озадаченно молчащей Маше пакет, парень почесал затылок, прокашлялся и сказал: — Ну, я пошёл.5.
Руки и голова работают будто по-отдельности. Всё не так. Маша сминает лист бумаги и отправляет его в переполненную корзину для мусора. Белый ком ударяется о стену и мягко приземляется на ковёр. Девушка убирает наушники в стол. Сегодня они ей не нужны. Сегодня соседи молчат. Что она делает не так? Вопрос, очевидно, риторический… Впрочем, «риторический», на самом деле, не означает «не требующий ответа». Совсем наоборот. «Риторический» означает «подталкивающий к поиску истины». Истина в вине. Маша улыбается одними уголками потрескавшихся губ. Как жаль, что она не пьёт. Даже по праздникам. Рука сама тянется к выключателю, но лампа светильника внезапно перегорает. Комната погружается в вязкую черноту. И Маша вдруг понимает, что давно блуждает в темноте, густой и непроглядной.***
Серое вещество кипит в черепной коробке, как героин в ложке наркомана. Попытка — не пытка? Ложь. Наглая ложь! Маша злится. Ей плохо. Плохо от того, что никак не получается воплотить в реальность внеочередной замысел. Ещё раз. Девушка массирует противно гудящие виски и возвращается к тому, с чего начинала. Птицы. Люди, которые превращаются в птиц. Неплохой концепт. Особенно для комиксов. Можно поиграться с мотивами оборотничества. Маша заходит в лифт. «Вто-рой э-таж» равнодушно произносит роботизированный голос. Когда двери открываются, девушка едва заметно вздрагивает. Как обычно всклоченный Диас, шаркая тапочками, с охапкой брошюрок и квитков вваливается в тесную кабинку. — Здоров? — встав рядом, как-то неуверенно, даже чуть смущённо говорит он. Кажется, ему всё ещё стыдно за ту недодраку. — Здрасть… — куда-то в пол отвечает Маша. Из-за давящего чувства неловкости время замедляется, как в видео на скорости ноль целых двадцать пять сотых. — Как дела? — задаёт дежурный вопрос Диас. — Неплохо, — бурчит девушка и параллельно думает о причинах завязавшейся беседы. Вдруг его уже вызывали в полицию? Чего он к ней пристал?! Неужели потребует дать ложные показания? Тогда понятно, зачем он подарил электрошокер. Взятка! Или… намёк? Намёк быть осторожнее, если откажется врать. Так, всё. Маша шумно выдыхает. Она ничего не видела. Ничего не слышала. Ничего не знает. — Понял, тебя лучше не трогать, — глядя куда-то в потолок, делает выводы Диас. — Ну, это нормально. Особенно в подростковом возрасте. Хотя… Я вот до сих пор людей не очень люблю. — Я это заметила. — Маша не верит своим ушам. Вот и зачем она это сказала? Сейчас разозлится… И вломит ей, как тому мужику! Диас удивлённо смотрит на девушку. И вдруг начинает смеяться. — Сколько тебе лет? — спрашивает он. — Двадцать один. А что? — Маша недоверчиво косится на соседа. Может, ему ещё серию и номер паспорта назвать? — Двадцать один?! — Скуластое лицо парня вытягивается от изумления. — Да ну? Да ну не! Врё-о-ошь. — Из раза в раз одно и то же… — Маша хмурится. Боль в висках становится почти невыносимой. Голова раскалывается на части. — Вчера ко мне попытался подкатить восьмиклассник. Он также отреагировал, когда я ему свой возраст озвучила. «Седь-мой э-та… э-тажжжжжжжжжжжжжжжжж…» Лифт резко останавливается. Маша чувствует, как сердце гулко ухает вниз. Её мутит. — Опа? — Диас несколько раз нажимает на кнопку с почти стёршейся цифрой десять. Никакого результата это не даёт. — Кажется, мы застряли. Вокруг начинает темнеть. Изображение расплывается, пляшет, некрасиво зумится… Маша спиной ощущает холод. Она медленно сползает вниз по металлической стене. Слабость волной накатывает на неё. Пот прозрачными бусинками выступает на бесцветном личике. Ярко-красные пятна языками пламени пляшут на бледной коже. Ноги подгибаются, руки… руки? «Седь-мой э-таж».***
Запах нашатыря. Маша открывает глаза. Она видит белую лампу. Затем лицо женщины в синей форме, кислотно-оранжевый чемоданчик и… коридор. Это точно коридор. — О, очнулась, — равнодушно произносит стоящий поодаль врач. — Что там, давление? — Давление, — сочувственно улыбнувшись Маше, констатирует женщина, на что её коллега разводит руками и со спокойной усмешкой выдаёт: — Ну, вот, давление стебануло! Да Вы не переживайте, перенервничала, наверное, из-за чего-нибудь. Позвоните лучше её родителям или друзьям. В квартире, как я понял, никого? — Никого, я сбегал проверил. Знакомый голос… Маша переводит мутный взгляд на «третьего лишнего». Ну, конечно. «Кто, если не он?» Диас с серьёзным выражением лица кивает головой, что-то уточняет. Нервничает. Маша опускает подрагивающие веки. Чугунная голова отказывается работать. Ужасно хочется спать. Свинцовая усталость разливается по венам. Тело становится тяжёлым. Неповоротливым. И Маша пропускает тот момент, когда её приносят домой. Пропускает тот момент, когда её кладут на диван. Осторожно. Будто боясь сломать. Она сама дала разрешение открыть квартиру? Или кто-то вытащил ключи из кармана без её ведома? Маша не знает. Опять знакомый голос. Мама? А может, так только кажется? Когда она успела вернуться? Сколько же времени прошло…6.
Не то весна, не то осень… Странная погода. Маша сидит на лавочке, наблюдает за плывущими в луже облаками. Холодно. Маленькие тяжёлые руки коченеют от потоков ледяного ветра, играющего страницами альбома. Как научиться красиво рисовать? Что, кроме теории и практики, требуется? Талант? Где его взять? Может, нужно берет купить, как у Сергея Виталича? Какая глупость… — Привет, болящая. Как жизнь? Диас появляется неожиданно, вешает солнечные очки на цепочку, жмурится от невыносимо ярких лучей. Опять неделю проторчал в студии. Совсем отвык от дневного света. — Да так… — отвечает Маша и убирает свои художественные принадлежности в рюкзак. Парень тут же занимает освободившееся место. Закидывает одну ногу на другую. Ждёт, когда ему скажут ещё что-нибудь. Но немногословная собеседница молчит. Блуждает в лабиринтах тоскливых дум. — Почему «да так»? — наконец не выдерживает Диас. Его внимательные чёрные глаза пытаются уловить тончайшие оттенки эмоций, едва пробивающихся сквозь маску напускной холодности. Маша колеблется. Откровенничать не хочется, но язык, подлый, вечно опережающий мысли, в очередной раз подводит её. — Сегодня ехала в автобусе. Не в том, кстати… Ну, ты понял. И напротив меня тип… всё время ёрзал. Я бы на него и внимания не обратила, если бы он не дёргался так, будто это не кресло, а стул электрический. В общем, не суть. Опускаю я глаза вниз и вижу, что у него нога пипец как растёрта. Ну, я предложила ему лейкопластырь. А он отказался. Хотя там такая «рана боевая»… И вот теперь меня не покидает мысль о том, что всё могло сложиться иначе, будь я красивой. Вася успокаивает меня, уверяет, что «тот чел просто придурок». Однако я вижу, что он мне одолжение делает. Не люблю такое. Мы ведь друзья. — Ты красивая, — вдруг говорит Диас. Эту реплику он произносит так уверенно, что Маше даже хочется поверить ему. — Женщина не может быть некрасивой! Она может быть не в моём вкусе. Но это только мои проблемы. Вернее, предпочтения. Так что… не парься, Маша? Тебя ведь Маша зовут? — Маша, — улыбается девушка. — Для друзей Поночка. — Поночка? Почему? — Диас не понимает. Она любит розовый? Много болтает? Самая маленькая в компании? — Потому что моя фамилия Понамарёва, — объясняет Маша. — Ко мне эта кличка со школы прицепилась. И как-то вот, приросла. А тебя… как зовут? — Ибраев Диас Ахметович. — Диас протягивает девушке широкую ладонь. — Будем знакомы. Понаехал из Степногорска. Временно остановился в вашем доме. Мешаю спокойно жить вон тому почтенному джентльмену. — И парень незаметно указывает на сердито пинающего камни Сергея Виталича. Старик, злобно сверкнув близко посаженными глазками, одними губами шепнул что-то весьма и весьма неприличное для советского интеллигента и удалился в сторону соседнего двора.***
Палочки от «Эскимо» оказываются в руке Диаса. Он вопросительно смотрит на Машу. Девушка лишь пожимает покатыми плечами. Она не знает, зачем ему понадобился этот мусор. Однако… если собирает, значит, так нужно. Пауза затягивается. Снова. Маша замыкается. Мысленно одёргивает себя. Желает хорошего дня. Спешно ретируется. Сбегает на улицу. Потому что помнит о барьере. «Д». Дистанция. Всегда необходимо держать дистанцию. Диас не понимает, что происходит. А потому решает пригласить Машу на свидание. Она искренне думает, что это дружеская прогулка. И Диас не торопится её разубеждать. Даже испытывает некоторое облегчение, когда видит, что девушка ошибается. Так проще. Зачем травмировать нежную психику? Для начала следует определиться с намерениями… За ней не получается ухаживать. Чёрт знает, как, но она умудряется на корню убивать всю романтику. Одним жестом. Одной фразой. И делает это так ненарочно, так филигранно. — Да нафиг мне этот ремень? — возмущается Диас. — У тебя штаны спадают! — заявляет Маша. — Ну и чё? — А, то есть тебе нормально? — Нормально… — Тогда выходи на сцену сразу в одних трусах! Диас закатывает глаза. — Захочу и выйду, — бурчит он, но ремень, аккуратно сложенный в бумажный пакетик, всё-таки берёт. И так постоянно. Недодружба, недосимпатия. Что-то с приставкой «недо»… Но ведь зачем-то они встретились? Носители разного мировоззрения, силящиеся понять друг друга. Диас считает женщин совершенно особой системой. И когда он говорит об этом, Маша сердится. Она далека от взглядов радикального феминизма, однако предпочитает, чтобы в ней видели что-то кроме куска мяса или «комка розовых соплей». — Значит, если я подарю тебе цветы, ты вмажешь мне букетом по роже? — интересуется Диас и его ехидный прищур заставляет Машу недовольно поджать губы. — Не вмажу. Но если я, так сказать, «представительница прекрасной половины человечества», то это вовсе не значит, что моё расположение можно купить розами. Или ужином. Знаки внимания — нормальное явление. Вопрос в уместности их проявления. — В уместности? Что ж… Будет ли уместно пригласить тебя в ресторан? — спрашивает парень. — Тут недалеко есть симпатичное местечко. Обещаю, никакой клубной музыки или… Маша останавливается. Молчит. — Благодарю, но нет, — наконец произносит она. — Я не смогу заплатить за себя или в равной степени отблагодарить тебя. И тогда тревожность сведёт меня с ума. Однако, если ты хочешь есть, мы можем завалиться в «Блинчик». «Студенческие» там очень вкусные. Диас соглашается. Говорит обо всём и ни о чём в надежде выяснить нечто важное. — Знаешь, когда у меня впервые появились какие-никакие деньги, я накупил кучу «Дошиков». Почти целый шкаф этим дерьмом забил. Что-то типа заначки на чёрный день. Боялся внезапно остаться ни с чем. В какой-то момент я настолько загнался, что решил обратиться к мозгоправу. В итоге всё закончилось тем, что мне пришлось выслушивать нытьё чуть не плачущего сорокалетнего мужика в белом халате. — Мда… стрёмно, конечно, — заметила девушка и как-то неловко улыбнулась. — У меня, кстати, тоже есть забавная история, связанная с загонами. Однажды я зациклилась на… мрачных мыслях. Никому о них я не могла сказать. Ни друзьям, ни родителям. Тогда я решила воспользоваться телефоном доверия. И знаешь, что? Все номера оказались недоступны! Представляешь? Я сначала впала в ступор, а потом вдруг поняла, что мне необходимо поделиться этой историей, ведь она такая глупая. Вот оно. Диас открывает перед Машей стеклянную дверь и, вдохнув сладкий запах вишнёвого джема, осторожно задаёт вопрос о «мрачных мыслях». — А, ничего особенного, — отмахивается девушка и слишком заметно ускоряет шаг.7.
Дело близилось к вечеру. Диас сидел на ступеньках и созерцал закат в грязном окне. Маша стояла чуть поодаль и проверяла ленту новостей. В прокуренном коридоре было душно. — У нас концерт через два месяца. Придёшь? — спросил парень. — Бесплатно проведу. Первое выступление довольно ламповым должно получиться. Клуб маленький. Я в тапочках выйду. — В тапочках?! — Ну, да. А чё? Шнурки зато развязывать никто не будет. — Вот это я понимаю, чувствуйте себя, как дома… Ди, не сердись, пожалуйста, но нет. Во-первых, я не особо жалую массовые движухи. Во-вторых, мы ведь уже обсуждали, что моё сердце отдано песням второй половины двадцатого столетия, — не отрываясь от экрана телефона, сказала девушка. — А я однолюб. Однолюбка… — Нечем крыть. Шестидесятые — это вообще лучшее, что могло случиться с человечеством в плане музыки. И да, я не подлизываюсь. Рэй Чарльз навсегда в моём сердце. — Знаю. — Маша подняла глаза на Диаса. — Я послушала твою «Нелюбовь». У неё типично блюзовое звучание, и это классно. Но ты, судя по всему, давно не играешь её. — Ещё бы. Она мне так надоела… — Парень вздохнул. — Пишу новые песни, для того чтобы не играть старые. Пока отрепетируешь, пока выступишь. К тому времени от собственного детища уже блевать тянет.***
Разобраться в себе? Уйти в глубинные самокопания? Диас оторвался от экрана монитора. Потянулся, похрустел костяшками. Бит готов. Интересно, который теперь час? И какое вообще время суток? Парень удовлетворённо улыбнулся. Некогда ему анализировать чувства. Работать надо. Ильяс и Балу, начавшие спорить ещё по дороге к студии, кажется, были готовы вот-вот в дым разругаться. Опять. Как дети малые, ей-богу… — Я эту партию физически не вывезу! Я барабанщик, а не шестирукая шлюха из «Сталинграда» Бондарчука! — Может, дело в том, что у тебя координация хреновая? Кто сегодня пиво на усилок пролил? — Господи, да чё ты кипишуешь?! Просохнет твой усилок через час! — Иди в жопу, Балмурат! Маратик, уставший от этой бессмысленной перепалки, разозлился и запустил в друзей пластиковым стаканчиком. Он пытался настроить гитару. — Вы задолбали! Я не то, что инструмент не слышу, я свои мысли разобрать не в состоянии! Диас, который наблюдал за склокой со стороны и не торопился вмешиваться, прыснул в кулак. Придурки… Парень откинулся на спинку кожаного кресла. И как только он прикрыл глаза, к нему тут же подошёл Нурлан. — Ди? Не спи, замёрзнешь. — Диас промычал в ответ что-то невнятное. — Я прочитал твой текст. Внёс кое-какие корректировки. «Завис» заменил на «закис», по смыслу больше подходит. Трёх «сук» убрал. Часто повторяется, режет слух. Ну и там ещё по мелочи кой-чё подправил. Сам потом проверишь. — Угу… Молодец, Нурик. Нурлан усмехнулся. Положив исписанные вдоль и поперёк листы на стол, он сунул в зубы сигарету и удалился. Диасу почти удалось уснуть, как вдруг завибрировал телефон. Чёрт, нужно было на «беззвучный» ставить. Парень провёл пальцем по экрану. «Сообщение от Ая». Сердце почему-то пропустило удар. Видимо, обострилось шестое чувство. Иначе как объяснить этот страх беды? Диас медлил. Нет смысла оттягивать неизбежное. «Ди, мы вернулись с Тимой в Степногорск. Извини…» Рука повисла, как плеть. Так просто? Так… просто?! Зубы скрипнули от гнева. Клавиатура разломилась на две части.8.
Снова перебои с электричеством, снова подозрительно мигает люстра над головой. Маша пытается прожечь взглядом дырку в противно мерцающей настольной лампе. Ей хочется сломать себе запястья, пальцы… Ей хочется оторвать эти чёртовы руки. Она в бешенстве. Почему? Почему та четырнадцатилетняя художница со скромным пабликом и невероятным талантом так хороша? Она жалуется на отсутствие нормальных материалов, однако для создания отличной работы ей вполне хватает пары маркеров из «Фикс Прайса». Маша судорожно выдыхает и в эту секунду настольная лампа взрывается. Звон. Девушка испуганно вскрикивает. Обжигающе горячие осколки падают на клеёнку. Один из них ударяется о дисплей «Самсунга», на котором тут же высвечивается имя Диаса. Он время видел?! Маша хватает телефон. Звонил три раза. Кажется, что-то случилось. Хотя… Вполне вероятно, что это всего лишь шутки подсознания, натравливающего тревожность на свою хозяйку, впечатлительную и вечно беспокоящуюся обо всём и всех. Возможно, Диасу, отличающемуся настырностью, просто внезапно понадобились краски. Он ведь уже брал в одиннадцать вечера «погонять» акрил.***
Вырвиглазный неон разъедает кислотными бликами непривыкшие к яркому свету испуганные глаза. Маша растеряна. Маша чувствует себя чужой на этом «празднике жизни». Вертит головой из стороны в сторону, пытаясь понять, что происходит. Она не слышит голоса. Не слышит собственные мысли. Музыка, молотом бьющая по барабанным перепонкам, назойливым шумом оседает в черепной коробке. Где барная стойка? Синий луч падает на знакомо сутулую фигуру. Диас опрокидывает очередной шот. Интересно, какой это по счёту? Диас точно не считал… — Там! Это он? — плюётся в ухо уже охрипший Вася. — Он! — орёт в ответ Маша и решительно добавляет: — Идём! Диас не сразу замечает «гостей». Он оборачивается, только когда чужая ладонь, маленькая и тяжёлая, осторожно опускается ему плечо. Цветные пятна пляшут перед глазами. Диас видит сначала шею… затем лицо Маши. Удивляется, выдаёт какие-то нечленораздельные звуки. — Мне казалось, что ты рэп отвратно читаешь. А ты и в обыденной жизни говорить не умеешь. Вставай! Заготовка специально для Васи. Такого домашнего. Такого потерянного. Пусть думает, будто ей всё равно. Будто она уверена в себе. В своих словах. В деревянных жестах неслушающихся рук. У этого моноспектакля всего один зритель. Ди сейчас не в состоянии что-либо понять. — Н… не хъчу! — упрямо тряхнув растрепавшейся гривой чёрных волос, через силу произносит Диас. — Не хочешь? Зачем тогда звонил?! Если ты сейчас же не встанешь, я… — Маша запинается. Она ему никто. — Оставайся тут. Приятного вечера. Нам пора. Диасу плохо. Его мутит. Но он поднимается. Слегка заваливается вперёд, но Вася ловит его. Обещал показать Мане падающую звезду. А в итоге вышло наоборот. Впору желание загадывать. Диас ведь звезда? — В… взви ткси, пжалуста, — заплетающимся языком просит он, адресуя свою мольбу не то Маше, не то Васе, не то обоим сразу. Маша брезгливо кривится. Маша до ужаса боится пьяных людей, в особенности мужчин. Маше мерзко. Кожа кажется грязной, одежда насквозь пропитавшейся сигаретным дымом и отвратительной вонью алкогольных испарений. — Бл***, — шипит готовая взвыть девушка. С трудом поборов чувство гадливости, она берёт Диаса за локоть и тащит в сторону выхода. — Мобильник, — протягивает всё ту же ладонь, маленькую и тяжёлую, Маша, как только слегка покачивающийся сосед приваливается к стене и сползает вниз под неодобрительные причитания тревожно озирающегося по сторонам Васи. — Зачем? — поднимает на Машу мутный взгляд Диас и его густые брови странно изгибаются. — Затем! Дружкам твоим звонить буду! Пусть забирают тебя! Мне соседи не простят, если ты дебош устроишь. — Ууу, не над… — пытается протестовать Диас. — Я буду тише воды. Ниииж трааавы. Кстати, о траве… Есть у кого-нибудь косячок? Вася, типичный представитель спальных районов, смертельно бледнеет. У него возникает непреодолимое желание бросить всё и сбежать, но… Он же хороший мальчик. Он не может оставить даму в беде. Вася морщится. Чёртов торчок! Вмазать бы ему по наглой морде пару раз для профилактики. И зачем только Поночка пытается найти в таком куске дерьма что-то положительное? Нажрался, как свинья. Сейчас песни орать начнёт. Или того хуже… Да, Вася хороший мальчик. И это диагноз.***
Ещё чуть-чуть и сердце проломит грудную клетку. Вдох. Взгляд фокусируется на физиономии перепуганного Васи. Когда Маша волнуется, она старается принять максимально расслабленную позу. Выдох. Девушка кладёт руки на колени. Смотрит на синие веточки вен. На трясущиеся ладони. Вспоминает, как сдавала кровь в поликлинике. Улыбается. Просит друга уйти. Оставшись один на один с собой, Маша открывает ящик письменного стола и достаёт острозаточенный карандаш. Неправильные линии… Неправильные лини… А что, если?.. Чередование уродливого и прекрасного. Да! Маша пробует нарисовать портрет левой рукой. Затем правой. Шаг за шагом она приближается к чему-то особенному. Контраст, конфликт! Вот, чего не доставало её работам. Финальный штрих. Набросок готов. — Неужели у меня получилось что-то небанальное? — шепчет девушка. Она изучает странное лицо, старается запомнить каждую его чёрточку и… разрывает бумагу.9.
Маша с неприсущей её натуре настойчивостью стучала в двери Диаса. Спустя несколько минут ожидания, ей открыл какой-то парень. Тощий, с широким носом, он казался очень уставшим. Ильяс не спал всю ночь, а потому был немного не в настроении. Окинув девушку оценивающим взором карих глаз, он настороженно поинтересовался: — Вы кто? В голову закралась нехорошая мысль о том, что это очередная фанатка, каким-то образом пронюхавшая о новом месте жительства своего кумира. — Соседка сбоку, вы нас заливаете, — сдвинув брови к переносице, заявила Маша и удивилась тому, насколько наглым получился её ответ. Бесцеремонно протиснувшись в квартиру, она, игнорируя возмущённые окрики, быстро прошла мимо кухни, из которой высунулась парочка ничего не понимающих парней, и свернула в зал. Захлопнув дверь перед носом страшно ругающегося Ильяса, она задвинула заглушку и, облегчённо выдохнув, привалилась спиной к холодной стене. Диас распластался на ковре в позе звезды. Он бессмысленно щёлкал зажигалкой и тупо смотрел на то появляющийся, то пропадающий огонёк. На груди у него лежал плеер. Музыка играла так громко, что Маша без труда смогла узнать «Богемскую рапсодию». Диас шмыгнул носом. Погружённый в собственные мысли, он ничего не видел и не слышал. А потому, когда над ним нависла фигура взявшейся из ниоткуда соседки, его едва не хватил удар. Резко дёрнувшись, выматерившийся от неожиданности парень поднялся на ноги. Заставив Меркьюри замолчать путём нажатия на паузу, он недоумённо уставился на гостью. Затем довольно грубо попросил Ильяса не ломиться в комнату. — Как дела? — спросила девушка. — Могло быть и лучше, — мрачно изрёк Диас и, положив плеер на тумбочку, сел на диван. — Чего стоишь, как неродная? Располагайся. — И парень указал на кресло. Маша нервничала. Выгонит или не выгонит? Выгонит или… Она в нерешительности опустилась на подлокотник. Зачем? Зачем она сюда припёрлась? Дура! Самая настоящая дура! — Как де… Ах, да. Я ведь уже спрашивала. Диас усмехнулся. Невесело. Подавленно. Что её сюда привело? Любопытство? Сострадание? Иррациональная тяга к общению с «иными» людьми? Решив не откладывать в долгий ящик объяснения, парень сразу перешёл к сути и спокойно, наверное, даже слишком спокойно, бесцветным голосом произнёс: — Моя бывшая, которую я перевёз сюда из Казахстана, забрала нашего сына и вернулась в Степногорск. Недавно прислала мне сообщение. Не предупредив. Не дав попрощаться с малым. Просто собрала манатки и… всё. Именно поэтому я вчера квасил в одиночестве. И не хотел, чтобы ты звонила моим друзьям. Маша вздрогнула. Кажется, он довольно отчётливо помнил её слова… Какой кошмар! Краска бросилась ей в лицо. Девушка отвела взгляд. Сфокусировалась на подоконнике. Кактус. Фиалки. Контейнер. Клякса? Картонный коробок. И… домик из тех самых палочек, которые Диас так усердно собирал. Заметив, что всё внимание гостьи переключилось на поделку, парень пояснил: — В детстве я постоянно что-то мастерил. Часто из всякого мусора. И я подумал, что было бы прикольно сделать обложкой нового альбома такую вот избушку на курьих ножках. Личная история, короче. Впрочем, этот альбом сплошная личная история. Я поэтому у вас остановился. Значительная часть моей жизни прошла в похожей квартире, в похожем дворе. — Сочувствую, — немного отрешённо и как-то невпопад из-за беспорядочно роящихся в голове мыслей сказала Маша. Выдержав значительную паузу, она, притворяясь, что изучает цветы на безвкусно пёстрых шторах, осторожно добавила: — Знаешь, я не намереваюсь… Намереваюсь. Глупое какое-то слово. — Девушка наконец рискнула посмотреть в лицо Диасу. Она явно стушевалась, но всё же продолжила: — Ты… странный. Как минимум. Но я… понимаю тебя? Отчасти, но всё же понимаю, правда. И я не собираюсь учить тебя жизни. Хоть и не в состоянии… принять то, как ты сейчас ею распоряжаешься. К чему я это. Главное — вовремя остановиться. Есть то, с чем больно мириться. Однако… когда ты сумеешь это отпустить, у тебя появится шанс двигаться дальше. Маша достала из сумки свою акварель. — Обещала в среду найти красную гуашь тебе… Но я не знаю, где она. Так что вот. Держи. Диас непонимающе уставился на девушку. — Погоди, а как же комикс? Ты ведь… — Главное — вовремя остановиться, — настойчиво повторила Маша, перебив парня. Она не хотела ничего слышать о комиксах. — У меня слишком много текста. Как в том немецком зине про музыкантов, который я тебе показывала. Так что я лучше попробую себя в писательском мастерстве. Что до тебя… Талантливый человек талантлив во всём. Возможно, кроме красного цвета тебе как-нибудь пригодятся другие. Да, если захочешь маркеры или карандаши, зайди завтра. А то я думала отправить это всё одной девочке.10.
Маша была уверена в том, что поставила точку. Правда вечерами она становилась очень грустной и безвылазно сидела в интернете, пытаясь отвлечься от невесёлых мыслей. Диас так и не определился со знаками препинания. Однако на этот раз он решил не пускать всё на самотёк. Не думал об Ае, не думал о Тиме. И к чему это привело? К полнейшему, абсолютному краху. Вопрос? Многоточие… Или запятая? — Нормально? — ткнув в тетрадный лист с размазавшимися чернилами, спросил Диас у Нурлуна. Нурлан, водрузив на нос очки, бегло ознакомился с текстом. — Не одной сучки? Ты что, заболел? — спросил друг. — Нет, в целом… неплохо. Если ты опять будешь голос в качестве сэмпла использовать и забьёшь болт на произношение, вообще круто выйдет. — Я исполню это акапельно. Для одного человека. — Диас одарил парня многозначительным взглядом. — А-а-а, вон оно чё. Ну, так бы сразу и сказал… Братан, только не бомби, но в этом случае тебе лучше к услугам гострайтера прибегнуть. Или по классике пойти. Пушкина там, Есенина зачитай. Топ тема. В любовные стихи (в привычном понимании) ты не можешь. — Ой, да иди ты, советчик хренов! Я сам разберусь. Без нафталиновых мужиков.***
Маша хохочет. Заливисто так… И её смех звоном тысячи колокольчиков отзывается в сердце. Диас не понимает, что породило такую реакцию. Но спросить не решается. Боится спугнуть. Они не разговаривали больше недели. Разве что изредка перекидывались стандартными «привет», «пока». — Это самые бездарные стихи, что я когда-либо слышала, — утирая крупные слёзы запястьями, признаётся Маша. — Ты только не обижайся! — опомнившись, просит она и чуть испуганно смотрит на озадаченного Диаса. Боится обидеть. Но при этом не может хотя бы не хихикать. Воцаряется странное молчание. Губы с трудом сдерживающейся девушки дрожат. Непонятный звук вырывается из её рта. Она подходит к Диасу и, уткнувшись раскрасневшимся личиком ему в живот, снова начинает смеяться. Диас ещё раз читает вслух первую строчку из своего «сонета» и вдруг понимает, что веселье — крайне заразительная вещь.11.
Тёмно-синий полумрак концертного зала. Спёртый воздух. Взволнованная толпа, ждущая кумира. «Я не смогу заплатить за себя или в равной степени отблагодарить тебя. И тогда тревожность сведёт меня с ума». Диас усмехнулся. Надежда теплилась в его груди. Он даже этот ремень дурацкий надел… Нет, ну, а вдруг? Парень посмотрел на циферблат электронных часов. Один, один, ноль, ноль. Спокойно. Сегодня всё должно сложиться иначе. — Ди, пора! — заглянул в гримёрку как всегда слишком бодрый Балу. — Ползу, — ухмыльнулся Диас. Стянув серый лохматый свитер, он встрял в тапочки и отправился на сцену. Люди, воодушевлённые появлением музыканта, радостно захлопали. Поблагодарив собравшихся, парень приложил палец к губам и попросил минуту тишины. — Мань, понятия не имею, тут ты или нет, но… «Нелюбовь». Для тебя. Погнали! Где-то возле дверного проёма маленькие тяжёлые ладони несколько раз ударились друг о друга.