Странная история

Мои костлявые пальцы тонут в мягких чёрных волосах. Они такие красивые, блестят… Он смотрит на меня так ласково, почти нежно, а потом игриво забирается на мои колени. Обнимает меня за плечи, внаглую придвигается вплотную, целует моё лицо. Щебечет что-то, я чисто для приличия отнекиваюсь, а он так и лезет под ладони, как кот. И не гладить его нельзя, слишком манящий, слишком красивый, такого должны гладить. А он и рад, знает, каков, соблазняет меня. Расставил колени по бокам от моих бёдер и трётся… развратник. Ненавижу его. Ненавижу настолько, что хватаю за волосы и грубо швыряю на пол. Он удивлён, в замешательстве, пытается подняться, а я уже у него на спине, рычу и тяну на себя за волосы. Он визжит как девчонка, бьёт по полу, жмурится. На колени его, продолжать тянуть! Не понимает, просит пощады, почти плачет… нет, за это нельзя щадить. Приказываю, слушается, живо стягивает шорты, медлит над трусами, снимаю сам. Шлёпаю по гладкой звонкой заднице, сильнее тяну за волосы, кусаю шею. Он махает кулаками, пытается отбрыкнуться, но по лицу я вижу: для него это – лишь игра. Бесит, бесит эта симпатичная рожа, да как он… – ПИДОР БЛЯТЬ! – с этим криком Саундвейв сел в постели. Он тяжело дышал, стискивая простыню в пальцах. Затем он упал обратно в кровать. Тупо уставился в потолок. – С тобой всё ок? – донеслось неуверенное из зала. – Ты чё орёшь? – Муравья прибил! – крикнул в ответ Саунд. – А, клёво… – послышался сонный утихающий голос, и в квартире опять воцарилась тишина. Саундвейв закрыл глаза. Перед мысленным взором тут же встал… нет, он снова уставился в потолок. Что за чертовщина? Во всяком случае, спать больше не хотелось. Хотелось телепортироваться на несколько часов назад, увести его от компании, затащить куда-нибудь и жёстко нагнуть. Или хотя бы просто смотреть на него снова, смотреть, как это живое произведение искусства смеётся и шалит. У Вейва никогда не было бреда, но на всякий случай он встал, в темноте нашарил на холодильнике контейнер, среди лекарств нащупал градусник, снял прохладный стеклянный футляр, плюхнулся обратно на диван и засёк на телефоне пять минут. Минуты тянулись медленно, но юноша сдержался и не полез в телефон. Он терпеливо выждал и проверил температуру. В темноте было сложно разобрать цифры, но вроде бы было в пределах нормы. Похоже, он не болен. Саунд снова плюхнулся в постель. Закрыл глаза и постарался не думать. На улице опять шёл дождь. Капли стучали о подоконник и металлическую обшивку балкона. Дождь шелестел по асфальту. Шуршали колыхаемые ветром шторы. Обычно песни воды его успокаивали и убаюкивали, но сейчас не помогали даже они. Почти не открывая глаз, он нашарил на полу телефон. Час ночи. Зашёл в мессенджер. Перешёл на профиль Джаза. На его аватарке стояла чёрно-белая фотография негра с саксофоном. Статус встречал улыбающимся смайликом. На стене был с десяток репостов новостей из групп музыкальных фестивалей и записи с фотографиями, по всей видимости, как раз оттуда. В фотографиях профиля также обнаружились скриншоты из каких-то графонистых видеоигр, в комментариях под которыми были непонятные Саундвейву обсуждения с близнецами, и околомеметичные картиночки. Фотографий самого Джаза, к сожалению, не нашлось. Тот в последний раз был онлайн в 23:46. Бласти вышла ещё раньше. Близнецы вообще заходили 10 часов назад. А вот рядом с иконкой Хаунд бодро горел зелёный огонёк. Саундвейв подумал и открыл диалог. 1:14. Саундвейв: «Привет. Можешь прислать сегодняшние фотографии?» 1:14. Хаунд: «Привет. Тебе зачем?» Это было быстро. Юноша даже не успел придумать правдоподобной отмазки. 1:14. Саундвейв: «Я немного художник, хочу нарисовать его» 1:16. Хаунд: «Только белым карандашом не рисуй;) Посмотреть все изображения» 1:16. Хаунд: «Посмотреть все изображения» 1:17. Хаунд: «Посмотреть все изображения» ВОТ ЖЕ СВОЛОЧЬ БЛИН!!! 1:17. Саундвейв: «Каким хочу, таким и нарисую. Спасибо» Он быстро сохранил всё присланное и вышел из сети. В галерее открыл загруженные фото. На фотографиях не было и следа обработки. Не удивительно, такого красавца сделать лучше вряд ли возможно. Первая фотография. Джаз разгибается, косички не успевают за его быстрым телом, которое даже камера не в силах поймать, большая футболка Саундвейва такая же медленная, через слишком широкую горловину видна грудь Джаза. На фоне размытое светлое пятно – голубая майка Хаунд на слившейся с тенью загорелой Бласти. Вторая фотография. Он распрямился, косички гривой разлетаются вверх. Сфокусировавшаяся камера поймала на его губах полуулыбку, глаза прикрыты, песок под его ногами прыгает вперёд, тело откинулось назад. Третья. Он стоит и просто смущённо улыбается, пока ребята расплетают ему косички. Четвёртая. Обнимает себя за плечи, снова прикрыл глаза, ставшие волнистыми волосы закрывают часть лица. Восьмая. Держится руками за перегородку беседки, голову запрокинул назад, волосы падают на спину, будто перетекая в чёрную футболку. Задница провокационно оттопырена, нижняя часть футболки свисает. Четырнадцатая. Снимает футболку. Лицо закрыто ей, виден лишь голый торс. Пятнадцатая. Кидает футболку Саундвейву. Волосы красиво растрёпаны, улыбается. Двадцать третья. Вышел под дождь. Снимок почти весь засвечен, с трудом можно разобрать, как Джаз ёжится. Двадцать пятая. Завлекающе тянет руку к камере, снова улыбается, солнце играет бликами на мокрой коже. «Ты не оставляешь мне выбора», – с каким-то странным отчаянием подумал Саундвейв. Глянул вниз. Слабый свет мягко выделял складки на простыне и одеяле. Одеяло на коленях, мятая простыня, трусы, странно выглядящие от стояка под ними. Он поймал себя на мысли, что толком никогда не возбуждался. Самоудовлетворялся в последний раз года три-четыре назад и отчасти даже испытывал отвращение к процессу. С девушками у него было максимум пару раз. И то быстро, скорее как необходимая плата за внимание. Просто не хотелось почему-то. И сейчас он медлил, будто эти несколько движений руками навсегда изменят его жизнь, тело неисправимо перестроится, а на лбу вспыхнет красная надпись «ПИДОР». Так, ладно, надо быстро сделать это дело, успокоиться и ложиться обратно спать. Утром то, что ты делал до сна, забывается, и, может быть, он даже не вспомнит об этом. Только подивится, зачем ему понадобилось столько фотографий Джаза. Да, так всё и будет. Саундвейв вздохнул так тяжело, будто ему предстояло взять в руки ствол и кого-то убить. Он стянул трусы, взял в руку член. Сначала неуверенно, потом всё больше входя во вкус, принялся надрачивать. Юноша шумно дышал, сквозь прищур рассматривая тускло горевшую на экране телефона фотографию. Сволочь улыбчивая… кулаком бы по этой роже, сломать нос, чтобы бинтами её хоть немного закрыло. Чтобы больше не привлекал, не ломал его картину мира. Сволочь… с непривычки Вейв довольно долго по ощущениям не мог заставить себя кончить. Так, о’кей… тяжело дыша, он смотрел на свои запачканные руки. Ощущение на них вязкой жидкости вызывало отвращение. Он потянулся к столу за салфетками и встретился взглядом с близнецами. Повисло неловкое молчание. – Пить захотелось, вот и зашли… – тихо сказал Рамбл, осторожно входя на кухню. – Вы могли захотеть пить в любой момент. А пришли именно когда я дрочил. – Нууу закон подлости… Делая вид, что ничего не происходит, близнецы как можно бесшумнее достали два стакана, налили в них воды из графина. Саундвейв невозмутимо оттирался от кончи. Закончив и приведя себя в приличный вид, он глянул на братьев. Их внимание привлекло фото Джаза. Саундвейв ощутил какую-то странную смесь раздражения и неловкости. – Да. Я походу пидор. Весело, да!? – шёпотом крикнул он. Близнецы переглянулись. – Ты может и пидор, но ты наш пидор, и мы тебя не по-пидорски любим, – после долгих секунд молчания улыбнулся Френзи. – Типа вы даже подтрунивать не будете? – охуел Саундвейв. – Ну а в чём кайф? Интернет нам не оплатишь, и не до шуток станет, – увереннее ответил Рамбл. – Сюда идите, – с облегчением попросил старший и поцеловал горячие лбы пацанов. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи. Близнецы ушли. Стало по-уютному тихо. Саундвейв закутался в одеяло и уже почти заснул, когда услышал, как близнецы возятся в своей комнате. Они оделись, тихо открыли дверь, вышли и также тихо закрыли. «Опять с теми идут гулять…», – подумал юноша, проваливаясь в сон, – «завтра надо будет получше их узнать…».