***
Смена в ресторане прошла вяло. Чонгук слишком устал — хорошо, что работал не до ночи. В десять часов уже был дома, снова упав на кровать и провалившись в сон. Сестра подозрительно косилась на него, не понимая, что же тут не так. Вроде Гук всегда уставший, но последние сутки — сам не свой. И не сказать, что грустный, но усталый. Именно, просто усталый. Тихий. А на утро сестра встала по его будильнику, доконав в ванной за бритьём. — Почему грустный? «Ну так, хер сосал невкусный», — спасибо Хосоку за самоиронию. А он реально стал втягиваться в эту тему. Ха-ха-ха. Синие волосы стоят торчком — как у Медузы Горгоны. Этому сравнению Гук усмехнулся, а по факту ничего не ответил. Про хер говорить не хотелось. Ну так он и не сосал? Но по ощущениям — кто-то его всё-таки жёстко наеб… — Могу ходить вприсядку? — вроде и улыбаясь, но так отстранённо, пусто. Дахё не на шутку занервничала. И тогда её мозг начал работать в обратном направлении… — Гук, тебя какая-то сучка бортанула?.. Да? Ты поэтому напился? Скажи мне, кто она… Мы с пацанами разберёмся… Я найду эту сучку! «Пиздец. Говорили, будет сестра — выросла гроза района». — Найди мне диплом о высшем образовании. Я тебе буду очень благодарен, — снова отшучиваясь. — Честно, она тебе изменила?.. Гук со смехом закашлялся, пока смывал пену с лица. — Меня не изменить, — легко парировал брат. Если он что-то и скрывал, то хрен до него достучишься. — Я… я на тебя обижусь сейчас! — Как настоящая баба, мегера встала руки в боки, перегородив дорогу. Чонгук был поумнее её (ну…), поэтому дёрнул за нужные ниточки. — Не забывай — никаких Кихёнов. — Эй! — взвизгнула девчонка, оставшись одна в ванной. Не ожидала она такой подлости от брата. Но, честно говоря… У неё тоже хватало забот. Например, чем ещё насолить мажористому выпендрёжнику из семейства Ким.***
После подработки в книжном Чонгук не хотел идти домой. Точнее, не так: он хотел, но знал, что там его ждёт самобичевание в лучших традициях депрессии. А наиболее действенный способ отвлечься — когда тебя отвлекают ебанутые друзья. Потому Гук снова вспомнил про чат чпокеров (название прижилось, как родное) и позвал всех во дворы на баскетбольную площадку. Товарищи-алконавты не заставили в себе усомниться — все вместе, все на месте. Даже засланный казачок Хосок обрадовал своим визитом, сразу же повиснув на тонсене. Кто бы сомневался… — Моя булочка, роднулечка, хён скучал! — заверещал тот. Чонгук поморщился из-за громкости и Хосоковой нелёгкой тушки, но всё равно разулыбался. — Да-да, я тоже. — Мой Гуки такой сильный, такой красивый… — продолжал нести хуергу Хосок. — Одним словом, молодец! Повисла тишина, вскоре нарушенная тихим хрюканьем Юнги, что стоял у кольца со своим мячом. Его прорывало на «ха-ха». Но, вроде, ничего смешного не было. — Что? — непонимающе задался вопросом Чонгук. — Забей, — сворачивая тему, произнёс сидящий на скамейке Чим. Он единственный, кто заботится о душевном равновесии одногруппника. — Хён тебя просветит… — Встав на обетованную землю, поправив спортивный костюм, Хосок прокашлялся. — Молодцы сосут концы! Оп, чпок, хлопок. Намджун с Юнги не удержались, прыснув со смеху. Чонгук врос как столб, закатив глаза. Нигде нет покоя от этой темы. О чём он только думал, созывая собрание этих идиотов? Кажется, у всех недотрах головного мозга. — Эй, Хо, а чё там с умницами? — развесёло подсобил Юнги. С лицом философа Хосок громко ответил: — А умницы идут на улицы! — Ему бы ещё ёлку, табуретку, деда Мороза и рассказывать пошлятские стихотворения родителям на умиление. Класс. — Бля, я его обожаю. Дайте ему награду! — согнувшись в три погибели, всё хохотал Юнги. Джин и Чимин сидели на лавочке, неодобрительно цокая — как бабки у подъезда. Чонгук же опять в эпицентре событий. — Мы собираемся играть или хернёй страдать? — прервал Гук угрюмо, как грозовая тучка. Тучка метр восемьдесят ростом и в кроссовках сорок третьего размера: да, тучка — вовсе не медведь. Хосоку бы стоило держать язык за зубами, пока есть чем прикусывать. А то мало ли — протезы нынче недешёвые, а стипендия маленькая. — Кстати, про игры… — взметнув указательный палец вверх, будто подготовил умную мысль. Хосок, видимо, решил проверить его на выдержку. — Что общего между минетом и боулингом? Юнги и без ответа уже уссякается, упав на баскетбольное покрытие из резиновой крошки. Намджун предположил: — То, что ты всё попробовал? — И это было бы смешно, и на этом можно было поставить точку. — Не, — отмахивается тот. — И там, и там… не забывай про шары! — Иисусе! — ревёт Юнги. — Спаси и сохрани тебя, ну почему ты такой конч?! Тут даже Джин начал ржать — сначала медленно, а потом всё громче, странно поскрипывая и ударяя рукой по коленке. Чимин посмотрел на Чонгука с извиняющимся видом, типа: «Чувак, в душе не ебу, что за шары. Пойми, прости, похорони». Правило трёх «п» должно переродиться и найти себе применение, но Гуку слишком лень что-либо делать. В конце концов, и правда смешно… Если бы ещё не так грустно. Не забывай про шары… Иронично, очень. Плюнув на латентных пидоров, Гук забрал мяч и стянул толстовку, оставшись в синих джинсах и белой футболке. Тут уже подтянулся Юнги, потом и Намджун. Решили разбиться на две группы: Намджун и Чонгук, Юнги и Хосок. Очки считал Джин, а Чимин следил за нарушениями, за что Юнги всё время подкалывал его, что он ни черта не смыслит в баскетболе. Чимину же круто насрать, и он на правах судьи нараздавал ему фолы. А Чонгуку — хоть трава не расти: он играл как нечеловек, выжимая из себя по полной, будто не для развлечения играл, а за Кубок чемпиона. В руках ощущалась сила, которой хотелось мстить. Он вымещал злость вот так, но не на людях. И становилось легче. Футбол по тому же принципу — загнал себя как лошадь, а потом вместе с гудением в мышцах приходит облегчение. А ещё он забыл кинуть его в чёрный список. Чем и занялся в тайм-аут. Напоследок даже не пролистнул ленту, чтобы утолить любопытство. О чём он сегодня твитил? Неизвестно. Надо ли знать? А вдруг высмеял его? Может, дурная слава ещё не дошла до адресата? А он тут в игры играет, пока за его спиной грязно шепчутся. Впрочем, это проблема уже завтрашнего дня. Он не готов думать о столь ужасном. Хосок, отпив воды из бутылки, коротко глянул на младшенького. А потом переглянулся и с Чимином. Тот тоже залипал в телефоне, переписываясь с кем-то. Загадочно махнул Хосоку головой. Никто ничего не заметил. А тот, кто вовсе не должен подозревать, снова взялся за мяч. Чонгук со своей мощной физподготовкой планировал выжать из парней последние соки.***
Следующим утром — ровнёхонько после тренировки — ему на почту написал куратор. Так и так, мол, подойди в преподавательскую в главном корпусе. Что странно — в главный корпус ему обычно дороги нет, у них там пары не стоят. Но раз сам куратор сказал, то Чонгук послушно двинулся в том направлении. По дороге туда случилось сразу несколько событий, которые вышли за рамки повседневности. Вне всяких правил! Первым делом он увидел милую девушку — скорее всего, первокурсницу — что шла ему навстречу. Заалев щеками, она робко спросила, Чонгук ли он, и сунула в его руки какой-то бархатный мешочек. «Ну, — подумал Чонгук. — Своеобразное признание в любви — это очень даже мило, плюс сто к настроению». Замедлив шаг, с любопытством открывал мешочек, в которых обычно хранили золото или дорогую сердцу бижутерию. Точно дело рук женщины, без сомнений. А внутри лежали «киндер сюрприз» и маленькая бумажка, свёрнутая в два раза. Даже мысли не закралось, что здесь какой-то подвох. А бегло прочитав текст письма, сиюсекундно поменялся в лице, остановившись. Нужно прочесть повнимательнее, вдруг его клинит… «Настоящие мужчины, как капитан, не держат злобу на таких хёнов, как я. Давай мириться, детка. Я соскучился…» Непроизвольно в груди что-то шелохнулось. Чонгук только больше разозлился, смяв бумажку и выкинув её в первую попавшуюся урну. Выбрасывать «киндер»? Он что, больной! Лучше Дахё отдаст, чем переводить такой дорогой продукт. Это злосчастное яйцо не виновато, что даритель — конченый мудак. Но не это важно. Что за финт? Он не тёлку окручивает, а Чон Чонгука. Чон Чонгук похож на девицу? Похож на того, кто растает от таких извинений? (Вообще-то, похож, но…) Но на этом сюрпризы — в том числе «киндеры» — не закончились. У Гука шёл пар из ушей, походка стала жёстче, зубы — скрипучее, лицо — суровее. Как посмел?! Ещё и назвал деткой! После того, как смешал с дерьмом! Опять издевается. Он не тупой, второй раз не поведётся, спасибо. Во дворе его догнал какой-то парень, также спросив имя и сунув мешочек. Даритель тот же, «киндер» с принцессами, бумажка сложена вдвое. «Хён забыл сказать, какие у тебя дико привлекательные губы. Прости меня. Я облажался и хочу амнистию?..» «Хуистию!» — злостно порвав бумажку, отправил её в следующую мусорку. После третьего встречного, который улыбался ему, передавая мешочек, Гук готов был рычать на ни в чём не повинных людей. Это уже перебор. Откровенная наглость. Снова «киндер». Богатый ублюдок! Снова письмецо. «Я не ожидал, что ты мне ответишь! Я удивился не меньше твоего. Не веришь? Иди ко мне и сам проверь — у меня до сих пор стоит на то, каким ты был горячим!» Это что за разговорчики? Кто тут ещё пидор… Чонгук по-злому усмехнулся. У кого что стоит — не его проблема. Зато спасибо Тэхёну — у него теперь ещё долго не встанет. Недотрах как рукой сняло. Волшебное такси, ничего не скажешь. И колдун долбанутый. Зашагав очень быстро, чтобы больше ни на кого не наткнуться, Гук спешно дошёл до преподавательской. Там находился его же куратор, что-то сосредоточенно записывающий в журналы. При виде парня лениво кивнул, глянув на часы. — О, Чонгук, тебя Бакли искал. Сходи в тренерскую. Я предупрежу преподавателя, что ты задержишься. Ну окей, предупредит так предупредит. Хотя это странно. Что мистеру Бакли понадобилось? У них ведь только закончилась тренировка… Снова идти через двор. Но студентов уже не было, все разошлись по аудиториям. Началась первая пара. Только он бродит в учебное время всем на зависть. Большие часы на главном корпусе громко прогудели, обозначив девять часов. Погода прекрасная… Обдувает весенним ветерком. Мистера Бакли не обнаружилось в тренерской, поэтому он на всякий случай сунулся в раздевалку. Кажется, он забыл её закрыть. Кажется, его снова кто-то жёстко наёбы… да-да, оно самое. Сами знаете кто с именем сами знаете каким сидит на лавке — нога на ногу, руки на груди, хмурится. Весь такой загадочный и серьёзно настроенный. У Чонгука от ярости аж взгляд потемнел. Заметил… Намеренно медленно поднял глаза, произвёл впечатление. Уставились друг на друга, молча «играя» в гляделки (нет, он больше не играет, хватит игр). Чонгук первым прервал зрительный контакт, пошире открыв дверь — так, что она ударилась о стену. Всем видом показал свою холодность. — Посторонним вход воспрещён. Плохо со зрением? — жёстко и как всегда грубо, срывая слова с поджатых губ. Есть за что грубить, теперь правда. Заслужил. — Плохо, — ровным голосом отвечает тот, поднимаясь с лавочки. На нём чёрные джинсы, заправленный такой же чёрный свитшот и неизменные глазовыедающе-белые кроссовки. — Как дела? Есть большое желание набить мне морду? — Проваливай. — Не желая ничего слушать, Чонгук просто развернулся. Если раздевалка открыта, то ключом Кима — значит, сам и закроет. Но тот подорвался за ним, в два шага нагнав. Не то он планировал, не так прощаться. Мем «Я не договорила» под стать моменту. Чего Тэхён точно не мог ожидать — это что Чонгук развернётся и от всей души коленом заедет ему между ног. А вот и возмездие: получите, распишитесь. Болезненный хриплый стон разнёсся по раздевалке. Тэхён с болью усмехался (даже с болью, больной ублюдок), медленно сползая перед ним на колени, придерживая свои отбитые яйца. — Дружище… — немощно прохрипел, стиснув зубы, — я детей иметь не смогу… — Забыл сказать. — На манер той записки, где Тэхён сказал, что у него «дико привлекательные губы», вернул должок. — Я тоже не гей. Ещё раз ко мне приблизишься — буду целиться точнее. Снова разворачивается спиной! Ну какой наивный дурачок! Кто встаёт спиной к своим врагам? Тэхён, конечно, мучается от боли (и раскаяния, да), но он ни за что не упустит такой шанс. Он всё ещё умеет удивлять. Именно поэтому тянет длинную лапищу, сцапывая Чонгука за край джинсов — а значит, и боксеров — с силой дёрнув на себя. Такую подлюку сложно предсказать, а боксеры с джинсами ожидаемо врезаются в тело, тоже принося своего рода дискомфорт. Чонгук тяжело испустил воздух полустоном, чуть погодя свирепо замахнувшись. Тэхён уже стоял на ногах, лихо увернувшись от кулака, теперь же дёргая капитана за футболку. На его лице — нездоровая улыбка, глаза блестят. А Чонгук просто во зле и мести. В бешенстве! — Ты сам напросился… — Прикрывая за собой дверь и щёлкнув шейным суставом, он действительно выглядел до жути устрашающе. Тэхён явно уступал ему в массе, но не в наглости. Вот этого у него как раз не занимать. — Такой хороший мальчик, как ты, не побьёт человека. Если хочешь, чтоб я снова встал на колени — просто попроси. Он больше не улыбается. Чонгук, собственно, тоже, продолжая надвигаться. Этот цирк ему надоел! И он надоел. — На колени?.. А что ты там забыл — отсосать за прощение? Нет, спасибо, а то меня вырвет. Грубо? Конечно, грубо. Тэхён как раз любит погрубее. — Я правда не гей, но это сейчас не имеет никакого значения. Чонгук, я тебя поцеловал. Ты не можешь отрицать, что тебе это понравилось — ты ответил. Я идиот — да, ты — чудесный парень. Я правда хочу извиниться. Я не хотел тебя оскорбить, но получилось так, как получилось, — говорит неизменно ровно и чётко, катастрофически убедительно, выглядит максимально искренне. Но… — А, ты не хотел? Серьёзно, что ли? Тогда, конечно, я тебя прощаю, — с сарказмом. — Иди на хуй. Тэхён вообще непробивной. — Могу тебе предложить три варианта общения: как друзья, как близкие друзья или оба варианта. Я отдаю предпочтение третьему. Близкие друзья?.. — Полечись! — Изумлённо выпучив глаза, Чонгук охнул. Безумие! Что он ему предлагает! «Передружбу»? С парнем? С ним?! — Ты не гей — я не гей, ты меня целуешь — я тебя целую, у тебя встаёт — у меня встаёт. Я опираюсь на факты. Ты — на свои предубеждения. — Ты реально думаешь, что после твоего унижения я захочу иметь с тобой хоть какие-то дела? Ты слишком самонадеянный или просто дебил? Тэхён снова шагает к нему, Чонгук… от него. Тот выглядит слишком плотоядно — как голодный тигр, который не отступит от надуманного. — Поцелуй меня, и мы ещё раз проверим. — Я в шоке, ты не в себе! — Всплеснув руками от негодования, Гук опять повернул на выход. Предложение… посеяло сомнения. Поэтому надо было срочно бежать. Тэхён догнал, ещё бы! Толкнул дверь обратно, налетев на Чонгука и очень тесно прижавшись. — Тогда я поцелую сам… В этот раз Тэхён не сорвался «галопом по Европам», отдав приоритеты чувственности и вкусу. Медленно, опять пиздец как мокро, ероша его волосы на загривке, толкая язык до самых гланд. Теперь-то Чонгук не отвечал, обдавая равнодушием, что, вообще-то, полнейшая ложь. Не всё равно, ему не всё равно. Но благоразумие ещё берёт верх над порывом. Чонгука всё никак не расшевелить, хотя бездействие — тоже ответ. Ему надо помочь сделать выбор… Тогда Тэхён берёт его ладонь, приставляя к своему паху. Крепко держит, крепко опирается, чтобы прочувствовал. Крепко пьянит обескураживающим бесстыдством. Тэхён возбуждён, и этот факт ему важен. Этот факт и выпирает, демонстрируя себя. — Чувствуешь?.. — Горячо дыша, Тэхён начал медленно вилять бёдрами ему в ладонь, носом ведя по шее. Сказать, что Чонгук потерял контроль — то лишь образно выразиться. Ему стало настолько же тесно… насколько душно. Чёрт, шея — его слабое место. Он не может устоять перед щекочущими поцелуями. Какая же сука! — …Как он упирается в бельё? У тебя тоже, я ощущаю это. Чонгук, мы с тобой оба — взрослые мальчики. Если хочешь кончить — просто попроси. А, вот так просят взрослые мальчики? Чонгук отталкивает его, кое-как борется, хотя ни в какую не может сформировать заглавную мысль: «Зачем?» «Почему нет?» — грезит воспалённый мозг. Пусть сделает, какая разница?.. О нет… — Прекрати, Тэхён… — Определённо, это был вздох разочарования, неудовлетворения (о, соблазн велик). Но Тэхён прицепился как клещ и, пока жертва нежилась от лёгких поцелуев в шею, лапой пробирался за кромку джинсов, беспардонно сминая ягодицу. — Чонгук, это ты прекрати. Лучше беззаботный Тэхён, чем он же серьёзный. Куда страшнее — он же возбуждённый. — По-хорошему, убери руки. — Да он, скорее, не угрожает, а просит! В глазах читается неуверенность. Возможно — страх, возможно — азарт. — Ты столько раз мог меня оттолкнуть… — Укусив за мочку, снова смял его крепкую ягодицу. — Ударить… Но ты хочешь, чтобы хён тебе подрочил… Хочешь кончить хёну в руку… Давай, Чонгук, попроси своего хёна… Он извинится как надо… «Блять, как он может такое говорить!» Чонгуково тело его элементарно не слушается. Это заговор! Все против него! А его тело — во главе этой преступной группировки! На лбу жилкой бьётся одурительная мысль, что хён хочет… Да, действительно, он уже пытается просунуть руку под бельё. Чёрт! Чёрт! «Чонгук, ты пидор», — в заключение вздыхает внутренний холерик. Никаких заявлений больше нет. Что начато, то уже сделано. Тэхён не встречает сопротивления. Точнее, сопротивляется Чонгук с самим собой, но явно не с Тэхёном. В дверной скважине поворачивается ключ — закрылся изнутри. Ещё одна причина не устоять. Чонгук жмурит глаза, сокрушённо отрицая происходящее. — Смотри, детка… Я такой же, как ты… Тихий «вжик», расстёгнутая пуговица, самую малость спущенные боксеры… Тэхён вынул свой член. О боги, он это сделал! Оба смотрят друг на друга целую вечность, наверное… даже больше. После чего Тэхён совершает первую фрикцию, оголяя головку. «Долгих мне лет жизни», — проносится последним. — А теперь покажи мне своего стойкого солдатика…