Lumen

«Париж 1791 год»       Такими строками Алек начинал свою новую книгу, после чего устало откинулся на спинку стула, протирая глаза тыльной стороной ладони. Мысли перемешивались в голове, не позволяя написать что-то больше тех слов, которые просто обозначали не то название последней главы, не то эпилог этого рассказа.       Сквозь прикрытое тонкой тюлью окно в комнату проникали теплые лучи заходящего солнца, из-за чего стол Лайтвуда был освещен не только малиново-золотым закатом, но и приятным оранжеватым светом свечи, под которой обычно рождались самые атмосферные работы писателя. Алек любил такую атмосферу, поэтому в каждой его комнате могли стоять по десять разных свечей. — Что-то снова не получается? — тихий, мягкий шепот раздался над самым ухом писателя, заставляя его улыбнуться и поднять глаза в сторону человека со столь успокаивающим тембром голоса. — ничего не могу написать, — выдохнул Лайтвуд, немного отодвигаясь от стола, чтобы взглянуть на него по-другому. Обычно, свежий взгляд на рабочее место, приносил писателю вдохновение, ведь почти все рабочее пространство было завалено какими-то фотографиями, атласами или вырезками из газет. — Вдохновение пропало? — Магнус положил руки на шею писателя, аккуратно усаживаясь на его колени. — Вдохновение только что село мне на колени, но дело не в этом, я не знаю, что было в то время, о котором я пишу, — Алек аккуратно провел рукой по щеке Бейна, из-за чего тот мурлыкнул, словно кот от ласки со стороны хозяина. — Ты же знаешь, что, если тебе нужны факты, ты всегда можешь меня попросить тебе что-то рассказать, — Магнус начал рассказывать и о бегстве короля, и о большом расстреле, и о создании конституции.       Александр уже давно перестал удивляться познаниям своего любимого, ведь тот прожил гораздо больше, чем сам писатель, и Лайтвуд знал почему, но никогда никому не говорил, из-за чего сестра считала парня психом, а мама однажды назвала «поехавшим на своих книгах», когда парень случайно в разговоре упомянул Магнуса, но, разве это правильно? Если его не видят, не значит, что его нет, верно? Так думал и писатель, после чего, закрываясь в своей небольшой комнатке, разговаривал с тем, из-за которого его считали психом.       Писатель очнулся тогда, когда Бейн перестал рассказывать о позорном бегстве короля из осажденной протестантами Франции. Не сказав ничего, Алек взял в руки ручку, продолжая писать... «Мужчина шел по Парижу, наблюдая за бегающими туда-сюда людьми с флагами великой Франции и горящими факелами. Он понимал, что это предвестник скорого свержения их короля и потери всей нынешней Франции Подойдя к Тюильри, мужчина вошел в большой зал, где его встретили вопросом: — Ты готов? Король ждать не будет, — парень азиатской внешности, к которому обращались, кивнул, поправляя воротник красного плаща и убирая прядь каштановых волос с глаз.» — Эй! Ты снова решил сделать меня героем своей истории?! — звонким смехом Магнуса, разрезая тишину ночи, озарилась комната, в то время пока парень, сидящий на коленях Алека в таком же красном плаще, какой и описывался в рассказе, рассматривал только что написанные слова. — Я не могу не писать о тебе, — Лайтвуд улыбнулся, за что получил легкий поцелуй в щеку в знак благодарности. — Почему ты решил писать именно про Париж? У тебя же была какая-то другая идея, не помню точно какая, — Бейн закинул ногу на ногу, все также держа руки на шее парня.       В окно заливалась луна, что означало одно- уже чуть больше полуночи, а значит скоро закончится их с Александром встреча и Магнусу вновь придется уйти до следующей ночи. — Почему решил писать? Ты же знаешь, что я не могу писать о чем-то другом, после твоих историй о Франции. Ты меня вдохновляешь этим, — писатель чуть улыбнулся, проводя по волосам любимого, — Ты же знаешь, что до конца ночи осталось совсем немного? Я так не хочу с тобой расставаться, даже если это будет всего один день, а, если ты станешь героем рассказа, то у меня будет шанс видеться с тобой гораздо чаще. — Когда я уйду, ты должен будешь продолжить книгу, я, кажется, тебя отвлекаю, — вновь звонкий смех, который Алек хотел слушать всегда и сейчас, благодаря Магнусу, Лайтвуд знал, что так и будет: знал, что они будут вместе даже после смерти. — Ничуть нет, — писатель улыбнулся, примкнув к губам парня, сидящего на его коленях. Оторвавшись от поцелуя, Алек прошептал на ухо Бейну, — Я продолжу ее писать с тобой, и только с тобой, хочу, чтобы ты видел все это снова и снова, — с какой-то дьявольской улыбкой парень отстранился, тихо смеясь, на что получил от Магнуса в ответ тихое фырчание и такую же как всегда милый, ненавязчивый, теплый взгляд.       Через пару минут на листе появились следующие строки... «Короля одели в простую, дворянскую одежду, и начали выводить из дворца, тут же подводя мужчину к карете, в которую были запряжена пара белоснежных коней с серебристой гривой. Магнус, как никто другой знал, что если короля не перевести сейчас в Варенн, то тогда, он точно не доживет до восхода солнца. Они ехали не очень долго, ведь город находился на окраине Парижа, но никто не представлял, что там их уже будут поджидать протестанты, которые захотят свергнуть короля как можно быстрее. Заметив приближающуюся карету, люди приготовились атаковать, но никто из них не знал, что главной задачей Бейна было обеспечить безопасность короля; никто из них не знал, что он может пожертвовать своей жизнью лишь ради того, чтобы король пробыл в живых еще каких-то два года. Как только азиат перешагнул порог кареты, в которой он ехал вместе с Людовиком, раздался выстрел из обычного мушкета. Красный плащ мужчины скрывал струйки крови, которые выступили на груди из открытой раны поэтому казалось, что он просто упал. К сожалению, это был конец, конец Франции и самого Магнуса Бейна, что так отважно защищал своего короля и свою страну.» — С «отважно защищал» ты немного перегнул, — хмыкнул Бейн, внимательно следя за тем, как Лайтвуд записывает последние слова на бумажный лист, после чего аккуратно ставит свою подпись в правом нижнем углу рукописи и складывает всю стопку бумаг куда-то в сторону. В воздухе витал запах тлеющей свечи и геля ручки, которой он писал, а с улицы доносились трели утренних пташек, предвещая скорый восход солнца. — Вовсе нет, ты сам рассказывал о том, как ты защищал короля, так что, как минимум, это- подвиг, — писатель хмыкнул, смотря в окно, где небо медленно из темно-синего становилось сперва синими, а после, станет голубым, где вместо россыпи серебристых звезд, небо заволокут ватные облака. — В наше время, это было не подвигом, а чем-то обыденным. Все привилегированные люди, что часто ходили в Тюильри, должны были защищать короля пусть даже ценой своей жизни, именно по такому правилу и жил я пока, в итоге, не отдал жизнь за короля, которого убили через два года…- Магнус немного обиженно фыркнул, из-за чего Лайтвуд только засмеялся. — Ты, вроде и призрак, а ведешь себя, как ребенок. Что случилось, то случилось, это просто история, ее не перепишешь, — все еще немного смеясь и улыбаясь произнес Алек, на что Бейн только спрыгнул с его коленей, отходя в тень, чтобы солнце его не касалось, ведь все призраки мгновенно исчезали от малейшего касания на их тело лучей солнца. — Ты же придешь следующей ночью? — с надеждой произнес писатель, наблюдая за тем, как Магнус исчезает, становясь с каждым мгновением все бледнее. — Обещаю, что приду, — призрак улыбнулся и тут же растаял во полумраке комнаты.       На пол падали солнечные лучи, забирающиеся сквозь занавеску в комнату. Этот свет был словно тропинка в какой-то иной мир, инкрустированная золотом.       Лайтвуд снова взял лист бумаги, и чуть выше своей подписи, написал последний абзац. «С этого момента Магнус Бейн будет охранять короля, но уже не как человек, а как призрак. Всегда и везде, вплоть до самой смерти.»