Lumen

      На улицах Бруклина дул слабый, теплый ветер, срывая золотистую листву с деревьев и заставляя ее танцевать вальс с огненно-алыми и вечно спокойными, зелеными листьями. Шел слабый дождик, своими каплями охлаждая жар на лицах вечно бегущих куда-то прохожих.       Календарь показывал десятое октября. Осталось пару дней до очередного выступления величайшего пианиста современности- Александра Гидеона Лайтвуда. Сегодня у парня должна была быть последняя репетиция, а завтра- день отдыха, который заставлял делать его наставник и бывший репетитор по игре на пианино — Магнус Бейн. Они уже давно были вместе, но только как ученик и учитель, а как бы Алеку хотелось, чтобы их отношения переросли во что-то большее, чем просто плотонические. Как бы он хотел, чтобы они с Магнусом сидели на веранде снятой ими квартиры, смотрели на украшенное багровыми лучами заходящего солнца небо и пили их любимый чай с карамелью. На самом деле, Лайтвуд никогда не любил чай, но, с появлением в его жизни такого очаровательного наставника, он вдруг понял, что этот горячий напиток не так уж и плох, особенно если пить его с кем-то.       Парень зашел в огромный зал, в тусклом свете которого можно было мало что разглядеть: темнота скрывала бархатную обивку кресел, золотые кулисы, которые сейчас закрывали сцену, где стояло большое пианино и откуда сейчас лилась музыка. Подождите, какая музыка?! Алек только пришел, а больше тут никого не было… Или было…       Лайтвуд тихо прокрался между рядами кресел к сцене, чтобы не спугнуть того, кто так чудесно играл. Когда парень зашел за кулисы, он от удивления приоткрыл рот. За пианино сидел сам Магнус. Магнус, который говорил, что никогда больше не сядет за инструмент. Почему он так говорил, Алек не знал, да и Бейн много чего о себе решил не рассказывать, считая это пустой болтовней. Когда родители Лайтвуда решили, чем тот будет заниматься, они нашли Магнуса по каким-то старым записям с его концертов, после чего целый месяц уговаривали мужчину, чтобы тот был его наставником. Никто ничего не знал о Бейне, лишь то, что когда-то, он выступал, а потом просто исчез со сцены, не появляясь нигде, кроме своего небольшого лофта в Бруклине. Только там его можно было найти всегда. — Я не знал, что ты так красиво играешь. — произнес Алек, в тот момент, когда пальцы Магнуса оторвались от клавиш, чтобы закончить эту прекрасную мелодию.       Бейн ничего не ответил и просто слабо улыбнулся. Его улыбка была такой умиротворенной, что Алек хотел бы ее видеть всегда, не смотря на то, что они совсем разные, Лайтвуд чувствовал себя связанным с Бейном не только музыкой, но и чем-то большим. — Ты заставил меня вновь сесть за инструмент. Я уже и забыл, как это прекрасно, — вновь та же мягкая улыбка и блеск тусклых в его глазах, оранжевых ламп, из-за чего казалось, будто глаза мужчины становились золотистыми, словно кошачьми. — Я уверен, что это все не я, музыка сама по себе… Прекрасна… Как… — Лайтвуд замялся и тут же покраснел, словно ребенок. Он хотел сказать, что музыка также прекрасна, как и человек, стоящий перед ним, но решил промолчать. — Ничего страшного. Тебе стоит немного отдохнуть, после чего мы вновь проиграем ту программу, которую ты готовишь на выступление, — Магнус поднялся с места и отошел куда-то, пока Алек усаживался на кресло, думая лишь о том, смог ли его наставник понять то, о чем хотел сказать его ученик.       Через минут пять Лайтвуд почувствовал запах карамели: такой приятный и сладкий, что парень прикрыл глаза, вдыхая его глубже. — Держи, он поможет расслабиться, — Магнус передал Алеку чашку, сопровождая все это той же спокойной полуулыбкой, с которой, казалось, Бейн всегда ходил возле Лайтвуда.       Молодой пианист взял в руки чашку, обхватывая ручку своими длинными, тонкими пальцами и поднося горячий напиток к губам, аккуратно дуя на него.       Бейн тем временем облокотился на пианино, спокойно начиная пить чай из своей кружки. Во всем зале повисла тишина, которая, смешиваясь с приятным запахом карамельного чая и приглушенным золотистым светом настенных светильников, не была давящей, а на оборот, уютной и спокойной, будто эти двое всегда могут так стоять в тишине, и для них это будет нормально. — Спасибо за чай, он безумно вкусный, — Спустя пару минут смог выдавить из себя Лайтвуд, нарушая спокойствие и тишину, которые так уютно поселились в зале, не обращая внимания на людей. — Александр, это просто чай, который я безумно люблю, возможно, действительно, этим он особенный, — Бейн взглянул на своего ученика, так же со спокойной улыбкой продолжая, — особенный как и ты. Я никогда не думал, что встречу человека, который так виртуозно будет владеть пианино. Ты меня поразил… «Поразил только как пианист?!»       Пронеслось в голове Алека, из-за чего тот тихо буркнул, а после выдохнул, ведь, слава богу, Магнус не умеет читать мысли. А, может, умеет?       Бейн засмеялся с реакции своего ученика. Лайтвуд был уверен, что такого смеха он не встречал нигде более- он был особенный. Магнус был особенным! Пианист до сих пор не знал, как он смог влюбиться в такого человека, как Бейн, ведь он был таким ярким и необычным, в то время как Алек был серой мышкой, любящей однообразные смокинги. — Прими как комплимент, — улыбнулся учитель, отставляя в сторону пустую кружку. Он хотел продолжить заниматься, ведь завтра его любимый и единственный ученик должен был отдохнуть.       Магнус не знал, почему пару лет назад, решил начать заниматься с этим мальчиком: возможно, его заворожила игра юного музыканта- такая приятная, спокойная, словно вальс осенних листьев; или ему понравился сам ученик- красивый, молодой, любящий хорошие костюмы и свою семью. Магнус не знал, что ему нравилось больше, и разбираться ему не хотелось.       Допив чай, Алек коснулся пальцами клавиш своего инструмента, проигрывая вновь знакомую мелодию Моцарта, с которой он должен был выступать через пару дней, а Бейн просто наблюдал. Наблюдал за тем, как тонкие пальцы скользят между белых и черных клавиш, смотрел на сосредоточенное лицо своего ученика в тот момент, когда тот играл.       Когда-нибудь, они признаются друг другу, а сейчас у них есть только золотистые кулисы, оранжевый свет бра и карамельный чай, запах которого витал в зале и во время выступления Александра Гидеона Лайтвуда.