Чудовище

      Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне.       Адам повторяет эти слова в своей голове, и на секунду кажется, что становится легче. Как в детстве, когда болел живот, и нужно было тараторить себе под нос «мамочка-мамочка-мамочка». Тогда ответственность как будто бы на маме, вылечит — не вылечит, а самому вроде ничего делать не надо. Адам просто должен звать, и звать, и звать. Если никто не приходит, значит, нужно звать громче.       Только никто не придёт. Бедный маленький Адам. Ты совсем один, ты давно не ребёнок, и тебя пожирает чудовище.       Оно совсем рядом, оно огромное, но его никому не видно. Оно способно поместиться в клеточке кожи и заполнить Адама всего. Оно течёт в его венах и сжигает его внутренности. Оно живёт за его рёбрами. И каждый раз, когда он даёт слабину, оно берёт над ним верх. Оно похоже на уродливую шипастую ящерицу, которая барахтается в его животе, раздирая всё внутри когтями и чешуёй. Оно говорит с ним. Оно хочет, чтобы его не было. Потому что он жалкий. Потому что он заслуживает только боль.       Помоги мне. Забери меня. Закрой меня от всего, защити меня. Ты ведь можешь. Пожалуйста.       Хочется написать СМС, невыносимо хочется, пальцы как магнитом тянет к мобильнику в кармане. Вдруг прочтёт и приедет. В этом же нет ничего такого. Когда-то Нил просил его сообщать, если плохо. Когда-то очень давно — просил. А потом у них в чёрт знает какой по счёту, но, кажется, последний раз всё развалилось. И в общем-то все знали, что так будет: их слишком многое бесило друг в друге. Адама бесил контроль. Бесило, что он всегда должен брать трубку и отчитываться. Бесило, что Нил, даже не произнося это вслух, всем своим поведением транслировал: ты должен брать на себя хоть немного ответственности за то, что происходит в твоей жизни. В их с Нилом жизни. А Адама корёжило от одного «должен», с детства корёжило. «Адам, я пошла на работу, буду поздно, ты должен позаниматься на гитаре, и не вздумай врать, я проверю». Да, мам. Да пошла ты, мам.       Пора взять на себя ответственность и не написать. Хоть раз выбрать не себя, а его.       Ковровое покрытие под спиной, затылком, локтями — твёрдое, колючее. Если водить по нему ладонями, кожу жжёт. Значит, тело живое. Изломанное, уродливое, бесполезное тело. Ногти медленно двигаются по предплечью — полосы сначала светлые, спустя несколько секунд вспухают воспалённо-розовым. Пигмент татуировок делает их почти фиолетовыми. Адам смотрит на царапины и слышит смех. Глупый, глупый Адам. Думаешь, вот это — настоящее самонаказание? Думаешь, это напугает меня? Ты не справишься, Адам, нет, ты никогда не справлялся.       То ли стонет, то ли ревёт — горло стянуто, высушено, выжжено. Ни вдохнуть, ни позвать на помощь — хотя позвать-то он, конечно, смог бы, если бы очень постарался, только слишком страшно после собственного голоса услышать тишину. Хочется плакать, но по-прежнему не выходит, и всё тело чешется, зудит, жжёт, будто бы кожа сгнила и отваливается от костей. Сами кости болят — Адаму кажется, что у него рак, СПИД, сифилис, туберкулёз, всё вместе, и хорошо бы в последних стадиях, потому что нужно умереть, просто необходимо как можно скорее умереть. Только так всё станет на свои места, только так.       Адам ненавидит свою неспособность плакать. Своё картонное лицо, свою тупую улыбку и такие же тупые шутки. Фальшивка. Дрянь. Не способен быть честным, не способен не ранить людей.       Если лежать щекой на ковровом покрытии, то ворс будет казаться высокой густой травой. Адаму хочется уйти в эту траву и больше никогда ничего не чувствовать, но экстази закончилось два дня назад, а сегодня утром закончились и сигареты. Если первое ещё можно было пережить, то отсутствие сигарет — это ёбаная катастрофа.       Можно было бы попросить Брэда привезти продуктов — кажется, Адам не ел пару суток, — но если Брэд приедет и увидит его таким, то у Адама появится ещё один повод убиться об стену. Сколько можно садиться Брэду на шею? У него семья и собственная жизнь, он не будет вечным запасным колесом. Наверняка его уже бесит и Адам, и его постоянные корчи на пустом месте. Посмотрит на него, скажет «господи боже, блять, Адз, ну как так можно» и уйдёт на кухню готовить, чтоб Адам не подох от колёс на пустой желудок. Что будет делать в этот момент Адам? Лежать на полу и чувствовать себя сраным паразитом, от которого всем только хуже? Нет, пора оставить единственного друга в покое.       Знаешь, Адам, ты мог бы избавить всех от проблем, говорит чудовище, и шипастые отростки обвивают ноги, руки, туловище, шею, как жёсткие верёвки, стирающие кожу в кровавую кашу. Ты мог бы никогда больше никого не беспокоить. Не будь трусливым хотя бы в этом. Это легко, нужно только захотеть. Давай, Адам, ты сможешь. Мы сможем. Мы же вместе, всегда вместе, ты и я. Я единственный, кто тебя не оставит. Я желаю тебе только добра. Сделай это, и всё закончится.       Пальцы скребут по груди, но отростки-щупальца не выпускают. Адам машет рукой перед собой и слышит эти мерзкие звуки, вырывающиеся из собственного горла: то ли скулёж, то ли хрип из-за подкатывающей рвоты. Ну давай, заблюй ещё себя, неудачник, дополни картину.       «Убирайся, — то ли думает, то ли говорит, и толкает рукой воздух над собой, но щупальцам, конечно, всё равно. — Убирайся, иди нахуй, исчезни, блять, пошёл вон, вон, ВОН!..»       Тише, Адам, тише, зачем кричать? Не прогоняй меня, я всё равно не уйду. Однажды ты поблагодаришь меня за то, что я всегда был рядом. Что я давал правильные советы. Однажды ты меня полюбишь, как я тебя люблю. Потому что никто больше, конечно же, тебя не любит. Маленький одинокий Адам.       Кажется, у него наконец получилось расцарапать руки до крови — обычно требовался нож, но для этого нужно идти на кухню, а у Адама нет сил даже сесть. Сквозь разодранную ссадину на тыльной стороне ладони проступают крохотные алые точки: капельки наполняются очень медленно, но Адаму этого достаточно — по вискам, скатываясь в волосы, наконец текут слёзы.       Лежать на полу с зудящими руками и всхлипывать, пока рядом неслышно засыпает то, что Адам ненавидит больше всего. Засыпает, чтобы через какое-то время обязательно проснуться. Но если однажды он научился звать на помощь, когда это необходимо, то когда-нибудь научится справляться сам. По крайней мере, он пытается.       Мобильник лежит в кармане. Может быть, Адама никто и не любит, зато Адам умеет любить.       Ребёнок становится на один день старше.