***
Первой реакцией Какаши на полученное в смс-приглашение на встречу выпускников было желание заблокировать номер Гая со всем его фонтанирующим энтузиазмом и притвориться, что он пещерный человек, живущий под скалой на необитаемом острове у чёрта на куличках без каких-либо средств связи. Старшая школа была не лучшим этапом его жизни. Он сожалеет о многих вещах, что случились в этот период. Было совершено много ошибок, а некоторые из них вышли настолько отвратительными и ужасными, что становится удивительно, как мир ещё не наказал его за это. Годы. Потребовались годы, чтобы в нём проснулся здравый смысл, и он перестал быть сердитым клубком злости, ненавидящим весь мир. Годы на то, чтобы его чувства наконец-то достигли ума, заставив осознать что же он наворотил, и превратить наконец гнев в полное раскаяние. Какаши не хотел встречаться со своими бывшими одноклассниками и слушать разговоры об их весёлом времяпрепровождении в старших классах, совершенно забывая о той тьме, что он принёс одному из самых светлых друзей. В конце концов, он провёл последние десять лет в попытках искупить свои грехи. Всё это время он сидел, вперившись в яркие ониксовые глаза на фотографии со школьной поездки, которая стояла над его кроватью, и пытался забыть заплаканный, обиженный взгляд, что так яростно подкидывала ему память. Он отказался от своего многообещающего будущего в качестве невролога, чтобы стать воспитателем в детском саду; а всё потому, что его преследовала светлая, восторженная улыбка, разбивающая ему сердце, которая была так похожа на улыбки его учеников. Какаши всегда останавливался на своём пути, чтобы помочь тем, кто в этом нуждается — будь то старушка или шипящий кот на дереве — и совсем не важно, опаздывал он по своим делам или нет, ведь именно так бы поступила его первая любовь. Первая любовь, которую он безжалостно сломал. Какаши совсем не собирается идти на встречу выпускников. Ему бы снова и снова пришлось видеть их неполный состав и осознавать, что именно он является причиной отсутствия лучика солнца в их классе. Но, конечно же, вся надежда на игнорирование приглашения исчезла в тот момент, когда Рин буквально выбила входную дверь. В конце концов, она была достаточно злой занозой, чтобы заставить его страдать с помощью этой вечеринки.***
— Это так подло с твоей стороны, Хатаке, — прошипела шатенка, её губы изогнулись в приятной улыбке, несмотря на то, что глаза излучали злобу и многолетний гнев. — И можно было не надеяться, что ты откроешь дверь своей первой девушке. Она бросила лом на диван, обогнув кофейный столик, чтобы встать прямо перед его сгорбленной фигурой. — Я не пойду, Рин, — пробормотал он, теребя свои пальцы. — Я занят… — Хандрой? — она оборвала его холодным голосом безо всяких шуток. — Я не прошу тебя, Хатаке. Я приказываю тебе прийти на нашу встречу. — Рин, — Какаши вздохнул, подняв голову, чтобы пересечься с ней взглядом. — Я… — По меньшей мере, ты должен мне за все эти годы лжи, засранец. Какаши снова резко опустил взгляд на колени, вытянув ноги под столом и задев круглый живот Паккуна. Маленький мопс фыркнул и примирительно лизнул его пальцы, и Хатаке почувствовал себя немного спокойнее, потому что хотя бы кто-то в этом мире не ненавидит его до глубины души. — Я же попросил прощения, — пробормотал он. — А я тебя не простила, — невозмутимый ответ. Затем удар тишины. А после — глубокий, мученический вздох перед тем, как Рин опустилась на плюшевую подушку рядом с ним, и тепло её тела заструилось вдоль его собственного. Она не притронулась к нему. Не попыталась обнять, как она свободно это делала в школьные годы. Не протянула руку, чтобы взять его дрожащие ладони. В любом случае, он не заслуживал ласки её прикосновений. — Он сказал, что тоже там будет, ты в курсе? Эти слова заставили Какаши вскинуть голову и уставиться на неё в шоке и с надеждой. — Он?.. Живой? Он не посмел спросить, боясь получить ответ. Красные брызги и стеклянные тёмные глаза вспыхнули в его голове, сопровождаемые рёвом сирен и громким страдальческим голосом испуганного отца. — У отца Асумы деловые связи с Учихой-саном, — хмыкнула Рин, вглядываясь в горизонт через открытое задвижное окно. — Мы вышли на него, так или иначе. Потребовались коллективные усилия, но он согласился прийти. Информация медленно доходила до Какаши, перемешиваясь с облегчением, которое расползалось по всему телу. Он жив. Рин даже не моргнула глазом, когда Какаши уткнулся лицом в свои ладони и заплакал. Обито жив.***
Нохара Рин была его первой девушкой. Но Учиха Обито был его первой любовью. И Какаши сломал их обоих навсегда.***
Какаши не помнил, когда начал смотреть на своего одноклассника взглядом, затуманенным желанием и похотью. Но он вспомнил, как видел искорки любви в чёрных глазах Обито. Он вспомнил, как видел очаровательный румянец на лице мальчика каждый раз, когда тот разговаривал со старостой класса. Он вспомнил, как взгляд Обито задержался на спине Рин, а затем он уткнулся головой в сложенные на столе руки, пряча улыбку. Он вспомнил, как наклонился над сгорбленными плечами Учихи и заметил рисунок тонкой улыбки девушки на пустых страницах того, что должно было быть их тетрадью по классической литературе. Он вспомнил, как видел на лице парня безумно нежную улыбку, когда Рин смеялась над его нелепыми шутками. Какаши вспомнил, как влюблялся Обито. И тогда же решил прекратить это. Он был в восторге от выражения лица одноклассника, искажённого шоком предательства после того, как Хатаке пригласил Рин на свидание прямо посреди класса. Он был одурманен исковерканным удовольствием, когда лицо Учихи исказилось болью и разочарованием, ведь она приняла его предложение. Хатаке пожалел, что вспомнил, когда именно он начал жаждать боли Обито.***
«Если ты обидишь её — заплатишь за это.» Это было мило. Несмотря на то, что он на два года младше, Какаши был выше своего возлюбленного на несколько дюймов. Он отличался высоким ростом для своего возраста, и когда совет школы сказал, что ему следует перейти в старший класс, который соответствовал бы его гениальному уму, он сравнялся с одноклассниками, которые, как предполагалось, были взрослее на два года. И один из его старшеклассников был чертовски милым. Учиха угрожал ему, но Какаши мог только смотреть на парня и задаваться вопросом, будут ли эти губы ощущаться такими же приятными, какими кажутся. Будут ли они на вкус, как все эти шоколадные конфеты, которые Обито уминает ежечасно? Будут ли они чувствоваться такими же мягкими и нежными, как выглядят — такими влажными и притягательными? Шок Обито превратился в удушье, когда Хатаке наклонился и впился в губы, заглушая угрозы своим голодом и жадностью к мальчику. Он легко схватил эти сопротивляющиеся руки своими собственными, прижав невысокого подростка к стене, сдавливая его тело и скользя бедром между дрожащими ногами. Обито был восхитителен на вкус. И Какаши не мог насытиться. С закрытыми глазами, поддаваясь чистому желанию, он сжал извивающиеся запястья в своей хватке, наклонив голову и пытаясь разжать губы Обито, пока не вторгся в сопротивляющийся рот, когда услышал короткое выскользнувшее хныканье одноклассника. Он тщательно целовал свою любовь, желая забрать всё, что ему не принадлежало, и к тому времени, как они отстранились друг от друга, губы Учихи стали красными и растерзанными поцелуем, а дыхание давалось с таким трудом, что из черных глаз текли слёзы. Какаши почувствовал странное возбуждение от такого жалкого зрелища. Он с удовольствием продемонстрировал это Обито, потираясь о его раздвинутые ноги, и обрадовался, когда заметил полуоформившийся бугорок под тёмной тканью школьных брюк. Хотел. Он чертовски сильно хотел овладеть своим мальчиком. И у него был такой прекрасный заложник для того, чтобы получить желаемое. — Обито-семпай~, — промурлыкал Хатаке, вдыхая запах около пульсирующей вены на подрагивающем горле. — Я так возбуждён. Хочу трахнуть~ Хочу трахнуть тебя. — Иди трахни _себя_, мудак. Какаши ухмыльнулся. — Зачем мне делать это, когда у меня есть невероятно красивая девушка? Видя, как все цвета сошли с лица его жертвы, Какаши понял, что тот проглотил наживку. — ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ, УБЛЮДОК! Полученный впоследствии удар в грудь был слабым и вялым, едва ли вообще приносящим какую-либо боль. Обито выглядел ужасно милым, нависая над ним и нанося хилые удары за девчонку, которая никогда даже не смотрела в его сторону. — Ма-а, семпай~, — ворковал Какаши, прижавшись губами к дразнящей бледной коже и с любовью оставляя укус. — Ты бы хотел быть на её месте? Он уже знал, что победил, когда Обито вздёрнул подбородок и посмотрел на него самым высокомерным взглядом, каким мог, прежде чем втянул его в ещё один поцелуй. Какаши с радостью подался ему навстречу. Видите? Гений всегда получал то, что хотел.***
Подросток сохранял неповиновение даже после того, как Хатаке нагибал его над каждой возможной поверхностью и заполнял его узкую сладкую дырочку липкой спермой до самого края. Свирепый взгляд, направленный на мучителя, оставался яростным и вызывающим, даже когда он заставил его просить о собственном освобождении. Преисполненный злобы оскал излучал ненависть каждый раз, когда этот гений заставлял его переступать через край. Обито решился со странной, дерзкой непоколебимостью игнорировать Какаши, и выглядело это твёрдо и стойко, даже после того, как младший приставал к нему для пары поцелуев. Однако, Хатаке почему-то не удовлетворила такая расстановка их сил. Он хотел видеть послушание и боль. А не это упрямое неповиновение. Так ему пришлось повысить накал игры. И вскоре Обито начал раскалываться.***
— П-пожалуйста! Какаши оскалился и наклонился, чтобы укусить истерзанную шею, искренне наслаждаясь мыслью, что Учиха получит много сомнительных взглядов из-за того, что носит водолазку в середине лета. Он выскользнул из осквернённого отверстия, прежде чем вторгнуться в него снова, заставив черноволосого захлебнуться в испуганном удушье. — Пожалуйста, мне больно… Хатаке наградил его ещё одним толчком и остановился; он любил наблюдать, как Обито разжимает ладони и слабее хватает простыни, пока его тяжёлое дыхание вырывается из избитого, покрытого синяками тела, и с большим трудом приходит в норму. — Прости, — голос мальчика был мягким и рваным. — Какаши, пожалуйста… Он целовал его слёзы. — Ма-а, это было не так сложно, верно? — напевно промурлыкал Хатаке и впился в раскрытые губы с неистовой страстью. — Если ты будешь слушаться меня с самого начала, мне не придётся причинять тебе боль, чтобы подчинить себе, — добавил он, мягко скользя пальцами по ушибленным рёбрам. — Прости, — плакал Обито, сокрушённый и сломленный. Какаши снова поцеловал его. Он сделал это. После всех перенесённых унижений и оскорблений его ненаглядный Учиха полностью подчинился капризам Хатаке. Ему потребовалась половина школьного семестра, чтобы научить любовника быть послушным, но результат определённо того стоил. Не то чтобы Хатаке не наслаждался приручением… Было что-то необъяснимо возбуждающее в наблюдении за спиной Учихи, ведь он знал, что тот изо всех сил старается не реагировать, когда младшеклассник играет с настройками пульта дистанционного управления анальной пробки. Это была необходимая подготовка, чтобы ослабить кольцо мышц, потому что их обеденный перерыв был слишком коротким, а Какаши действительно хотел съесть свой ланч, так что — либо Обито соглашается на это, либо его грубо трахнут насухую в школьном туалете. Было вдвойне приятно от того, что подготовка прошла лучше, чем ожидалось, сделав старшеклассника таким податливым и покорным, буквально жалким пёсиком, подчиняющимся прихотям хозяина с невольными слезами на глазах. Это было так весело, и одновременно возбуждающе. Какаши получал удовольствие от этих слёз, заливающих чёрные глаза Обито. Он был буквально влюблён в болезненное хныканье, соскальзывающее с губ его семпая, наслаждаясь тем, как чувствительное тело разрывалось от резких толчков, и кровь стекала вперемешку со спермой вниз, по бледным бёдрам. Ему нравилось испуганное выражение лица парня, когда он увековечивал красоту в воспоминаниях своего телефона, храня там особую папку, которая составляет ему компанию, когда Обито навещает отец, тем самым лишая Хатаке возможности развлекаться со своим сладким маленьким любовником. Но это не помешало Какаши жёстко поиметь его прямо на родительской кровати, в то время как Учиха изо всех сил старался говорить нормально, отвечая на звонок своего отца. Хорошие времена. Хатаке был на седьмом небе от счастья. Конечно, ему всё ещё нужно было иногда притворяться хорошим парнем для Рин, но она всё равно была занята подготовкой к вступительным экзаменам в свой колледж, поэтому у них было не так много свиданий, и это не сильно усугубляло необходимость прикидываться, что ему всё нравится. В общем, Какаши был счастлив иметь Обито при себе. Его заблудший разум не уловил того, как потускнели яркие глаза когда-то всегда весёлого парня. Он не заметил, как его любимый мальчик свернулся калачиком и заплакал после того, как Хатаке кончил и ушёл. Он не понимал, что формирующееся тело Обито смотрелось таким изломанным в результате постоянного жестокого обращения. Он не представлял, как душа Обито разбивалась вдребезги от боли и психологических травм. Он не осознавал, что выбрал катастрофически неправильный способ сближения со своей любовью, который в итоге разрушил всё, что ему было дорого. Он ничего не понимал, пока не стало слишком поздно. Истина дошла до него только в тот момент, когда его взгляд наткнулся на пустые, стекленеющие глаза Обито и его кровь, расцветающую на чёрном асфальте, словно удручающая пародия на букет алых роз, что он держал в своих руках Окружённый воем сирен и приглушённых, испуганных голосов, Какаши выглядел совершенно загнанным и растерянным; он видел, как погас свет во взоре его первой любви.