save my dream

Сколько прошло лет? Месяцев? Часов? Невыносимо. Невыносимо долго. Однако прошла лишь неделя. Обстоятельства больше похожи на один страшный кошмар, устремленный в бесконечность. Даже шуткой это назвать нельзя. Феликс не может смеяться. Уже не может. Когда в свое время улыбку парнишки связывали с лучиками утреннего солнца, это не было ложью, не было выдумкой, ведь уже 7 дней дождь и сумрак не покидает столицу. Называть это явление чудом было совестно, так как в нем не было ничего чудесного. Разве что три тихих часа с 3 до 6 утра. Три часа или сто восемьдесят минут чтобы побыть в одиночестве, словить иллюзию домашнего очага, забыть происходящее, забыться вовсе, нарисовать веселый смайлик стертым в кровь пальцем на бетонном полу и резко ударить по нему, закричав в пустоту. Не от безысходности, от улыбки. Ли никогда не понимал поступок джокера, хоть он и был его кумиром среди всех вымышленных персонажей DC. Улыбаться бесконечно, даже при отчаянии, смерти близких, своей смерти — жутко. Лживая улыбка — самая страшная вещь на земле. Юноша часто задумывался, а улыбались ли ему когда-то искренне, улыбался ли искренне он в ответ? Может это было всё на подсознательном уровне, основанном поведением общества? Голова разрывалась от боли, в легких часто не хватало воздуха, поэтому Феликс пытался изобразить все эмоции на этом лживом лице. Его услышат? Нет. Никто не придет и не взглянет, не протянет руку и никому не расскажет. Лишь в 6 утра в белое помещение снова заглянут три девушки из персонала и найдут мальчишку лежащим на полу, с разбитыми костяшками. Вновь. ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ ㅤ     Утро обычного пациента психически больного начинается с переклички. Несколько людей заходят в палату, делают легкое обследование стандартных показателей и приводят больного в чувства. Так как это психбольница, то отношение ко всем здесь соответствующее. Каждый смотрит на тебя как на умственно отсталого и измученного жизнью. Несложно за некоторое время в это поверить и быть твердо уверенным, что ты лох по жизни. Никто с утра не будет трогать лобик и приносить завтрак в постель, лишь холодное ведро воды со второго раза или ты остаешься без завтрака вовсе. Феликс часто пропускал утренний прием пищи. Сначала это был режим, к которому он совершенно не привык, после было отвращение к съедобному и утру в целом. Но, когда все-таки удавалось поднять свою тушу и дойти до разбитой раковины, чтобы умыться водой, отдающей кислым металлом, столовая одаряла его приятным запахом свежей выпечки. По левому и правому ряду за столом сидели различные странные особи, которые наводили страх. Безусловно, здоровому человеку находиться с паралитиком некомфортно, хотя бы потому что тот ведет себя нестандартно, а значит ожидать можно что угодно. С Феликсом рядом сидела маленькая девочка. На первый взгляд возраст заставляет задуматься о причинах её нахождения здесь, но забитый вид и раздробленные запястья говорят о просчете своих догадок. На самом деле подобный облик приобретает каждый, кто сюда пропадает, но Ли ещё не в курсе этого. Он лишь пугается и смотрит на каждого с сочувствием. Работники столовой кидают тарелки на стол, не заботясь об их состоянии, поэтому приплывшая каша часто бывает размазана по краям. Противные звуки всхлипов и странные звуки чавканья доносились из каждого угла. Кто-то жадно ест руками, пачкая белье и все вокруг, невольно попадая на соседей, кто-то сидит, склоняя голову, и смотрит в одну точку. Страшно, когда этой точкой становишься ты, так как взгляд бездонный и ощущение, что в следующий момент ты будешь рядом лежать с пережатым горлом, становится всё реальней. Под таким напором взглядов, продвигающих со всех сторон, вряд ли захочется брать ложку лишний раз в руки. Большинство так и делает, поэтому данное общество похоже больше на клуб дистрофиков. Когда крайний пациент начинает закатывать истерику, выбрасывая остатки непереваренной пищи на остальных, приходит время сворачиваться и уходить в соответствующие кабинеты. За спиной слышны крики недовольных сотрудников, пытающихся успокоить взбунтовавшегося и заодно создать иллюзию работы. Длинный узкий коридор заканчивается большим панорамным окном с видом на просторный парк. Непонятно почему ни одному суициднику не приходила в голову мысль разбежаться и встретиться напрямую с большим стеклом, взлететь над садом и поддаться сокровенному желанию, достигнув изначальной цели. Феликс далеко не болел этим чувством, однако в замкнутом помещении шизиком стать проще простого. Дойдя до определенной вывески, юноша стучится пару раз, привлекая внимание ближайших. Несколько докторишек сразу подбегают, сверяя расписание больного и его внешний облик, затем впускают в кабинет. В помещении всегда пахло кварцем, казалось, что таким образом они хотят убить все нежелательные бактерии в голове, включая мозг. Стены были такого же раздражающе-белого цвета. В интернете писалось что белый цвет — символ чистоты, светлых помыслов и добра, однако, когда он в изобилии, о свете не может быть и речи. Окружающий мир перестает передавать краски, оставляя ощущение вечного нахождения в своём подсознании. При психологическом сеансе не происходит ничего эффективного для каждого из больных. Если бы кабинет был пустой, даже от него было бы больше толку. Измерять рост, вес, спрашивать о самочувствии и на последок говорить, что это место даровано вам свыше, — весьма иронично, осознавая, где именно находится больной. После пары бесполезных вопросов, Ли машинально покидает кабинет, ещё раз обратив внимание на гуляющие ветки деревьев снаружи. Закрывая за собой дверь, мальчишка медленно скатывается по стенке, хватаясь обеими руками за голову. Мозг одновременно болел от переизбытка мыслей и их отсутствия. Виски пульсировали, отбивая удары с громкостью выше 20 тысяч герц. Вскоре последний стук перекрыл звук взрыва из коридора. Стенки затрещали и посыпались, накрывая макушку белой штукатуркой. ‌Феликс вжался в бетонную массу, закрываясь руками от острых остатков цемента. Раздражающий ультразвук медленно переходил по барабанным перепонкам, задевая каждый ушной нерв. В добавок к неприятным ощущениям отключилось подогревание пола. Ли не уверен, было ли оно изначально, однако тот факт что на полу сидеть стало холодно и противно, заставлял ерзать на месте. Чуть привстав, юноша заметил, как по бедрам стекала теплая жидкость. К удивлению, он был совершенно не напуган, да и реакция не выражала особых чувств, как будто подобные теракты в больницах каждый день происходят. ‌Сделав несколько шагов вперёд, он приклеился дряхлыми сандалями к поверхности, что создавало ощущение вязкости на ламинате. Жидкость стекала по лодыжкам невыносимо медленно и противно, что Ли решил вытереть рукавом эту постыдную грязь. Однако вскоре когда бело-хлопчатая ткань начала с невероятной скоростью окрашиваться в темно бордовый цвет, Феликс окоченел и наконец глянул под ноги. Он стоял в луже крови. Ещё тёплой, свежей и вязкой. Источника красной жидкости не было видно за дверными проёмом, поэтому первое, что пришло в голову то, что это труп некого психопата, ошивавшегося под дверью. ‌Безусловно, Ли не хотел видеть столь мерзкое зрелище. Он не хотел выходить, да и не мог. Подошва ботинок будто приклеилась и мешала сделать лишнее движение. На лице юноши не было ни намека на страх, однако выражение недоумения и безумный блеск в зрачках перечил желаниям. ‌Протянув хилую кисть к ручке двери, Ли легко отворил ее, немного удивившись, что та быстро поддалась. Под ногами действительно был труп, но не психа, а медсестры. В ее руках твердо лежала капельница с очередными нейролептиками и транквилизаторами, а в глазах отображался целенаправленный взгляд куда-то вдаль. Эта работа была для каждого из них долгом. Долгом усадить каждого пациента в могилу самым быстрым и безболезненным способом. О втором не долго раздумывали, ведь у многих людей имеется аллергия на определенные препараты. В этом случае это им было только на руку — меньше возиться. Хилые, обессиленные люди без надежды на покой, ложатся каждую ночь с мыслью о том, что они дурное отребье, не имеющие своего собственного мнения и интеллекта. Со стороны всё может выглядеть как интересный фильм ужасов (правда без экшена), однако задумка действительно неплохая. ‌Феликс непродолжительное время стоял у этой женщины и невольно вспоминал другие жертвы, пока терпкий металлический запах не ударил в голову. Оказалось, тут не один труп и даже не два. Весь коридор был усеян дохлыми мешками с кровью. В некоторых не было даже возможности опознать врач это, медсестра или обычный пациент. Следствие будет долго возиться с этой непосильной задачкой. Страшно было то, что Ли не знал, а может ли тело быть настолько выпотрошеным при взрыве или же на то есть другие причины. Впрочем, они не заставили себя ждать, так как за углом коридора, ведущего в приёмное отделение, слышалось чье-то надрывистое дыхание и отчетливое капанье «из под крана.» ‌Как герой любого фильма, парень направился стремительно именно туда, не захватив с собой ничего, кроме собственного безрассудства. ‌На стойке лежало распластавшееся тело старшей сестры, а кровь капля за каплей падала с ее головы прямо в утку, упавшую из мимо стоявшей этажерки. Всё просто. И никаких причуд. Сестра действительно ещё дышала, её глаза были приоткрыты, но она, видимо, была не в силах поднять взгляд на стоявшего напротив юношу. Ли хотел ей помочь, но осознавал, что поздно. Причем поздно помогать абсолютно каждому, кто находился здесь. ‌Направившись к выходу, юноша старался не смотреть по сторонам и лишний раз не приходить в ужас от происходящего. Он не бежал, а шел спокойным размеренным шагом, как будто бродил среди деревьев в парке. ‌Спустившись по лестнице, он услышал чей-то скулеж, затем хруст и снова тишину. Неразборчивое мычание, треск и снова глушь. Когда Ликс подошёл к регистратуре, в стекло внезапно прилетело чье-то тело с тем же хрустом, какой было слышно ранее. Оно рядом. Но кто оно? ‌И оно ли? Этот вопрос Феликс когда-то задавал себе. Когда-то далеко в детстве, но он был не один. Также не один, как и он сейчас. ‌Темная замысловатая фигура красовалась по центру пустой больницы. Она стояла, высоко подняв голову и устремив свой взгляд на люстру. ‌Жутко. Феликс понимал, что он, возможно, последний выживший из всего здания, и причина тому совсем не терракт. Он не пытался сбежать, не пытался как-то тихо мимо прокрасться, так как знал, что это бесполезно. Он стремительно шел к объекту, смотря прямо без капли дрожи и сомнения. Приближаясь, юноша пытался рассмотреть внешний облик существа, однако кроме темных лоскутов, левитирующих вокруг, ничего приметного не было, не говоря уже о коже и костях. ‌Когда между ними оставалось меньше двух метров, создание начало подавать признаки жизни. Жилистая шея начала медленно опускаться, а тело поворачиваться в сторону мальчишки. Феликс был готов к ожидаемой противной рожи, которая наброситься на него тотчас и разорвет на куски. Так бы безусловно случилось, если бы Ли не протянул руку этому безумству. Все это било дикими флешбеками из детства, заставляя чувствовать себя человеком вновь. Лоскуты превращались в аккуратно сотканную одежду. Из-под черных густых волос, небрежно разбросанных, виднелись почти забытые кошачьи зелёные глаза. На лице была улыбка, единственная настоящая улыбка, которую искал Феликс. Из-под длинного рукава высунулась белесая ладонь. Она проигнорировала приветственный жест мальчишки и направилась выше. Заправив пару сальных локонов за ухо, темноволосый юноша повел холодными фалангами по щеке, вызывая мурашки у юноши напротив. ‌- Ты дурак, Ликси. ‌Закрыв глаза и услышав столь родной голос, Феликс прижался к ладони, предаваясь долгожданным чувствам. ‌Пальцы внезапно стали мокрыми от слез, скатывающихся по щекам. ‌- Это ты дурак. Эгоист. Предатель. Кидалово. Задыхаясь в собственных соплях, парнишка пытался выговорить ещё пару ругательств, но Чонин резко прижал дрожащее тело к груди, обнимая крепко и медленно оседая на пол. Тоскливый вой, прикрытый едва заглушавшей внутренней стороной ладони раздался по мёртвому этажу. Чонин безумно не хотел слышать столь ужасную мелодию среди горы трупов. Она была подобна самой угнетающей молитве для него. Придерживая чужой затылок, Ян посмотрел в усталые глаза мальчишки, и ему стало ещё хуже. Черные как смола зрачки были перекрыты серой пеленой из горьких слез, которые не успевали накапливаться на нижнем веке и безудержно падали вниз по горящим щекам. Он старался убирать большими пальцами нескончаемый поток, однако на тех же местах появлялись новые дорожки. — Ну же, перестань. Тебе уже не пять лет. Прислонившись лбом, юноша встрепенулся от такого яркого озверевшего взгляда, направленного в его сторону и замолк. Зрачки напротив стали медленно затухать, возвращая свой прежний облик и уничтожая последнюю улику на то, что перед ним сидело внеземное существо. — Я скучал. Ян поджал губы, но не ответил. — Феликс, скажи мне, что ты наделал? Ли резко сел на кафель, подняв встревоженно голову. — Разве я? — со страхом, оборачиваясь вокруг. — Я лишь осуществил твои желания, претворил их в жизнь, как и всегда. — Но я не хотел крови… — Феликс, ты хотел комфорта. Юноша замер. — Ты зачем все это снова заварил? — Ты зачем меня бросил там? Ян застыл в оцепенении. Никто не смог ответить на поставленный вопрос, только синхронно опустить голову на грязную с разводами плитку. — Чтобы ты жил. Сердце мальчишки вздрогнуло, и тот постепенно начал ощущать, как новая волна слёз подступает к горлу. — Я живу только с тобой. Могу себя чувствовать человеком. — Но ты итак- — Человеком, Ян. Не беспомощной тряпкой для мытья полов. Чонин прекрасно понимал это чувство. Хоть и давно не был жизнеспособным существом. Феликс действительно оживлял своей улыбкой, взглядом, теплым прикосновением, своим ярким существованием. Заставлял светится всё вокруг, даже бездушное сотворение Христа. Но также понимал, что Ли имеет право на такую же яркую жизнь, наполненную чудесами на гране реальности. — Хорошо, я тебя понял. Ян взял Ликса за запястье, поднимаясь с колен. Младший сделал тоже самое, застывая в предвкушении. Рука парнишки была безумно хиленькой, в синяках и ссадинах, однако Ли не произнес ни звука о боли или дискомфорте, что ещё больше опечалило старшего. — Нам нужно уходить. Не думаю, что ты хотел бы видеть мертвых копов. Младший лишь кивает усердно головой и продолжает смотреть также завороженно. Черный кудрявый затылок с немного сутулой спиной заставляет окунуться в прошлое. Будто бы они сейчас не уносят ноги из выпотрошеного госпиталя, а играют в догонялки во дворе. Окровавленные стены затухают под ярким светом утренней зари, и Феликс резко сцепляет ладони, подавая знак, что он готов. ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ  ㅤ ㅤ    Готов на все, чтобы жить.