***
Ходили слухи, что стены Ратуши были когда-то в незапамятные времена сложены из особого камня. Камень этот был холоден днем и ночью, летом и зимой, и поэтому даже под палящим летним солнцем, когда шпиль Ратуши окутывало жаркое подрагивающее марево, внутри башни царила прохлада и тишина, нарушаемая тиканьем огромных механических часов. Заходишь в жаркий день — и словно окунаешь руки в горный ручей с обжигающе ледяной водой. Обжигает она только поначалу, потом привыкаешь, и даже можно искупаться… Все знали, хотя никто и не помнил, откуда, что в подземельях Ратуши лучше не задерживаться. Загадочные, полные секретов подвалы сетью оплетали весь Старый город, расползаясь вокруг башни неровными лучами, уходя в неизвестность и врастая в горы кротовыми норами. Камень, впитавший в себя холод столетий, не спешил делиться своими историями, зато без труда вытягивал из незваных гостей жизненные силы. Вероятно, Ганс оставил часть своего тепла этим негостеприимным подвалам, а взамен вдохнул порцию холодной сырости, которая теперь поселилась в его легких. «Камень — это холод и влага», — вспоминала Ханна наставления Греты, одной из старожилок, у которой училась врачеванию. — «Хочешь побороть холод — не вздумай гасить огонь. Травный дым выведет сырость, крупицы хмеля вытравят хворь, семена чабреца запасают солнце». Запомнить было несложно. Куда сложнее было изловить Ганса, которого тянуло в губительные ледяные подземелья, как магнитом. В отличие от обычных городских построек, в подвалах Ратуши можно было найти поистине удивительные вещи, но Ханна была твердо убеждена, что эти места были угодьем Смотрящих. Может быть, Музыканта, но и только. Жителям городка там делать было нечего. Понаблюдать за странным миром, изредка появляющимся за чердачными окнами, можно было в любой момент. Ханна знала, когда окно открывается и когда появляются соглядатаи, она была терпелива, умела ждать и наблюдать. Но одно дело — с любопытством коситься в темноту, сидя на собственном чердаке, и совсем другое — совать нос туда, где тебя быть совсем не должно. Подземелья пугали ее, и где-то в глубине души Ханна даже восхищалась братом. Маленький, глупый, сумасбродный, наивный Ганс боялся Смотрящих, не умел играть в прятки, мог заблудиться в трех соснах, но без тени страха спускался по узкой винтовой лестнице Ратуши куда-то в бесконечную темноту, прихватив тяжелый закопченный масляный фонарь. Мальчишка ориентировался в старых подвалах без труда, и Ханна часто закрывала глаза на эти вылазки. Он приносил оттуда полезные в хозяйстве вещи — однажды даже приволок настоящие наручные часы и подарил ей, застенчиво отводя взгляд. Часы были велики — широкий кожаный браслет болтался на узком запястье, и сам плоский блестящий циферблат казался неестественно большим, но время они показывали на удивление точно, не требуя подзавода. Ханна вспомнила, что видела такие не раз — их носили мужчины в том мире, за которым она втайне наблюдала из-под теплого мехового одеяла, без которого на чердаке было слишком зябко. Откуда им было взяться в Ратуше? Что-то ей подсказывало, что на этот вопрос не стоило ждать ответа. Теперь она ругала себя на чем свет стоит за то, что вовремя не запретила брату ходить в Ратушу. Нужно было наказать ему строго-настрого, чтобы мальчишка даже думать забыл о проклятых подвалах и их диковинных сокровищах. В сущности, было ли среди них что-то действительно ценное? Ханна наморщила лоб и постаралась вспомнить, когда улов Ганса был полезным. Часы, кое-какая кухонная утварь, кожаная сумка на прочной длинной ручке. Сумка была действительно удобной, отрицать это было глупо. Ханна нехотя признала, что самовольные вылазки брата в башню были им на руку, а это значит, что в его болезни косвенно была виновата она сама. Ханна ощутила укол совести. Не стоило ругать мальчишку за кошелек. Может быть, вообще стоило быть с ним помягче. Она присела на софу рядом со спящим ребенком и прикоснулась пальцами к горячему лбу, отодвигая густую длинную челку. Ганс разметался под одеялом и дышал тяжело, с нехорошим присвистом. Силы огня и трав не хватало. Ханна накинула плащ с просторным глубоким капюшоном, вышла на улицу и плотно прикрыла дверь. Германштадт окутывали сумерки. То тут, то там в окнах загорались уютные желтые огоньки, черепичные крыши терялись в синеватой дымке, и даже ветер, казалось, стих. Опустив капюшон пониже, девочка зашагала по мостовой. Август жил в паре кварталов отсюда, и она не уйдет, пока не получит от него хотя бы ложку жидкого золота, впитавшего в себя солнечный свет. Самый надежный источник огня, который прогонит холод камня. Если для этого придется достать нечто поистине диковинное — что ж, она готова зажечь лампу и спуститься в подвалы Ратуши, будь они прокляты.***
— Никого нет дома, — неприветливо буркнул герр Штратц в ответ на легкое постукивание девичьих пальцев по латунной табличке на входной двери. — Часы неприемные. Спокойной ночи. — Нет, приемные! — упрямо крикнула Ханна и уже без всякого смущения начала колотить в дверь носком сапога. — Я хочу сделку. Мне нужен товар. — Ты? — Штратц насмешливо выглянул наружу, лязгнув задвижкой. — Да тебе и предложить мне нечего, кроме бабкиного костяного гребня. Впрочем, если он инкрустирован перламутром, я даже могу поразмыслить над твоим предложением… — У меня нет ни бабки, ни гребня, — Ханна сузила глаза. — Но я могу достать то, что вы попросите. Мой брат болен. Мне нужен мед. — Сколько? — Август лениво облокотился на дверной косяк. — Мой мед стоит дорого, девочка. Мои пчелы трудились без устали, запечатывая жар летней земли в эти соты. Могу поспорить, ты не найдешь ничего, что бы я принял взамен. — Стакан. Нет… — Ханна замешкалась и исправилась. — Полстакана. Хотя бы полстакана. Четверть фунта. Август беззвучно затрясся от хохота, но смеялся беззлобно. Высохший старик с глубокими залысинами, одетый в длинный халат из плотного темного бархата. Девчонка, переминавшаяся с ноги на ногу на парадном крыльце, его забавляла, но было в ней и что-то привлекательное. Подростковое упрямство? Неважно. В любом случае, ей не на что будет купить целую четверть фунта меда в такой дефицитный сезон. — О-о-о, наивное дитя, — он протянул, обнажая ровные желтоватые зубы, — я могу дать тебе эти полстакана даже бесплатно… При одном условии. Ты предложишь свою цену, и она меня удивит. Это непросто, девочка. Поверь, очень непросто, кхе-кхе. Ханна стащила капюшон и повела плечами. На крыльце было прохладно, но бортник ни за что не пригласит ее домой. Никогда. Это не Грета. — Я могу принести вам вещь из другого мира. Из их мира. Оттуда. — Не удивила, — равнодушно цыкнул Август. — Это предлагают многие. — Предлагают, — хитро ухмыльнулась Ханна. — Всего лишь предлагают. А я принесу. Одну, две, три. Сколько будет нужно. Старик поджал губы и посмотрел на девочку сверху вниз. — С чего ты взяла, что мне это нужно? Почему ты решила, что я соглашусь? — Потому что никто из вас не может туда ходить, — выпалила Ханна, набравшись смелости. — Каждый раз, когда вы, старики, идете в подземелья, они забирают вас с собой. Я помню, как погибла Грета. Помню, как погибла ваша жена. Она ходила туда, а потом вернулась и… — Довольно! — лицо Августа исказила странная гримаса, он раздосадованно дернул себя за полу халата и уставился на Ханну — неприветливо, почти злобно. — Ты ответишь на мой вопрос, пока я считаю до трех. После этого я запираю дверь. Раз… Два… — Я принесу то, что принадлежало вашей жене, — Ханна навалилась на косяк, не давая закрыть дверь. — Все знают, что она оставила что-то в подземельях. Я найду это и верну вам. А вы взамен позволите мне вылечить Ганса. — Моя жена не смогла вылечиться, а ты хочешь спасти своего пацана? — с болью прошипел Штратц, выпуская ручку двери из цепких пальцев. — Ну-ну, пробуй. Пытайся. Считай, что я принимаю твое предложение — только для того, чтобы ты убралась ко всем чертям и не бередила мне душу. — Прекрасно, — Ханна триумфально улыбнулась, стараясь не замечать мерзкого ледяного страха перед подземельями. — Где мой залог? Старик явно так хотел избавиться от девчонки, которая некстати принесла ему на ночь глядя нежеланные воспоминания, что уже был готов пожертвовать драгоценным лакомством. Шаркая, он удалился в кладовую, после чего вернулся и всучил ей крошечную склянку с притертой крышкой. — Ты придешь с обещанным завтра. Завтра я отдам остаток после того, как увижу твою плату. Доселе не показывайся на глаза мои. Дверь захлопнулась прямо перед лицом, но Ханна была довольна собой. Из словесных перепалок со Штратцем было сложно выйти победителем. О том, что ей придется спускаться под землю, пусть и по проторенной братом дорожке, она старалась не думать. Спрятав склянку поглубже за пазуху, девочка припустила со всех ног домой. У нее было время до завтрашнего дня, чтобы поставить на ноги Ганса, а потом… Она не знала, где будет искать то, что пообещала старику, но сделка была заключена. Соглашение, заключенное в этом городе, не могло быть нарушено — за этим строго следили Смотрящие, и она не помнила случаев, когда кто-то осмеливался пойти на обман или мошенничество. Выбирать было не из чего, и оставалось надеяться, что ей повезет.Румыния Германштадт XII