Тактильная стимуляция

Калеб не мог усидеть на месте. Это было едва ли не первым, что Молли о нем узнал. Он вечно то потирал пальцы, то гладил кота, то переминался с ноги на ногу. Каждый раз, когда они оказывались в каком-то новом месте, Калеб первым делом проводил пальцами по всем плоскостям, по стенам, столам, стульям и окнам. Казалось, он жил одним осязанием, неугомонный в своем беспокойстве если только не начинал перебирать, вертеть и крутить что-то в руках. Молли хорошо известны привычки Калеба. Так что по правде он сам виноват в своем нынешнем затруднительном положении. Пару мгновений назад хвост тифлинга дернулся так близко к Калебу, что ненароком задел его по руке, но не успел Молли открыть рот, чтобы извиниться, как тот уже рассеянно обхватил его хвост пальцами. Взгляд волшебника даже не оторвался от книги, и Молли не был уверен, что Калеб заметил, что сделал. Впрочем, уже это было настолько скверно, что у Молли вырвался судорожный вздох, но тут Калеб по своему неугомонному обыкновению принялся теребить кончик хвоста. Пальцы волшебника пытливо прослеживали каждый дюйм чувствительного придатка! Молли пришлось закусить губу, чтобы подавить рвущиеся из горла звуки. Он загнан в ловушку, ведь теперь попросить Калеба остановиться означает привлечь его внимание к тому, что именно он делает. А ведь Моллимок так старался, чтобы Калеб больше не испытывал неудобств с близостью. Рядом с людьми, которые теперь его окружали. Рядом с Молли. То, что Калеб смог коснуться его неосознанно, даже не задумавшись об этом — было несомненной победой, но Молли понимает: если он хотя бы намекнет, что это неправильно или плохо — Калеб тотчас вновь замкнется в своей раковине. Однако, судя по тому как стремительно развиваются события, Калеб все равно узнает. Ведь то, что он делает — настолько приятно, что у Молли словно электрические искры стреляют по позвоночнику при каждом поглаживании и сжатии. Он едва сдерживает себя, чтобы не начать сладостно извиваться, не говоря уже звуках, рождающихся в горле. И карты Таро лежат перед ним уже целую минуту нетронутые! А значит, Калеб вот-вот заметит. Пальцы волшебника плавно скользят по всей длине хвоста, оглаживая каждый изгиб и гребень, пока вновь не добираются до кончика, чтобы обвести его стреловидный заострённый контур, заставив Молли жестко стиснуть пальцами край стола. И кстати о жестком, его член в штанах уже болезненно набух, и Молли чувствует, как он подрагивает каждый раз, когда Калеб большим пальцем щелкает по острию хвоста. Боги, если он продолжит в том же духе, Молли кончит прямо здесь, посреди гостиничной столовой! Он должен что-то сказать. Он действительно должен… Спина Молли выгибается, и он сдавлено ахает, когда Калеб сжимает пальцы чуть ниже кончика хвоста. Черт подери! Его единственное спасение в том, что Калеб по-прежнему слишком поглощен книгой, чтобы заметить, что Молли рядом медленно разрывается на части. — К-Калеб, — задушено выдыхает он, едва заметно ерзая на своем месте. Но Калеб в ответ лишь что-то рассеянно мурлычет, не отрываясь от книги. Молли жмурится и пробует снова. — Калеб… хвост, — это все, что он способен выдавить из себя, прежде чем окончательно проиграет, позволив стонам вырваться, и едва слышно скулит. И это привлекает внимание Калеба, ну конечно, еще бы нет! Волшебник отрывает взгляд от страниц книги, и Молли ясно видит, как он вникает в происходящее, осмысляя, где сейчас его рука и сопоставляя это со звуком, что Молли только что издал. И тифлинг наблюдает словно в замедленной съемке как Калеб приходит к совершенно неверному выводу. Его глаза расширяются, и рука резко отдергивается прочь. — Tut mir Leid, Molly! * — торопливо произносит он, и хотя Молли не говорит по-земски, паники на лице Калеба достаточно, чтобы уловить смысл, — Я просто не знал, я… сделал тебе больно? Он внезапно замолкает и опускает взгляд на свою руку, но Молли понимает, почему, лишь проследив за его взглядом. Его хвост устремился вслед за отпрянувшей рукой Калеба и обвился вокруг его запястья. У этого поганца есть собственный разум! — Это… не больно, — мягко поясняет Молли, — Все в порядке. Калеб перевел взгляд с хвоста, обвившего его запястье на лицо Молли и обратно. На его лице возникло то же выражение, что и всегда, когда волшебник что-то напряженно соображает, и Молли практически видит, как бешено закрутились колесики в его голове. — О, — наконец выдает Калеб, и Молли расширившимися глазами смотрит, как он протягивает руку, чтобы вернуться к поглаживанию стреловидного кончика хвоста. И это даже лучше, ведь теперь он делает это намеренно, и Молли чувствует, как пальцы ног сжимаются внутри сапог. — Блядь, Калеб! — всхлипывает он, закрыв глаза. И слышит, как Калеб что-то задумчиво бурчит, пока его пальцы медленно скользят по всей длине хвоста с еще большей целеустремленностью, нежели прежде. Движения по-прежнему легкие, но уже не отстраненные. Ощущение внимания Калеба всецело сосредоточенного на нем само по себе соразмерно ласке. — Желаешь, чтобы я остановился? — спрашивает Калеб, и Молли исступлённо трясет головой. Он поражен тому, что Калеб продолжает. Он полагал, что этот человек станет стесняться такого рода вещей, не решится следовать дальше. И уж конечно он не ожидал, что Калеб позволит себе выделывать подобное на людях. — Каково это для вас? Боги, неужели Калеб ожидает, что он будет еще и говорить? — Это хорошо, — выдыхает Молли и прикусывает губу, когда от очередного нажатия его позвоночник пронизывает сладкая дрожь. Калеб медленно ведет рукой вниз, и Молли скулит, когда его пальцы приближается к наиболее чувствительной точке. Он закусывает губу сильнее. В комнате кроме них есть еще люди, и он не хочет, чтобы его вышвырнули прочь. — Значит, внизу чувствительнее? — осведомляется Калеб, и Нотт права, он чертовски великолепен, он восхитителен, он сжимает хвост у самого основания, и Молли умирает. Его член резко вздрагивает, и рука взлетает, чтобы стиснуть плечо Калеба. — Да, — он задыхается, едва сдерживая стон. Он мучительно напряжен, до боли, невыносимый жар пылает внизу живота, и, если Калеб продолжит, Молли не поздоровится. — Ты великолепен, — бормочет Калеб, почти с благоговением. В других обстоятельствах Молли польстил бы такой тон, но сейчас он слишком занят тем, чтобы не стонать и не изгибаться слишком явно. Он уже не может давить в себе каждый тонкий звук, и каждый вздох вырывается тихим стоном. Его хвост отстраняется от руки Калеба, чтобы тут же прижаться к его спине, и Молли бы сгорел от стыда за собственное поведение перед другими незнакомцами в комнате, если бы только мог соображать. Но сейчас это лишь распаляет наслаждение. — Калеб, пожалуйста, — он хватает ртом воздух и жмурит глаза, когда мужчина слегка поглаживает основание его хвоста. Он уже такой твердый. Это больно, и Молли чувствует, как штаны спереди уже насквозь влажные от просочившейся жидкости. — Ты можешь кончить от этого? — спрашивает Калеб, и в его голосе звучит удивление, а Молли хочется рассмеяться, потому что он не только может, но еще и неизбежно сделает это в этот самый момент, если Калеб продолжит делать то, что делает. Так что вместо ответа он лишь кивает, рвано выдыхая, когда Калеб сжимает пальцы вновь. — Ты близко? — интересуется Калеб уже шепотом, и Молли осознает, что он наклонился ближе. Какое же, мать его, зрелище они сейчас представляют! Молли не знает, на что сейчас похоже его лицо, но уверен, что любой, бросив взгляд в их угол тут же поймет, что происходит. У Молли перехватывает дыхание от одной этой мысли, титаническим усилием воли заставив стон звучать мягче и ниже. Он кивает и Калеб мягко стонет в ответ. Этот звук заставляет член Молли дернуться, и он прижимается к столешнице, чувствуя, как бедра начинают мелко дрожать.  — Сделай это, Моллимок, — мурлычет Калеб, и он так близко сейчас, что Молли ощущает его дыхание на собственной шее, — Кончи для меня, я хочу увидеть. И Молли не остается ничего другого, кроме как подчиниться. Он наклоняется вперед, прижимаясь лбом к разбросанным по столу картам Таро, и его бедра содрогаются, когда он изливается себе в штаны. Он сильно кусает губу, но не может подавить низкий стон, сорвавшийся с губ в последний момент. Словно издалека Молли слышит, как Калеб издает тихий благоговейный звук, но он слишком занят, вздрагивая и задыхаясь от остаточных толчков, чтобы сделать что-то кроме машинальной констатации. Когда он все-таки приходит в себя, Калеб отпускает его хвост, и Молли ему за это благодарен. Подобные вещи после оргазма происходят ошеломляюще быстро. — Все хорошо? — снова спрашивает Калеб, и Молли улыбается, садясь на место. Калеб сейчас мог бы сказать о нем что угодно, но он неизменно вежлив. — Мне куда больше, чем просто хорошо, — отвечает Молли с дрожащим смешком. Он нарочно облизывает губы с видом почти непристойным и ухмыляется, когда Калеб вздрагивает. — А как ты? — он бросает многозначительный взгляд на колени Калеба, и тот краснеет. Дрочит его за хвост посреди таверны, а затем краснеет, стоит упомянуть его собственный стояк. Воистину этот человек — ходячее противоречие. — Я… я в порядке, ja, — откликается Калеб, чуть запинаясь. Хвост Молли снова подергивается и взгляд Калеба тут же следуют за ним. О, это восхитительно. — Мы могли бы подняться наверх, и я бы сделал тебе больше чем хорошо, — предлагает Молли. Румянец Калеба становится гуще. — Тебе не нужно этого делать, — говорит он, мгновенно ретируясь назад, к своей книжке, — Ты ничего мне не должен. И сердце Молли разбивается, хоть и самую малость. — Я предлагаю не потому что считаю, что обязан тебе, Калеб, — возражает он и тянется, чтобы взять волшебника за руку, — Я предлагаю, потому что хочу. Взгляд Калеба устремляется к Молли, он всматривается в лицо тифлинга, словно надеясь выявить ложь. И хмурится в замешательстве, так ничего и не обнаружив. — Может быть, позже, — предлагает он, и Молли выдыхает. Позволяя ему отступить. Он лишь наклоняется очень близко, чтобы поцеловать Калеба в щеку и повернувшись так, чтобы его губы коснулись уха мужчины, шепчет. — Буду ждать с нетерпением, — промурлыкав это, он чувствует, как Калеб дрожит. Это просто даст ему время подготовиться. *Прости меня, Молли (нем.) — в мире Critical role Земнийский, т.е. язык родины Калеба отождествляется с немецким языком.