Совместимые

      На холсте – текстурная, жесткая белизна. Даже на снег не похоже, скорее на застывший волнами пластик, освещенный холодным, искусственным светом...       - Надо же. Это что-то новенькое.       Маркус вздрагивает и снимает с головы темно-синие наушники. Увлекся процессом, почти забыл, что не один во вселенной. Он и сам на картину смотрит с легким недоверием – не похоже на то, что обычно выходит из-под его руки, если позволить образам свободно перетекать на холст.       Карл переводит взгляд на Маркуса и вдруг улыбается:       - Когда-то я мог понять каждый твой рисунок. Они говорили мне даже больше слов...       Его голос звучит тише обычного, а лицо кажется изможденным. Тяжелая ночь: с каждым годом их становится все больше, как и таблеток на столике у кровати. Но в глазах – привычная проницательность, по-доброму насмешливая и теплая.       - Как ты себя чувствуешь? – Маркус спрашивает осторожно, зная, что Карл не любит обсуждать состояние своего здоровья.       - Уже лучше. Ты же знаешь, немного сна, пара уколов, и я снова как новенький. Не о чем переживать.       В студии солнечно и тепло, но Карл все равно прячет руки в рукавах свитера. Маркус знает, что это вполне нормальная реакция, он видел ее не раз, но все равно не может побороть чувство тревоги.       - Может, мне стоит остаться еще на пару дней?..       - Я уже иду на поправку, и рядом со мной круглосуточно торчит профессиональная сиделка. Мальчик мой, ты же слышал, что все уже позади, - Карл пожимает плечами, - Может, мое тело уже не то, что раньше, но и до развалины мне еще далеко.       Маркус некоторое время молчит, но потом кивает, соглашаясь. Сейчас его присутствие ни на что не повлияет.       - Лучше расскажи мне об этом, - Карл снова обращает внимание на холст, смотрит изучающе, сосредоточенно, - Интересный сюжет.       Посреди белизны застыла человеческая фигура. И все в ней – покой, тепло, мягкость, расслабленное спокойствие. Кажется, будто ей не страшны ни окружающий холод, ни жесткие иглы, норовящие добраться до ничем не защищенной кожи. Глаза закрыты, руки вытянуты вдоль кукольно-бесполого тела.       - Я просто... – Маркус замолкает, хмурясь, - рисовал то, что пришло в голову.       Карл кивает, переплетая пальцы:       - Твои навыки растут с каждым годом. Я рад, что ты пробуешь разные стили и темы, нет ничего страшнее художника, переставшего искать новое. Однажды ты превзойдешь меня, - он говорит это мимоходом, как очевидный факт.       - Карл...       - Не пытайся спорить об этом, - он только улыбается, видя растерянность Маркуса, - У тебя есть все, что необходимо. Упорство, талант, ум... И лучший учитель, конечно же.       Они оба улыбаются этой старой шутке, понятной им двоим. ***       Саймон перелистывает страницу и понимает, что толком не запомнил ничего из прочитанного только что. Захлопывает книгу, не заботясь о том, как потом будет искать нужные строки, проводит кончиками пальцев по рельефной обложке...       На душе муторно и неспокойно.       Он просто не может перестать мысленно прокручивать в голове тот разговор в саду у Джерри, и чем дольше он это делает, тем большим дураком себя ощущает. Особенно учитывая произошедшее потом.       ...Норт жаловалась на то, что фильм оборвался на самом интерсном месте, Джош утверждал, что сюжет построен на штампах, так что предугадать дальнейшие события совсем не сложно, а Саймон просто кивал, пытаясь отогнать ощущение того, что вот-вот могло бы произойти нечто важное. Если бы у них с Маркусом была еще хоть пара минут наедине.       - Мог бы вообще не смотреть, если тебе не интересно, - Норт фыркнула, ткнув Джоша пальцем в грудь, - Сложно, наверное, жить таким занудой.       - Я не говорю, что предсказуемость плоха. Напротив, для большинства произведений массового искусства характерно следование шаблонам.       - Это все еще звучит занудно. Неужели нельзя просто наслаждаться вещами, не порываясь анализировать каждую деталь? Все в любом случае сводится к тому, что тебе либо нравится, либо нет. Вот, Маркус со мной согласится... – Норт обернулась, окинув взглядом высыпавшую в сад разномастную толпу, - Кстати, где он?       Чьи-то смутно знакомые лица, маски супергероев, красные пятна картонных стаканчиков – знакомой фигуры нигде не было видно. Саймон поправил сползшую оправу очков и шагнул в сторону дома.       Внутри оказалось относительно пусто, пахло алкоголем и подгоревшим попкорном. Коридор, не заполненный людьми, впервые показался таким огромным – хоть в гольф играй. Саймон прошел мимо парочки целующихся девушек, расположившихся на диване, заглянул в зал, затем на кухню. За те три раза, что ему доводилось бывать здесь, не находилось повода изучить дом подробнее, о чем он пожалел.       В непривычной тишине Саймон поднялся на второй этаж и растерянно оглядел ряд высоких однотипных дверей. Не хотелось вот так грубо влезать на чужую территорию, да еще и без разрешения. И без особого повода.       Может, все это: долгий взгляд в полутьме, личные вопросы, необъяснимое, словно в воздухе разлитое напряжение – просто ему почудились. И уход Маркуса с ними не связан совсем, а он, как последний дурак, накручивает себя и ищет повод дольше побыть вдвоем, надеясь, что это желание взаимно.       - Саймон? – знакомый голос раздался снизу, с лестницы.       Маркус стоял на ступенях, сжимая в руках мобильный телефон. Хмурый, озадаченный, напряженный.       - Хорошо, что ты здесь. Мне нужно уехать, срочно. Отцу плохо. Передашь это Джошу и Норт, ладно?       Саймон кивнул, словно в замедленной съемке наблюдая, как Маркус разворачивается и идет к выходу. Стало горько, стыдно и плохо – и от физически ощутимой чужой тревоги, и от собственного эгоизма. Толпившиеся на перефирии сознания глупые фантазии о том, что Маркус исчез, чтобы поискать место, где они могли бы поговорить с ним наедине, показались почти кощунственными на фоне реальной причины.       - Я могу поехать с тобой. Если хочешь, - слова сорвались с языка прежде, чем Саймон успел их обдумать.       - Не стоит. Все в порядке, я справлюсь сам, - Маркус махнул рукой, не оборачиваясь и не останавливаясь...       Потом был короткий разговор с Джошем и Норт, дорога домой, тревожное ожидание. Ночь тянулась мучительно, каждой секундой проходясь по туго натянутым нервам. Только под утро, когда Маркус написал, что с Карлом все хорошо, Саймон смог ненадолго забыться поверхностным сном, в котором он блуждал по длинным, холодным коридорам, разыскивая что-то важное и никак не находя. ***       Карлу оказывается достаточно пары дней, чтобы окончательно прийти в себя и начать с напускным раздражением упрекать Маркуса в гиперопеке и слишком частых звонках. Все возвращается в точку равновесия, утихает, словно океан после шторма, возвращается в берега привычных эмоций и графиков.       Но чего-то не хватает. До тянущей пустоты между ребрами и нервно закушенных пальцев, до бессмысленно-компульсивных завитков на полях лекционных тетрадей и ночной отупелой бессонницы. Нужна смелость, чтобы признать это, но Маркус признает – не хватает Саймона.       В том смысле, в котором его никогда и не было. Чтобы можно было вместе поехать к Карлу тем вечером и не строить из себя того, кто со всеми проблемами справляется сам. Позволить себе хотя бы минуту слабости, найти поддержку в чужих объятиях и утешение – в мягком, тихом голосе. Доверить себя, со всеми страхами, надеждами и слабостями, и получить такое же безоговорочное доверие в ответ.       Понимание этого неожиданно четкое, возникает само собой и исчезать не торопится. Как и мысль о том, насколько права была Норт – абсурдно бояться потерять то, чего не имеешь.       Так что все стройные, продуманные до каждого жеста и слова планы признания начинают казаться фальшивыми насквозь. В них нет и десятой доли того, что Маркус имеет в виду, когда собирается с духом и все-таки говорит: «Ты мне нравишься».       В гостиной тихо, привычно-уютно, и тут эти слова кажутся уместными. Органичными, необходимыми. Саймон, до того увлеченно печатавший что-то на поставленном на колени ноутбуке, поднимает растерянный взгляд и пару мгновений молчит, прежде чем уточнить:       - Ты имеешь в виду?..       Он не продолжает фразу, только застывает, напряженно нахмурившись. Маркусу не нужно уточнений, чтобы кивнуть и ответить:       - Да, - после паузы, чуть тише, - что ты об этом думаешь?       Он уверен, что готов ко всему, и чувствует, что в любом случае станет только лучше. Честность приносит почти физическое облегчение, и даже непривычная уязвимость – чувство, которого Маркус всеми силами избегал долгие годы, не пугает. Пусть даже это окажется не взаимно, но Саймон тот человек, рядом с которым можно (и почти хочется) быть уязвимым.       Совсем не то, к чему он привык. Не страстные объятия в чьей-то пустой спальне, пока за стеной пульсирует громкая музыка, а в голове шумит алкогольная пустота; не осторожный поцелуй на втором свидании (потому что хорошие девочки не целуются на первом); не флирт с симпатичной официанткой, заканчивающийся долгожданным номером, записанным на салфетке. Маркус вообще не уверен, как это работает, и работает ли, когда два человека сначала живут бок о бок, а потом один из них признается в симпатии.       Саймон улыбается, сперва нерешительно, но потом широко и искренне. Он снимает очки и откладывает ноутбук, встает, делает шаг вперед, оказываясь близко-близко, так, что Маркус может разглядеть плавный переход от прозрачно-голубого к серому у самых его зрачков.       - Я думаю, что тогда тебе стоит меня поцеловать.       Маркусу кажется, что это отличная мысль.       Дыхание Саймона на вкус как апельсиновые леденцы, а губы – нежные. Он целуется неторопливо, изучая, поглаживая шею Маркуса теплыми пальцами. Все посторонние звуки и ощущения отходят на второй план, превращаются в размытый фон для все ярче разгорающегося в груди счастья.       Улыбка Саймону безумно идет, особенно чуть смущенная, на порозовевших от поцелуя губах. Он глубоко вдыхает, прижимается к Маркусу, обнимая и устраивая голову на его плече:       - Может, сходим в кино? Или на выставку. Хочу пригласить тебя на свидание.       - С тобой – куда угодно.       Саймон смеется и Маркус его смех не просто слышит, чувствует – щекотное дыхание рядом с шеей, дрожь в грудной клетке. Объятия становятся крепче, надежнее.       - Чуть не забыл сказать. Ты мне тоже нравишься.