Возненавидь, трахни и влюбись.

Всю ночь Дазай рыдал. Он больше не хотел тут жить. Он просто хотел умереть, ему больше ничего не нужно. Для него самоубийство — это выход. Больше никаких страданий, переживаний, мучений. Всего этого попросту не будет существовать. Миру будет лучше без него. Так думал наш суицидник. Поэтому рано утром, в 4:00, Осаму пошёл на крышу, чтобы наконец-то закончить свои похождения на этой «прогнившей до основания» планете. И плевать на сбывшуюся мечту и цели, на друзей и на себя — всё это будет в забвении после нескольких шагов вперёд. Осталось лишь упасть. Лёгкий прохладный ветерок дул в лицо Дазаю. И уже начало подниматься солнце. Рассвет был неимоверно обворожительным сегодня. По крайней мере так ему казалось. «Последний раз я вижу это солнце…небо…облака, именно такое я и хотел увидеть». Достоевский спал на удивление хорошо в эту ночь. Но ему пришлось встать довольно рано с кровати, ибо ему просто стало плохо. Голова кружилась и всё в таком духе. «Я питаюсь не очень хорошо в последнее время». Проглотив очередную таблетку, Фёдор лёг обратно в кровать. Но не прошло и 10-ти минут, как раздался хлопок входной двери, словно кто-то захлопнул её за собой. «М?» Русский решил проверить что же там такое, не послышалось ли ему? Проверив и комнату Осаму, самого суицидника он не обнаружил. Недолго надо было догадываться, что ушёл именно Осаму, кому ещё-то? «Чёрт…» — Госпади, Дазай! — крикнул Федя, мысленно подтвердив свои догадки. Суицидник стоял у самого края крыши, уже давно решившись на отчаянный шаг. — Не подходи, иначе я прыгну! — уверенно заявил шатен. «А он не шутит», — взволнованно подумал Фёдор. — Хватит дурака валять, отойди от края, — спокойно попросил Достоевский. — Ты сказал мне подумать над своим поведением. Вот я и решил, что умру сегодня. По щекам Дазая снова потекли слёзы. Сам Дост очень долго думал и над своим поведением. И заплаканного Осаму он больше не хотел видеть. «Это я его довёл? Я поступил довольно жестоко…» — Я всё исправлю, — произнёс Федя, — только прости меня. "Хотя я сам знаю, что сделанного обратно не воротишь". Шатен был в лёгком шоке и чуточку отошёл от края. Извинений от него он не ожидал. Зная натуру Достоевского, с трудом в это верилось. — Думаешь, что я вот так просто прощу тебя? Не выйдет, я…умру…умру, умру, умру — повторял без умолку суицидник, закрыв лицо руками. — Не умирай! — молил Фёдор. — Я совсем не понимаю тебя и то, что ты делаешь, твои поступки не состыковываются с твоим разумом. Казалось бы, ты хочешь сделать как лучше, а делаешь всё только хуже, — начал высказывать свои мысли Дазай сквозь всхлипы. — Я долго думал над тем, что сделал, — не сдавался Достоевский, — я поступил ужасно. Но прошу, не умирай и останься со мной. Я больше не причиню тебе вреда. — Как я могу тебе доверять? Ты с самого начала сделал меня своей собственностью без моего желания, — продолжал Осаму, — я уже ничего не хочу. — Я могу понять тебя. Так что хотя бы не умирай и я больше не притронусь к тебе, Дазай. Но шатен будто и не слышал его последние слова и буквально уже сделал прыжок. Какое-то мгновение... Его спасла от смерти быстрая реакция Фёдора. Он пулей подбежал к нему, схватил за толстовку и прижал к себе. — Сказал, что не будешь трогать меня, — произнёс Осаму, находясь в объятиях Доста. — Но ты шагнул вперёд, соответственно, моё обещание теряет смысл, — обнимая суицидника, проговорил Федя. В глубине души Дазай любил Достоевского. Его гордость уступила чувствам, и он обнял его в ответ. Красивый рассвет сегодня, друзья.