Счастье человечества

       Мне стоило уже бы задуматься над своими действиями. Я не говорю сейчас о чем-то достаточно масштабном, но вот например я должен был бы подумать о том, чтобы отказаться от того же курения. Хотя к черту. Не уверен, что меня хоть что-то убьет раньше, чем облучение, если только сам не постараюсь для этого. Молодец, Валера, думай о таком больше. На улице сейчас хорошая погода для вечера, не жарко, не холодно. И вроде бы радоваться надо, но я даже не слышу шелеста листвы, я не слышу пения птиц. Конечно же вокруг не вакуум, неподалеку снуют рабочие и местная охрана, шурша слоями одежды, шаркая тяжелой обувью и потрескивая все теми же сигаретами. Я слышу как ближе к поврежденному энергоблоку свозят пустые тачки, как в них опускают тяжелые лопаты с горячей землей. Как по иссушенной почве летят пыль и камни. И иногда, совсем редко, я слышу этот легкий треск, словно помехи в телефонной трубке. Мне все чаще кажется, что я просто уже выдумываю его, чтобы создать себе хоть какой-то фон, вроде музыки. Будь я более близок к чему-то вроде искусства, обозвал бы этот треск "симфонией Смерти" или чем-то подобным. Произведение, которое никто никогда не захочет услышать повторно. Я достаю сигарету, кручу в руке. Затем поджигаю одну из последних спичек, которые валялись рядом на столике и смотрю на нее, пока она не догорает до середины и не начинает жечь мне пальцы и затем прикуриваю. Люди любят смотреть на огонь. Он дарит тепло, свет, какое-то внутреннее успокоение. И смерть. Сколько же людей тогда смотрели на пожар четвертого энергоблока? Сколько восхищения он в них вызывал свои цветным пламенем, находясь далеко далеко от них. Не хочу даже думать какой ужас он вселял в бедных пожарных с ночной смены. Господи. Мне выдались хоть какие-то свободные минуты в череде этого беспробудного кошмара в который меня отправили. Вру. Все вокруг знают, что врать я не мастак, об самообмане даже говорить не стоит. Я сам сюда прибыл, сам взялся за это. Подписал себе смертный приговор. И вместо того чтобы просто спокойно посидеть и выкурить очередную сигарету, размышляю о смерти. Все едино, куда ни плюнь, я снова приведу монолог у себя в голове к одному. Да если уже и прямо говорить, в итоге то и я в земле окажусь. Для чего вообще это все? Зачем я здесь оказался? Для чего? Я знаю, но не могу сказать вслух. Мне от чего-то страшно. Тушу бычок об край столешницы и кладу в блюдце, которое мы обозвали пепельницей. Чтобы вокруг не происходило и как бы долго все это бы не продолжалось, но разбрасываться мусором все еще остается непомерным свинством. Главное не забыть потом прибрать здесь. Я осматриваюсь вокруг. Ящики, коробки, вагончики, несколько машин, редкие перемещения людей, грязная трава и серая пыль. Сколько мы уже здесь? Картина настолько долго не меняется, что мне кажется уже никогда и не соизволит. Хотя, конечно, мы выезжали в Москву и нам выделены номера в припятской гостинице. Довольно уютно по сравнению с моими попытками засыпать за столом на скрипучем стуле все в том же вагончике. И все же, что здесь всё цвета земли и мха, что там. Меня правда радует небольшой сквер перед самым входом, где я довольно часто прогуливаюсь перед тем как уйти спать, если я вообще ухожу. Наверное, меня в большей степени радует, что в нем все еще стоят зеленые деревья и кустарники, это привносит хоть какое-то цветовое разнообразие. Иногда там пробегают псы, которых еще не успели отстрелить. Я никому не сообщаю о них, я себя не прощу за это, живые твари ведь, хотя я и понимаю уровень опасности даже от такой мелкой кучки зверья. Я закуриваю новую и добиваю последнюю спичку у себя в запасе. Кажется это знак, что пока с меня хватит. Вдыхаю терпкий дым. Наверное, когда скончаюсь, я буду скучать по табаку. Если после жизни вообще можно скучать по чему-либо. Я встаю со своего места и направляюсь к дальним вагонам. Я уходил от них с целью чуть побыть одному, но чем дольше я так остаюсь в одиночестве, тем быстрее я впадаю в полное уныние. Мне иногда кажется, что люди избегают смотреть на меня, потому-что встречаются взглядом вот с этим вот, как бы обозвать то, что происходит с моим лицом в такие моменты. Но чаще избегаю на людей смотреть я. Не люблю, это отвлекает, вводит в ступор. Я приблизился к крайнему ряду вагонов. Здесь довольно шумно для такого места, в дальней части этого "лагеря" ребята из местного ополчения что-то напевают и глушат уже явно не первый стакан. Я их не виню, в конце концов жизнь идет, а я прикладываюсь к алкоголю не меньше них и то из-за необходимости. Вот по водке после смерти я скучать не буду, это я уверен. Направляюсь к своему рабочему вагончику. Вижу около него Бориса. Одет в черное пальто, хмурит брови. Сидит на стуле, тоже курит, задумчиво смотрит перед собой и в никуда, если так вообще возможно делать. Я почти уверен, что только он так и может. Рядом с ним, примерно в метре, есть свободный стул, вытащил наверное из вагона оба разом. Присаживаюсь, докуриваю то, с чем сюда шел. — Иногда, пожалуйста, сообщай, что идешь проветриться. Это не приказ, просьба. Щербина чуть развернул ко мне лицо, прищурил глаза и затянулся. Он был мною недоволен. Это довольно редко происходит, хотя может он просто не говорит об этом в слух, как сейчас или тогда, когда ему не понравился узел моего галстука. Скорее он одаривает меня взглядом чистейшего непонимания и награждает молчаливым порицанием "Валера, тебе не три года, будь взрослее и собраннее". — Тебя нигде не было, только спустя время я сообразил, что ты не унесся куда-то падать брюхом на алтарь науки, а просто... Он не договорил, многозначительно нарисовав круг сигаретой в воздухе перед собой. "Ушел". Как-то раз я не особо подумав ляпнул ему, что в няньки его никто не записывал, после чего со мной не говорили несколько часов к ряду. И это мне три года, ха. Да, он ответственный за многие вещи, он отчитывается перед вышестоящими, перед КГБ, ему же отчитываются нижестоящие. И сидит он здесь, чтобы никто не наделал вздора еще хуже, чем уже сделали. Но при всем этом он взвалил на себя и мою персону. Я не жалуюсь, в некоторых ситуациях он очень помогает. Я не всегда сговорчив, так что в этот момент он просто незаменим. — Больше не повторится,- коротко кивнул и щелчком выкинул бычок в пепельницу. Кажется мой ответ его не совсем устроил, но лучше чем ничего. — Шахтерская бригада трудится как в не себя. Все еще в чем мать родила, но я не смог их уговорить даже на минимальную защиту,- он помотал головой, выпуская дым через нос,- их понять можно. Они уже приговорены. Щербина потушил сигарету и снова задумался. Приговорены. Как и я. Как и он. Помню его лицо, когда я сообщил ему, что нам осталось не больше пяти лет, его болезненную бледность. В этот момент, кажется, поседел еще больше, чем мог. Но в то же время он так остервенело принялся заниматься зачисткой, что мне кажется, что я не зря тогда так с ходу вылил ему это. Что-то в нем сломалось. Интересный человек. При первой встрече язык бы даже не повернулся бы это сказать в его адрес, даже не попытался бы. Он казался мне надменным, строил из себя невероятно всесторонне знающего, он был грозным. Пугал одним словом, к тому же он почти готов был выкинуть меня из вертолета, а всех внутри убить в облаке радиоактивного пепла. Обычно такие люди не вселяют доверия, но... Я осмотрел его фигуру. Это все был тот же Щербина, что и на том заседании, спина ровная, волосы зачесаны. Кроме одного момента. Вся его сущность стремилась сделать все ради блага людей, а не правительства или себя. Находил все необходимые инструменты, рабочих, вывозил с зоны поражения жителей, организовывал и следил за порядком. Помогал мне. В моменты полной занятости чем-либо он был страшен. Он откровенно крыл КГБ, всех министров, некомпетентных работников, даже самого Горбачева матерными словами в несколько этажей, активно жестикулируя, пока его никто не видит, кроме меня соответственно. Иногда ломая казенные вещи. Телефон нам тогда везли черт знает сколько. Из того, что Борис вынес на улицу, нельзя уже было не то что звонить, это нельзя было даже взять. Честно, попади ему под руку в тот момент что-то еще, например человек, он бы и его в порошок стер. Любопытно, что временами он был самим спокойствием и организованностью. В такие моменты он учился. Задавал вопросы, слушал, не прерывая. Он не физик, не ученый муж этой сферы, но он слушал и запоминал, оперируя дарованными ему знаниями во благо. Где не могу повлиять я, говорит он, но опираясь на меня. "Для этого ты здесь сейчас и стоишь, Легасов",- говорит он мне,-" ты задаешь движение, а я уже двигаю". Приделано ясный и четко функционирующий союз двух умных людей. Да, я определенно могу назвать его умным человеком. Он мне даже симпатичен. Перед моими глазами что-то пронеслось, я резко заморгал. Щербина с нескрываемой усмешкой, расслаблено облокотившись на спинку стула и скрестив руки на груди, которыми секунду назад взмахнул у меня перед носом, смотрел на меня в упор. — Вы во мне дыру протрете, товарищ Легасов,- он наклонил голову чуть в бок,- о чем думаем? Если бы я мог краснеть, я бы так на месте своего лица и поступил, но оно имело свойство только крыться пятнами и резко бледнеть. В мои планы не входило откровенно пялится на товарища Щербину и уж точно не говорить с ним на тему него самого же. Я снял с лица очки, протер одну линзу воротом своей рабочей куртки и надел их обратно. На этом моя имитация занятости была исчерпана. Следующая моя фикция заключалась в курении. Я быстро выудил сигарету из пачки прямо в нагрудном кармане, и начал ощупывать себя в поисках огня. Спичек не было. Это был хороший предлог уйти куда дальше от этого места на поиски и не вступать в этот диалог. Но меня опередили. Борис привстал, со скрипом и пылью придвинул свой стул ко мне, сел. Достал коробок и поджег спичку и поднес к моему лицу, прикрывая ее от якобы ветра. Не сообрази, что от меня требуют, я бы так бы и замер на месте. Прикурил. Борис взмахнул рукой, потушил огонек, но спичку не выкинул, крутя ее руками и пачкая пальцы сажей. — И все же? — Не думаю, что мои мысли настолько интересны,- я отвернулся и выпустил дым изо рта. — Мне интересно,- Щербина наконец выкинул спичку куда-то за спину и локтями на колени,- мне интересны мысли такого, как вы и сами Вы в частности, товарищ. Я чуть не подавился, но вовремя сдержался, чтобы эта ситуация стала еще более неловкой. Пожалуй, мне уже все равно не отвертеться. Сидит и разглядывает мое лицо. Ждет, что буду опять пытаться соврать. Все равно я не умею. — Думаю о разном,- я почти не соврал, так что это была победа. — Товарищ Легасов, давайте более развернуто,- Борис красноречиво приподнял одну бровь. Да и черт бы его побрал, в самом деле. — О смерти,- в этот момент Щербина слегка напрягся, но быстро взял себя в руки,- о людях, об огне, о цветах, звуке. Но в основном: зачем. — Что "зачем"?- Борис непонимающе бегал глазами по моим очкам, опустив все мои остальные темы для рассуждения. — Зачем все это. Вопрос не этический или моральный, это ясно и так. Мы здесь спасать,- я густо затянулся, глядя в сторону энергоблока,- но я пытаюсь понять зачем я здесь. Я развернул голову к Борису. Тот выпрямился, наклонил слегка голову вперед и все еще неотрывно глядел на меня. Что-то мне показывает, что сейчас в его глазах я из ученого превратился в редкостного дурачка. — Ты ровно только что ответил на свой же вопрос,- он кивнул на меня, как бы показывая на этот самый вопрос,- спасать,- с нажимом произнес. Я только пожал плечами и поник головой. — Я сидел там и думал, что в итоге мои дни завершатся в ящике под землей,- бычок улетел на стол,- и в итоге я дошел до другой мысли. Я не осознаю для чего стараюсь, если в конечном результате мы снова можем получить Это,- я неопределенно мотнул головой на ЧАЭС,- по причине абсолютно любой, начиная с продажных политиков и работников и заканчивая малейшим техническим сбоем. Я пытаюсь избежать максимального ущерба после взрыва, но большинство из нас умрет уже через год, а многие за пределами Чернобыля получат неизлечимые заболевания и это будет хуже смерти. Борис молча слушает. — Я столько думал над тем, что я мог быть дома, сидеть на руках с кошкой и не волноваться о таких вещах,- я обреченно вздохнул и перевел взгляд на Бориса,- я кажусь таким ничтожным, мои действия ничтожны. Щербина глянул куда-то на землю, облизал пересохшие губы. Выглядит он весьма озадаченным, меня это даже пугает. — Я тоже думал над этим,- он все еще смотрит куда-то в землю,- знаешь наши любимые лозунги в Советах: "Наша цель - счастье всего человечества"?- он поднимает вопросительный взгляд на меня,- мне они казались разумными ответами на все вопросы. И вот где мы теперь. Создаем счастье для всего мира человеческого. Как писали братья Стругацкие: „СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!“ Щербина чуть повышает голос на цитате, но в остальном спокойно говорит. Кажется его не радует отдавать Счастье, так еще и Даром, так к тому же и для Всех. Он достает сигареты и протягивает одну мне. Ладно. И опять же к черту. Он снова подносит спичку. Главное мне не привыкать к такой заботе. Мы молча курим. Время к закату, небо окрашивается огненными цветами, где появляются проблески розового и сиреневого. Я вглядываюсь в небо и ищу различия оттенков. Не мох и пыль. А значит уже невероятно красиво. Наверное, я бы скучал по этим цветам и чистому небу. Определенно. Я снова думаю, но уже над его словами. Да, я здесь с определенной целью. Мотивы просты - спасти всех и вся и чтобы в будущем был порядок. Но меня все равно это настораживает. Может проблема во мне? Я не хочу себя спасать, мне просто уже никто не поможет, даже моя семья, которым не сыскать счастья рядом с таким болезненным и умирающим мужем и отцом. Такой факт ничем не перебить, если только это будет не промысел чего-то высшего, в чем я лично очень сильно сомневаюсь. Или может проблема во всех. В этой огромной массе, совокупности живого и неживого. Слишком большой груз ответственности? Не все похвалят за труд, если вообще похвалят? Или может проблема в том, что масса беспорядочно движется к хаосу, саморазрушению. И как из кожи во не лезь, мы возвращаемся все туда же, но теперь уже тащим за собой и других. Тогда же ради чего я стараюсь, если не для себя и не для всех. Для кого? На самом деле, как бы и я не измывался над этими вопросами, ответ всегда был рядом, но произнести его в слух было бы фатальной ошибкой и не известно к чему бы это привело. Этот ответ в данную секунду курит сигарету в своем черном пальто и вместе со мной разглядывает небесную палитру. Я боялся и не ясно чего именно. Наверное я осознал это еще тогда. Когда сообщил в номере приблизительные цифры. Не заслуживает он такого. Вот чего ради я здесь. Я сморгнул. — Почему мне кажется, что это не то?- я развернулся всем корпусом к Щербине и прищурился, поправляя очки,- неужели это твой ответ? Человечество? Он взглянул на меня и улыбнулся уголками губ. Лучше бы на моих глазах бы еще телефон разломал от ярости, ей Богу. В такой позиции я даже не знаю что от него ожидать, эта улыбка не читаемая. — Будь я хотя бы раз подослан правительством, сидел бы я сейчас здесь?- он выпустил облачко дыма в мою сторону,- ноги моей не было бы в этом месте, а реактор горел бы уже синим пламенем и все, что находится под ним,- он красноречиво сморщил нос, как-будто почуял дым от того самого пламени,- ты плохого обо мне мнения, Валера. Я округлил глаза. — Это не то, что я имел в виду. — И что же тогда? — Я достаточно видел, чтобы понимать, что на Управление тебе уже давно и далеко чихать,- я уверенно кивнул,- семья? Борис потушил бычок. Не совсем осознаю, что это за словесная бойня идет. Почему он не может ответить мне напрямую, стыдится ли? — Они всегда в безопасности, они сильные и смогут справиться,- в его глазах мелькнула досада,- особенно теперь, когда меня нет рядом. С этим чертовым облучением,- он провел рукой по лицу и свел пальцы на переносице,- понимаю, что риск не не самый большой, что это хоть как-то их заденет, но все же. — Удивишься, так же я думаю и о своей,- он кивнул, то ли в знак удивления, то ли согласия с мыслью,- то есть даже не близкие? Щербина встал со своего места и сделал пару шагов в сторону. Сложил руки в карманы пальто и начал сверлить землю взглядом. — Иногда близкими становятся даже те, кому для этого, как Советам до Луны,- он развернулся в профиль, избегая попадания своего взгляда на меня,- я стараюсь ради счастья всего человечества, товарищ Легасов, и одновременно с тем ради счастья одной человеческой души. Я уставился на него в упор. И сейчас мне даже не будет стыдно его напрямую разглядывать. Здесь есть явный подвох. Не может же он иметь в виду меня. Это совпадение. Не может. — Пять лет, и это даже не точно,- он развел руки в стороны показывая масштаб проблемы,- и я в тот момент решил, что мне стоит постараться для человека, который готов свои оставшиеся часы посветить благому делу. Своего рода стать инструментом,- он подошел на шаг ближе ко мне,- и я хорошо справлялся, а тут ты со своими... Щербина снова провел рукой в воздухе, достаточно неоднозначно. "Мыслями"? "Переживаниями"? Я почти высказал ему в лицо, что его никто не просил об этом, но смог промолчать. Надо же. Я выкинул окурок и тоже встал с места. Ну, вот стоим мы тут с тобой, смотрим под ноги, а дальше что со всем этим делать? В конечном итоге что мы имеем. Я старательно выкручиваюсь с ответом, потому-что считаю его ошибочным. Но если я сейчас услышу прямое доказательство, что не я один тут помешался, то что будет? — Я все еще не услышал толкового ответа,- я скрестил руки на груди. Борис Щербина зло глянул на меня. Да, товарищ, я заставляю вас повторить то, что вы не хотите прямо озвучивать. Будьте любезны. — Я ради тебя застрял здесь, умник,- он сократил расстояние между нами и теперь возвышался передо мной, словно стена,- потому что считаю, что ты этого заслуживаешь больше многих, если не всех разом. Заслуживаешь счастья. В этот момент он из серьезного стал каким-то очень обходительным. Спокойным. И смотрит на меня, как на побитого. — Знаешь как это работает? Ты счастлив, а значит это пойдет на благо всех,- он положил руку мне на плечо и легко сжал,- если ты будешь улыбаться, значит и мне будет спокойней. А значит и человечеству. Пожалуй, я не был готов в какой-то степени. Но в этот же момент стало так спокойно. Как бы сильно я морально не давился вопросами будущего мира, сейчас я могу уверенно судить о том, ради чего я стою на этой проклятой земле, дышу этой серой пылью, каждый вечер выхожу гулять по скверу. У меня был ответ, но какой был бы смысл делать что-то, если человек не хочет получать от других ничего. Но вот оно. Я все это время боялся непонятно чего. Я осторожно киваю. Выжидаю пару секунд и крепко обнимаю стоящего пред собой. В ответ меня тоже обхватывают руками за плечи. Отходим на шаг друг от друга. Я никогда не был уверен, что улыбка мне к лицу. Но сдержать сейчас я ее не смог. Еще секунда и я начинаю смеяться. Впервые за столь долгое время я чувствую себя счастливым. Щербина смотрит на меня и тоже смеется. Я бы скучал по этому смеху. Я снимаю очки и вытираю их об куртку. Одеваю обратно и с нескрываемой радостью смотрю на Бориса. — Значит, счастье для всех?- я радостно развожу руками в стороны,- мне кажется, что если мы будем работать сообща, то счастья человечеству придет вдвойне. Борис кратко кивнул и достал из пачки очередные две сигареты. Нам бы обоим стоило отказаться от курения по-хорошему, но не сейчас. Да и пошло оно. Не время думать над такими мелочами. В землю всегда успеем. Другой же вопрос будем ли мы жить счастливо перед этим, даже если уготовано осталось не так много. Какова цена счастья для двоих людей. Даром ли?