Так спокойно. . .
По лазурному небу медленно, лениво плыли белоснежные облака, принимая причудливые формы, вызывая широкую улыбку. Глаза закрывались сами собой, окружающее пространство медленно темнело. Цок-цок-цок.Я словно на небесах. . .
— Открой. Молчу. Я слышу настойчивые удары в дверь. Он всё ещё не сдаётся, пытаясь меня увидеть, но я упрямо молчу, не позволяя ему пройти в эту дверь, увидеть меня. Он предатель. Всего лишь предатель, который не заслуживает быть счастливым. Он никогда не должен меня увидеть. — Открой мне. — Снова ударил. «Пошёл прочь. Уйди. Просто уйди!» — Я. Тебя. Ненавижу. — Сказала чётко, но он всё равно не слышит.Мир треснул на части.
В ушах снова стоял цокот лошадиных копыт, перед глазами плыли всё те же воздушные облака, а в груди пустота ухмылялась рваными краями, разрастаясь всё больше. Под рукой не было ничего из того, чем бы можно было остановить растущую пустоту, оставалось только сжимать и разжимать кулаки, оставляя на коже ладоней красные следы. Мы приехали, поняла я. Лошади перестали цокать копытами, а повозка остановилась. В городе, конечно, было хорошо, но мне кажется, что ничего лучше леса и лесной обстановки не может быть. Даже пустота меня на мгновение, казалось, отпустила, но нет. Мне никогда не быть полной, счастливой, пока… Хотя это не важно. Наше поместье за городом было достаточно большим, хотя жили мы не особо роскошно. У нас было несколько кур, с которыми я любила первое время играть, была своя корова, несколько лошадей и неплохо налаженное хозяйство. На пропитание нашей семье хватало. Жизнь здесь казалась не такой уж и ужасной, если бы в груди у меня не расцветало чувство всеобъемлющей пустоты. У меня внутри не было места даже собственным демонам вроде неуверенности, страха или ненависти, слишком большой была зияющая дыра в груди. Отец говорил, что судьба однажды обязательно сведет две связанные между собой души. Мать на это тепло улыбалась, и в глазах её искрилось пламя любви, счастья, который отзывались глухой болью в груди. Мне всё это было недоступно. Из пустой груди вырвался усталый вздох. В этом мире так ценятся родственные души, потому что без них в груди тяжкая, зудящая пустота, словно сердце на самом деле не бьётся. И у меня оно не бьётся. Меня предали. Внутри всё болезненно натягивается и плечо жжёт раскалённым клеймом, в доказательство самого факта предательства предназначеного судьбой. Эта боль заставляет скрежетать зубами и ненавидеть даже само слово. А счастье родителей давит на меня не хуже наковальни. Меня раздирает дикое желание сломать это счастье, выдернуть глаза родных, любимых людей, потому что у меня такого никогда не будет. Боль предательства до конца дней будет выжигать внутренности. Но если я не приму его, что тогда? Таких, как я больше нет. Никто ещё так яростно не сопротивлялся своей второй половине. Потому что о последствиях всегда рассказывают с самого детства, с молоком матери внушают — без соулмейта жизни нету. Они не представляют себе жизнь без этих оков, без целей встретится с нареченными судьбой и нарожать как можно больше детей. Я вижу всё. И помню ту самую сладкую жизнь, когда ты сам мог выбирать свой путь. Когда все ошибки и каждый день принадлежал тебе. Также как и любовь всецело принадлежит лишь тебе самому. Здесь родственная душа — смысл жизни. Без неё никак. Между нарисованной чужой рукой судьбы и гниением заживо выбрать сложно. Порой даже мучительная смерть бывает избавлением, особенно если в уголках сознания всё ещё хранится память о свободных вдохах; о взлётах и падениях; о неудачной любви. Собственная память загнала меня в ловушку, как любое свободолюбивое животное. Но я могла смириться с навязанной мне судьбой. Могла смириться с тем, что любовь всей жизни уже давно была предопределена, но меня предали. Тот самый, который должен стать смыслом жизни, нарушил эту связь. Он был с другой. За окном вновь начинается проливной дождь, поэтому я заворачиваюсь в теплое одеяло и достаю книгу. И в новом мире я ищу спасения от жестокой, невыносимой реальности. Даже здесь мой мир наполнен тёмным, липким слоем, который опутывает всё, до чего только может дотянуться. Это не бархатистая тьма из сказок и легенд. Это что-то страшное. То, что существовало всегда. Я называю это реальностью. Никакой мистики в этом нет. Даже читая сопливые романы, я могу отстраниться от дикой боли в плече, от скалящейся в груди пустоты и от невыносимых снов, где всегда был он. Между нами была неразрушимая стена и одна маленькая дверь, в которую он стучал не переставая. Я не желала его ни видеть, ни слышать. В моей книге не было романтики. Была борьба персонажа с самим собой и тяжелые жизненные выборы, заставляющие тонкие пальцы дрожать в напряжении. Я больше не могу терпеть даже намёк на романтику. Только не сейчас и не в этом мире, где от этой мерзости зависела вся жизнь и нельзя было сделать выбор. А ведь человек и вся его жизнь состоит только из выборов. Папа называет меня розовой принцессой и феей из сказок, а мне хочется криво скалиться и откусить ему палец. Я люблю родителей. Действительно люблю. Но терпеть не могу их счастье. Для них всех между любовью и смертью выбора не стоит, ведь встретить любимого человека куда лучше, чем гнить и выблевывать собственные кишки. Как одно огромное стадо, не имеющее мозга. И среди них я один единственный волк одиночка, который, наверное, предпочтёт долгую смерть. Я уже жила одну жизнь и расстаться с новой для меня не было так страшно. Родителей не жалко. Они могут родить ещё множество детей, которые будут куда более послушны и подойдут для этого мира, а мне было тяжко жить здесь. Свободу не может заменить никакая даже самая крепкая любовь. О свободе и моих желаниях можно было долго разглагольствовать, но смысл один и тот же: у меня не было выбора. Я не могу считать предателя хорошим выходом из ситуации. Пальцы сжали книгу и на коже стали заметна россыпь мелких шрамов. — Открой… — В его голосе проскользнули молящие нотки. Поджала губы, опираясь спиной о дверь. Внутри всё нестерпимо ныло от одной мысли, что он мог сдаться и вовсе сломаться. Из-за этой никчёмной связи не могла смириться с тем, что моя родственная душа может однажды перестать мои поиски. Другая моя часть довольно скалилась из пустоты и пыталась выбраться. Мог ли он… — Ничтожество. — Невольно шиплю на него. Как же не хочу кому-то принадлежать…И мой мир снова осыпается кровавыми осколками.
Резко открыла глаза, пока книжка долетела до стены и с глухим стуком упала на пол, оставшись одиноко валяться со смятыми страницами. Я даже не заметила, как умудрилась уснуть и вновь погрузиться в свой личный кошмар с бесконечной тьмой и навсегда закрытой дверью связи. Меня выворачивало наизнанку, словно я побывала в самых низах ада. Села на кровати и тут же устало упала, пытаясь разогнать липкую чернь собственной неполной души. Попытка отогнать чужие, не свои мысли была самой провальной во всех моих жизнях. Которых всего две. Дома было тихо. Звенящая в ушах тишина заставляла глаза нервно метаться от одного угла к другому после пережитого кошмара. Будь моя воля, я бы больше никогда не засыпала. Тряхнула головой и сделала вдох. Казалось, воздух застрял у меня в лёгких. Соскользнула с самой маленькой во всём доме кровати, ступив на холодный пол ногами и сморщилась. Мой ковёр был испорчен совсем недавно и теперь ходить босиком по комнате было просто невыносимо. Пробирало до костей. В поместье всегда сохранялась прохлада, чтобы летом можно было комфортно себя чувствовать. Но зимой, поздней осенью и ранней весной тут было просто невозможно находиться. Тут семейная ферма. Мы просто не можем переехать. На улице уже стемнело и, кажется, скоро начнётся ливень. Сильный ветер бился в окна и отдавался жутким шумом в пустых коридорах поместья, кроны деревьев с пожелтевшими листями бешенно шелестели. Задалась вопросом, как деревья ещё не сломались под напором такого ветра. Сердце ухнуло в пятки от особенного жуткого и какого-то даже мистического завывания ветра. Резко дернула ручку двери, сдвигая брови на переносице. Страх чего-то неизвестного и могущественного присутствует во всех людях. Тихо двигалась по коридорам, даже не ругая себя за суеверный страх. Это было совершенно бессмысленно. Люди всегда склонны ругать себя за необъяснимый страх перед чем-то, чего на самом деле нет или за глупую слабость, от чего сами же страдают. Если корить себя за что-то, то ничего на самом деле не изменится. Стоит не корить себя, а пытаться изменить. Наверное, тощий, маленький ребенок смотрелся довольно странно в этом огромном доме. Мне было совершенно некомфортно в большом поместье. Плечо вновь вспыхнуло жгучей болью из-за чего сквозь зубы вырвалось сдавленное шипение и я повалилась на пол. — М-мх… — Глаза заслезились. Рукой нащупала холодную стену одной рукой и кое-как встала, прислонившись здоровым плечом. И тут же схватилась прохладной рукой за пылающую жаром кожу. Больно… Что он там творит?! Такие боли не могут вспыхивать сами собой из ниоткуда, я точно знала, кто сейчас был виноват в моих страданиях и ненавидела его ещё сильнее. Нетерпимо больно было от этого. Он ведь тоже это чувствует! Ублюдочный мазохист! Гневно зарычала на своего «дорого» соулмейтика, поминая его всеми доступными матерными словами. Тупой, ублюдочный гад с мерзкой склонностью к мазохизму! Как жаль, что он меня не слышит. А то я могла бы сказать ему всё, что думаю. Зря отец считает меня маленькой, розовой феей с чистыми мыслями. Ой как зря…***
Плечо было заботливо забинтовано ласковыми руками матери, пока мы срочно направлялись обратно в Лионесс. Старалась изо всех сил игнорировать перепуганный шепот родителей, который, как им самим казалось, я не слышу. Они не хотели пугать ребёнка, но в итоге делали это ужасно неумело. Мне даже немного захотелось их расстроить. Но я этого делать не стала. Зачем? Я так и не поняла, чего именно они хотели добиться в городе, но это совершенно не моё дело. Свою проблему я знаю давно и чтобы они ни делали, вряд ли что-то смогут изменить. Скорее только испортить всё. Они хотели для меня как можно лучше, но они совершенно ничего не понимали. Как и не знали, что я не хочу знать своего соулмейта и когда-либо его встречать. Было… Стыдно. Так или иначе тема соулмейта была слишком личной и интимной, чтобы делиться этим с другими, даже если это твои собственные родители. Им не стоит знать о всех моих проблемах. И вообще знать обо мне лишнего… Я смертельно не хочу видеть на лицах родных людей разочарование во мне, ведь я просто отвратительный человек, совсем далёкий от понятия «чистое и непорочное дитё». Любопытно, что остальные в упор не желают увидеть мою истинную личность. А внутренняя тьма только рада этому, злобно потирая свои кривые ручки. Растянула губы в болезненной, кривой ухмылке. До Лионесса ехать пару часов, поэтому останавливались мы всего пару раз, чтобы размять затекшие мышцы или сходить по естественной нужде. Приехали мы, конечно, проголодавшимися, поэтому первый делом набили желудки, а дальше… Я так и не поняла, что именно искали мои родители и чего ждали, поэтому просто была на буксире. Моё любопытство периодически поднимало свою мордочку и тут же вновь засыпало, так и не найдя ничего интересного. Зевнула, прикрывая рот ладошкой. Скучно! Пнула ближайший камешек и сморщилась от легкой боли. Мягкие туфли — настоящее зло. Я пару раз перекатилась с пятки на носок и потянулась, хрустнув позвонками. Пока родители чем-то страдали, мне нужно было себя как-то развлекать, потому что пустота в груди удивительно яростно пульсировала и нужно было банально отвлечься. Хотя бы боль в плече меня не мучала. Заозиралась по сторонам и вздохнула. И вроде вот я взрослый человек. Прекрасно понимаю, что без разрешения куда-то уходить плохо, тем более куда-то уходить ребёнку в огромном, едва знакомом городе, но скука пробуждала что-то детское, игривое внутри. Банально хотелось найти приключений на пятую точку. Как будто мне и до этого их было мало. Поддаться желаниям или послушать голос разума? Ну, я человек, а люди всегда идут на поводу собственных желаний, поэтому… Банально было страшно узнать, что задумали мои родители. Я не сомневалась, что буквально через пару минут бега банально заблудилась и потерялась в толпе людей. Все они для меня были невероятно большими, словно я внезапно попала в сосновый бор. Сожалений нет. Моя скука развеялась, словно сон поутру, но теперь в крови гулял адреналин, а сердце, впервые за долгое время, развеяло пустоту. Сглотнула, восстанавливая дыхание. Нет, адреналин тут не причём… — Капитан! — Услышала я крик. Взгляд наткнулся на разношерстную компанию… У меня не было времени осмысливать всю информацию, поэтому мозг принял и великаншу и летающего мужика как должное, тут же переключившись на странного карлика. Он был всего на полголовы выше меня с учётом того, что мне было уже целых девять лет! Взгляд зелёных глаз определенно кого-то искал… Когда внутри невольно растеклось тепло и рука невольно взметнулась вверх, всё стало понятно. Сдержала себя и тут же рванула куда-то в сторону, стараясь игнорировать ноющую боль в том месте, где должно было быть сердце. Вот я знала, что ничем хорошим это не закончится! СТОЙ!!! На мгновение меня оглушил чужой, дикий рёв, полный скрытого страха и явной ярости. Споткнулась о собственную ногу и весьма красиво улетела на землю, больно ушибившись руками и сдирая кожу на щеке и ладошках. Вскочила, прохрипев что-то нечленораздельное и побежала дальше, с трудом сдерживая слёзы. Это больно! Но стоило мне ощутить чье-то теплое прикосновение, как всё желание куда-то бежать пропало и я едва ли не повалилась на землю изломанное куклой. В чужих руках было тепло, хорошо и так… спокойно. Голова помахала ручкой и уехала в безвременный отпуск. Подняла расплывающийся взгляд на того самого, с трудом оскалившись. Не хочу его обижать. . . — Я обязательно избавлюсь от тебя… — Сознание померкло.