you've always loved dandelions

«your lips, my lips… apocalypse» cigarettes after sex — apocalypse

***

/14 июня/ несколько дней назад я передал контакты полиции и попросил остаться анонимным. сегодня утром Найл написал мне, что по универу ходит слушок, будто некоего ходового дилера задержали. а поскольку слухи такого рода не появляются из ниоткуда и всегда бывают верными, то у меня есть повод немного отпраздновать. так что сейчас, в восемь часов вечера, когда до заката около десяти минут, я иду к Луи. его рабочий день уже закончился, и я просто надеюсь, что он дома. но его квартира закрыта, а я принёс вино и не намерен уходить. поэтому пишу без прелюдий: «ты где», и через минуту получаю ответ. «на крыше». и вот, я здесь. он сидит, оперевшись спиной на бетонный блок, и курит, пристально глядя в небо. мы не виделись пять дней, и сейчас при виде него я испытываю сильную тягу. я хочу, чтобы Луи испытывал то же самое, но он выглядит холодным. я молча сажусь слева от него и смотрю на этот шикарный вид смеркающегося Лондона. я понимаю, почему ему нравится здесь. когда ты смотришь с крыши одного из тысяч домов огромного города на окна зданий вокруг, на машины, людей, возвращающихся с работы, счастливых, усталых, парочек и одиночек, на витрины магазинов — на всё это, окутанное вечерними цветами, звуками и запахами, ты чувствуешь себя легче. ты чувствуешь, будто твои проблемы совсем малы, и что ты справишься с ними. что всё будет хорошо. я открываю бутылку и отпиваю с горлышка. — одного из грабителей закрыли. он делает глубокую затяжку, растягивает вкус и выдыхает, запрокинув голову. а мне стоит адских усилий не облизать губы при виде его втянутых щёк, скул и кадыка. — здорово. ты будешь сигарету ? — да, давай. он тянется в карман своих чёрных узких джинс (из кармана падает ручка, но я не спрашиваю) за пачкой, но она оказывается пустой. — чёрт, прости. я не помнил, что закончились. могу дать прикурить. — ничего. давай. я думал, он передаст сигарету мне в руки, но он делает хуже — подносит её к моим губам, держа между указательным и средним пальцами. и сейчас я чувствую в воздухе ужасное напряжение. сексуальное напряжение. я втягиваю никотин, смотря ему прямо в глаза, принимая вызов. в холоде его зрачков я вижу что-то хищное, и мы оба ничего не говорим. он возвращается в исходное положение, а я делаю ещё глоток. молча показываю ему бутылку, и он берёт её, отпивает. наступает закат. небо разливается над городом оттенками розового и оранжевого, и облака выглядят как цветная вата. — красивое небо. редко такое бы- я не успеваю договорить. он поворачивает одной рукой к себе моё лицо и целует меня. горячо, отчаянно, решительно. он на вкус как ментоловые сигареты, как желание и неуверенность. его чувства — это парадокс, и мне нравится. я подаюсь ближе и отвечаю на поцелуй, который больше не невинный. его язык горячий, а мои руки на его талии, поднимаются выше по спине и тянут Луи ближе ко мне. он бросил где-то бутылку, обхватил моё лицо тёплыми ладонями, поглаживая большим пальцем скулу, всё ещё держа сигарету меж пальцев, и мы целуемся, пока не начинаем задыхаться. наконец, мы разъединяем наши губы и, соприкасаясь лбами и кончиками носов, медленно и глубоко дышим. спустя минуту молчания он спрашивает: — скажи мне, зачем я это делаю, если знаю, что ты всё равно уйдёшь в конце ? — а ты бы смог не сделать этого ? он издаёт смешок, и я понимаю, что это значит «нет». я также понимаю, чтó он почувствовал, когда я не стал отрицать, что уйду. потому что я не знаю, смогу ли остаться. Луи встаёт, бросает сигарету и идёт к краю крыши. я встаю и иду следом. — я ведь так и не извинился за то, что ты из-за меня руку порезал. прости. — всё нормально, — он показывает мне правую ладонь, и я вижу длинный затянутый корочкой порез поперёк. — спасибо, что помог. мы молча смотрим на город, на краски, которые по-тихоньку размываются, и мне кажется, что ему грустно. — что не так ? — как будто ты не понимаешь. [я не знаю, что творю. я целую тебя, выкуриваю пачку сигарет из-за тебя, хотя я, вообще-то, бросил два года назад. я похож на полного идиота, когда облизываю свои губы, вспоминая твой вкус, смотря в потолок своей спальни]. — я не понимаю. [может, если бы ты сказал мне всё, о чём думаешь, я бы понял. может, я бы тоже тебе сказал, что я ходил на кладбище и рассказывал мёртвому любимому человеку о том, как поцеловал тебя и как час искал мелодию, которую ты мне напомнил своими чёртовыми губами и прикосновениями]. — тогда мне жаль. спасибо, что пришёл. пока. он разворачивается и уходит. но я не хочу оставаться здесь один, не хочу, чтобы он ушёл в одиночестве, и хватаю его за запястье. нежно, не желая спугнуть. — останься. пожалуйста. он смотрит на меня, и я хочу потеряться в его глазах. прекрасных, голубых, кричащих мне о чём-то. — Гарри, ты любишь кого-то. я не знаю, что случилось с тобой, но я.. не хочу разбитого сердца. ты нравишься мне. я имею ввиду, я, кажется, влюбился в тебя. но я знаю, к чему это приведёт. я бы хотел помочь тебе отпустить кого бы то ни было, но ты сам не хочешь отпускать, и я не виню тебя. мне не нужно образование психолога, чтобы понять, что ты мечешься от одного к другому. я вижу, что я прав, по твоим глазам. я сокрушённо молчу, потому что он абсолютно прав. всё, что он сказал — чистая правда. он аккуратно выпускает свою руку из моей и понуро идёт к выходу. — его звали Адам, — он замирает, и я решаюсь. — мы познакомились на вечеринке. он не выделялся из толпы внешностью — голубоглазый и темноволосый. но его улыбка была моей первой любовью. я полюбил её раньше, чем его самого. мы напились и отключились на диване, это было в выпускном классе, в конце сентября. на рассвете я проснулся по призыву мочевого пузыря, но не знал, где был туалет. так что я разбудил Адама, чтобы узнать. он мне потом сказал, что не сможет заснуть, и мы, с больной от похмелья головой, купили аспирин и воду и побрели, куда глаза глядели. мы гуляли и молча, и разговаривая, гуляли по всегда живому Лондону, и забрели в Хемпстэд Хит. у озера мы заснули под деревом. было довольно холодно, если честно. мы проснулись, прижавшиеся друг к другу, а потом пошёл дождь, и мы, стоя вдвоём под моей кожаной курткой, ловили такси. он потом забрал ту куртку себе. в общем, мы приехали ко мне, но мои родители устроили мне настоящий скандал, и Адаму пришлось уйти. но он учился в параллельном классе, и спустя немного времени у нас обнаружились взаимные чувства. мы стали встречаться, у нас были планы на будущее, и.. я любил его, Луи. я любил его каждой клеткой моего тела. и это было взаимно. но потом он попал в аварию и скончался у меня на глазах в течение нескольких минут, которые я не забуду никогда в жизни, как бы я не напился. он снится мне почти каждую ночь, и я не знаю, плохо это или хорошо. потому что это единственный способ видеть его, но такой болезненный. Луи подходит ко мне и обнимает. тепло и сочувственно, положив голову мне на плечо. благодаря разнице в росте я могу уткнуться носом ему в макушку, что и делаю, обняв его в ответ. когда он начинает медленно водить ладонями вверх-вниз, успокаивающе поглаживая мою спину, я решаюсь рассказать историю до конца. — я хотел умереть, не раздумывая. наглотался снотворным, заперевшись в своей комнате. это было первого марта, чуть больше трёх месяцев назад. Луи обнимает меня крепче, как будто боится, что я прямо сейчас решу спрыгнуть с крыши. — никогда не делай этого больше. слышишь ? никогда. он шепчет эти слова в моё плечо, и я так чертовски скучал по теплу человеческого тела так рядом. — но что, если мне будет нестерпимо одиноко ? я тоже шепчу. мы стоим на крыше лондонской многоэтажки, крепко обнимая друг друга под вечерним небом, над оживлённым городом, но слыша лишь друг друга в этих звуках машин и людских голосов. — рассказывай. всё, что накипело, рассказывай. поглаживая его спину, зарываясь носом в его волосы, я говорю: — звучит, как будто из стиха. — это и есть стих. — я не помню такого., а я их много перечитал. — его ты точно нигде не видел. я написал его здесь. до твоего прихода. кажется, перед тем, как взять последнюю сигарету. я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. — могу я его услышать ? он переводит взгляд вниз, хмурится, вздыхает и достаёт из кармана джинс сложенный белый лист бумаги (так вот, что там делала ручка). медленно развернув его, он даёт листочек мне. — ты не хочешь сам его прочесть ? — я никогда никому не читал свои стихи, так что. давай ты сам. про себя. — хорошо. и я читаю его аккуратный мелкий почерк. «рассказывай. всё, что накипело, рассказывай. забудь обо мне, забудь обо всём. выкладывай. скажи, как всё надоело, как хочется весну. закрой глаза и выдохни. заплачь. говори всё. я не усну. и ничего не прячь. ломая пальцы, вскидывая голову, говори матом, говори шёпотом, забудь, что слушаю. забудься и растрать все нервы, все слова, нам главное — себя не потерять. я растворюсь в тебе и в твоём голосе, растаю без следа. но ты рассказывай, зачёсывая волосы — я слушаю. всегда.» вау. я.. — это действительно ты написал ? он неловко кивает, не смотря на меня, и я так зол, потому что это совсем не то, как должно быть. я делаю шаг в его сторону, беру его ладони в свои, и, стараясь передать взглядом своё восхищение, говорю ему: — Луи, это так прекрасно, — и уже намного тише, боясь говорить это вслух, произношу, — ты прекрасный. и он слышит. поднимает глаза, и, клянусь, я хочу, чтобы он ни на кого больше так не смотрел, как сейчас на меня. — ты прекрасный. и да, я целую Луи. я хочу передать всю свою нежность в этом поцелуе, хочу показать, как он себя недооценивает. убрав листочек в карман джинс, я обеими руками беру его лицо в ладони, не переставая целовать, потому что не перестаю чувствовать, поглаживая его кожу большим пальцем. из-за разницы в росте его голова немного запрокинута, и как же мне это нравится. его руки на моей груди, их жар не оставляет мне шансов уйти отсюда победителем. и я не думаю, что хотел бы.