Седьмая заповедь. Улица Воздержания

Я слышала его. Всё время, до последнего. И некому было удивляться, что я никогда не снимаю эти серьги. Они и были крохотные, почти что два «гвоздика» с камешками. Синими, как его глаза. Мы не успели исчезнуть. Перед самым арестом Ику-сана скрутила болезнь. И он просил меня, приказывал мне – жить и ждать. – Я не умру, Хана-тян. На самом деле я не умру. Тебя не тронут, никто не узнает о том, сколько ты на самом деле для меня сделала и продолжаешь делать. Ты знаешь, что говорить, а кроме нас двоих – никому ничего не ведомо. И как только смогу – вернусь к тебе. – Даже если ты переродишься, я узнаю тебя, непременно узнаю! – Уверен, что до этого не дойдёт. Только, когда придёт время, подтверди мою смерть. И минула ещё пара дней, и на рассвете Ику-сана забрали. Три долгих года я только слушала. Он, думаю, не слышал моего шёпота и плача. Сколько они ещё будут его мучить, думала я. Но жила надеждой – и потому не сошла с ума. Я слушала последние удары его сердца. А потом тишину прорезали странные, нездешние звуки. Значит, всё правда. И за ним пришли те, на кого он действительно работал. Больше я не слышала ничего. Передатчик умер. Но я сделала всё, как просил Ика-сан. Я разыскала останки, которые были имитацией. И организовала похороны Рихарда Зоргенфрая как героя. Я ношу мёртвые серьги и кольцо якобы из его золотых коронок. Я ждала едва ли не весь остаток двадцатого века. Мне восемьдесят шесть, и порой воспоминания уже будто тают… размываются… Может, когда не станет меня, они превратятся во что-то новое. Может, именно рядом с этим нечто снова появится он. Я унесу его тайну с собой в могилу.