Бинго

      Гарри собирался ждать Гермиону прямо в гостиной, но посидел немного и передумал. Была суббота, в башне было слишком шумно, кто-то играл в шахматы, отдавая приказы своим фигурам, другие с азартом резались во взрывающегося дурака, а кучка в углу приступала к очередной партии в плюй-камни. Всё это сопровождалось громкими выкриками, спорами и разговорами, которые обычно предшествуют дракам — разумеется, на Гриффиндоре до драк никогда не доходило. Кроме того, повсюду суетились младшекурсники — Гарри и не представлял, что их беспорядочное перемещение по гостиной может так раздражать. В любом случае, ему нужны были покой и уединение.       Гермионе, по его прикидкам, должно было потребоваться не менее часа на вдумчивый допрос Слагхорна. И это время Гарри собирался провести с пользой. Он хотел проверить ещё один не слишком понятный пункт таблицы, который гласил: «Благодаря квиддичу, Гарри выглядит как прекрасная статуя работы Микеланджело».       В спальне шестикурсников никого не было. Рон, насколько успел заметить Гарри, обыгрывал Невилла в шахматы, Симус был среди тех, кто пытался разгадать секрет игры в плюй-камни, а Дин в очередной раз убежал на свидание с Джинни. Ну или Джинни его уволокла на свидание — в любом случае, раньше отбоя ждать его не стоило. Да и остальные тоже появятся в спальне нескоро. Невилл вряд ли сумеет настоять на своём и отказаться играть, а Рон умел быть убедительным, когда дело доходило до его любимых шахмат. Гарри не знал, насколько Симус увлечён этими плюющимися камнями, но надеялся, что энтузиазма рыжего ирландца хватит надолго. Поэтому он быстро разделся до трусов и долго вертелся перед зеркалом, разглядывая себя со всех сторон.       Если Гарри ещё мог признать существование похожей на него статуи, то вот назвать её прекрасной у него попросту не повернулся бы язык. В лучшем случае Гарри назвал бы её обычной. Он был худ и жилист, у него были какие-никакие мускулы и довольно складное телосложение, но всё впечатление смазывалось низким ростом. Вследствии тотальной недокормленности в детстве, сейчас Гарри примерно на голову отставал от Рона. Правда, таблица могла иметь в виду нечто совершенно другое, а не то, что он думал.       — И причём тут Черепашки-герои? — Гарри почесал затылок и беспомощно оглянулся. [1]       Его взгляд перебегал с одного до боли знакомого предмета обстановки на другой, но ничто не наводило хоть на какую-то мысль. Как можно было быть похожим на что-то, чего ты никогда не видел и что не можешь себе представить? Впрочем, для того, чтобы приручить гиппогрифа, не обязательно было выглядеть, как гиппогриф. Достаточно было думать, как гиппогриф.       Гарри вытащил из своей тумбочки выдвижной ящик и, сосредоточившись, взмахнул над ним волшебной палочкой. Регулярное участие в зимних снежковых побоищах давало о себе знать, и Гарри ещё в позапрошлом году неплохо научился трансфигурировать щиты на руку, наподобие рыцарских. Так что вскоре перед ним лежал большой круглый щит с гербом Гриффиндора. Гарри поднял его и с любопытством приложил к своему животу, после чего вернулся к зеркалу и с минуту вертелся туда-сюда, пытаясь разглядеть себя со всех сторон. Получалось плохо. Щит мешал смотреть в зеркало, а его поверхность совсем не напоминала черепаший панцирь.       — Всё равно не похож, — хмыкнув, констатировал он.       Но и просто отказаться от захватившей его дурацкой идеи Гарри уже не мог. Он перекинул ремень щита через плечо, трансфигурировал ещё один щит — на этот раз болотно-зелёного цвета — и с трудом закрепил его на спине. Смотреть в зеркало стало решительно невозможно, но Гарри не привык отступать. Думать как черепаха, вести себя как черепаха — кажется, именно с этой мыслью он лёг на пол и принялся ползать, изображая из себя черепашку. Правда, делать это было трудновато, особенно учитывая тот факт, что Гарри то и дело душил идиотский смех. И душил, надо сказать заслуженно.       В один прекрасный момент за дверью спальни раздались чьи-то шаги, и Гарри похолодел — он совсем забыл запереть дверь.       Гарри мужественно заполз под кровать — и вовремя. В спальню зашёл Симус, его ноги Гарри хорошо видел, он что-то забрал из своего сундука и тут же удалился, даже не оглядываясь по сторонам. А Гарри попытался было выбраться из-под кровати, но спинной щит во что-то упёрся, и он застрял, засучив при этом ногами, словно всамделишная черепашка, придавленная большим камнем.       Спустя полчаса Гарри признал своё поражение. Он не мог выбраться из-под кровати, не мог сбросить ремень хотя бы одного щита и не мог этот ремень разорвать. Наколдованные им щиты оказались очень прочными. И в тот самый момент, когда Гарри окончательно смирился с мыслью провести в этом ужасном положении весь оставшийся вечер, в дверь деликатно постучались. Он промолчал. Стук повторился — уже более настойчиво и более нетерпеливо. А потом дверь скрипнула. Кто-то заглянул внутрь. Прошёл внутрь...       — Гарри?! — раздался донельзя удивлённый вскрик Гермионы.       Она подошла поближе, села на пол прямо рядом с «черепашкой» и скорбно покачала головой. Гарри же на это с громким стуком уронил голову на пол, пряча горящие щёки, и ненароком зарылся носом в клок пропущенной домовиками пыли.       — Ох, Гарри... — вздохнула Гермиона, разобравшись в ситуации. — Тебе помочь?       Гарри утвердительно чихнул.       

***

      — Не спрашивай! — раздосадовано буркнул Гарри.       С помощью Гермионы он легко выбрался из-под кровати — гораздо легче, чем заполз туда. И тут же поспешил избавиться от опостылевших щитов, сбросив их прямо на пол. И оставшись посреди спальни в трусах и носках — хорошо хоть свежих.       Глаза Гермионы округлились, щёки стремительно порозовели, а потом девушка резко отвернулась, бросив через плечо:       — Гарри! Оденься!       Он быстро закутался в одеяло и почти без сил плюхнулся на кровать, задев при этом щиты ногой. Железяки печально звякнули.       — Оделся, — буркнул Гарри. — Можешь поворачиваться. Не спрашивай! — снова остановил он готовую сорваться в расспросы Гермиону. — Лучше расскажи, что у тебя получилось. Что показал анализ?       Гарри и сам не знал, какого результата он ждал. Наверное, его бы устроили оба варианта. Если бы тест не показал наличие любовных зелий в организме Гермионы, он бы, пожалуй, лишь порадовался за подругу. Но наличие зелий было подтверждением ещё одного пункта загадочной таблицы. Но он и так уже получил подтверждение — после того, как сделал анализ самому себе. Гермиону он решил проверить лишь для успокоения собственной совести.       Гермиона отвела взгляд.       — Приворотное, — буркнула она.       И замолчала. Гарри подождал немного, но быстро сдался.       — И на кого? — спросил он.       — На тебя, — тихо-тихо произнесла Гермиона.       Гарри подумал, что не расслышал.       — Что? На кого?!       — На тебя! — выкрикнула Гермиона.       Гарри был готов поклясться, что он услышал всхлип. И если бы всю его одежду не составляли одеяло и трусы, он бы обязательно подошёл к подруге. Просто чтобы быть рядом.       А потом его захлестнула волна осознания. Кто-то опаивал Гермиону любовным зельем, направленным на него, Гарри Поттера! Гарри был уверен, что лично он ничего подобного не делал. До последней недели он и не задумывался о таком способе привлечения внимания девчонок, да и Гермиона, говоря откровенно, в списке кандидатов на такое зелье была бы далеко не на первом месте. Это сейчас она резко выбилась в лидеры, на много-много корпусов опередив ближайших конкуренток. Гарри слышал такое выражение по телевизору, во время трансляции скачек в Ньюбери, и оно очень подходило к ситуации. Если, конечно, не учитывать тот факт, что девушки не любят, когда их сравнивают с лошадьми.       В общем, Гарри понятия не имел, кому понадобилось устраивать подобное развлечение. Кроме того, все признаки говорили о том, что зелье как минимум не подействовало. А как максимум…       — Гермиона, — позвал он, — ты уверена, что на меня? Слагхорн рассказывал, что любовное зелье вызывает страсть, а я что-то ни разу не видел тебя в подобном состоянии. Если я, конечно, правильно понимаю, что означает это слово.       — Я тоже на это надеюсь, — кивнула Гермиона. — Но страсть была.       — И… когда это было?       — В начале лета. Мы как раз сдавали экзамены.       “А ещё скрывались от Амбридж, от инспекционной дружины слизеринцев, разбирались с предательством Мариэтты Эджком и с видениями, в которых Волдеморт пытал Сириуса, — мысленно добавил Гарри. — А потом сражались в Отделе тайн”.       — Я… я ничего не заметил, — пробормотал он вслух.       — Я справилась с действием этого зелья, — с грустью сказала Гермиона. — Наверное, я ещё была не в себе, когда мы вели Амбридж в лес, да и в Министерстве могла бы сражаться получше, не отвлекаясь. А когда мадам Помфри лечила меня от проклятия Долохова, то активное действие зелья ушло окончательно.       — Надеюсь, ты не думаешь, что это я пытался тебя приворожить? — тихо спросил Гарри. — Честно, я бы никогда не поступил с тобой так подло. Особенно тогда, в то время.       — Не скрою, ещё полчаса назад я действительно собиралась сделать с тобой что-то нехорошее, — вздохнула Гермиона. — Но потом я приняла противоядие, вспомнила, в каком состоянии ты был во время экзаменов… в общем, сейчас я уверена, что это не ты. Но с самого начала лета я была убеждена, что это ты. Не знаю, почему, — она потёрла ладонью лоб. — Наверное, это последствия того, что я сама переборола действие зелья. Некое неприятие... Профессор Слагхорн сказал, что подобное возможно. И, кстати, он просил тебя зайти к нему.       Гарри мрачно кивнул.       — И что ты будешь делать… ну… дальше? — неловко спросил он.       — Мне нужно подумать, — сказала она. — Обо всём этом. Поговорим потом?       — Да, конечно, — кивнул Гарри, но, когда Гермиона уже взялась за ручку двери, спохватился: — Слушай, а кто такой Микеланджело? Про черепашку-героя я знаю, но вдруг есть ещё кто-то с таким же именем?       — Итальянский скульптор, художник, поэт и философ, — удивлённо отозвалась она.       — А его скульптуры… — Гарри замялся. — Они красивые?       Гермиона посмотрела на задрапированного в одеяло Гарри, на зеркало, на два валяющихся на полу боевых щита, после чего на её лице возникла тень понимающей улыбки:       — Если займёшься нормальным спортом, то через пару лет будешь один в один с Давидом — одной из самых известных его скульптур.       Пусть Гарри и не видел Давида, но на его душе сильно потеплело, а смущение, охватившее его от того, что Гермиона застала его в виде застрявшей под комодом черепашки, бесследно растворилось.       Чуть позже Гарри с чувством глубокого внутреннего удовлетворения поставил на заветном пергаменте ещё три галочки: «Любовные зелья», «Кареглазая энциклопедия» и «Благодаря квиддичу Гарри выглядит как прекрасная статуя работы Микеланджело».