Прошла война - а мира нет

Несломленные. Этим утром они сравнялись. Перед своими потерями, в своих раздумьях о пережитом и в эгоистичном изуверском (естественном?) удовольствии, что выжили. Что победили. Этим утром выжившие несли тела, их части, собирали костёр, много молчали. Этим утром горели факела. Глаза Дейенерис Таргариен всегда были данью бури, в которую она пришла в этот мир. Прохладные и опасные, они менялись цветом, повинуясь состоянию своей госпожи, от аквамарина до морской пены, от глубин до ливня, сегодня её очи явили штиль. Не тот, что райский и голубой, с бризом, - скорее, холодный, истощенный штормом, будто тот устал сам от себя. - Я подвёл Вас, моя Королева, - в руках Серого Червя было два зажженных факела, и Таргариен приняла один из них. - Я потерял сотни Ваших воинов в бою. - Ценой их жизней, ты защитил Королевство. Её сухие, штормом смерти истощённые слова были не похожи на пылкую, кованную речь Джона Сноу. Дейенерис сглотнула, да так, что двинулись жилы на её горле, вслушиваясь - и когда ты успел научиться так говорить, бастард из Винтерфелла? Один из угрюмых, немногословных Старков, и то - без права на эту фамилию? Или этот темноволосый мужчина больше не был им? Она смотрела в синеющее лицо сира Джораха, раздавленная чувством вины перед ним. Ведь делать этого не хотела. Его лицо годами было признаком покоя, защиты, и даже понимания, что сама она делает все правильно. Он был единственным и первым её согражданином, а потому едва ли не родным, не считая Визериса, на пути в Ваес Дотрак. А этой ночью Джорах Мормонт стал её живым щитом. И смотря в его лицо, Королева не могла не вспоминать безобразные, искореженные лица мертвецов, что пытались буквально растерзать на части её и Дрогона. И, когда все закончилось, она видела израненного, всего в крови, Джораха - плод их труда. Между ней и ней, точно такой же, он и стоял. Но как же теперь он напоминал о том ужасе... Таргариен склонилась над ним, прося прощения, слезно клянясь запомнить его исцелившимся от серой хвори на берегу Драконьего Камня. Не в окружении восставших полуразложившихся трупов. *** - Драконья Королева скрылась в своей спальне, брат. Впервые, не в твоей - теперь я хотя бы понимаю, зачем эта женщина заняла отдельные покои замка. - Эта женщина - наша Королева, которая сдержала свою часть сделки. Когда он научился видеть Сансу не как опасную своими колкостями девчонку, что его существованию никогда не простит боль Кейтелин Старк? И даже не как объект защиты в память о лорде Эддарде? Почему сейчас он видел молодую, умную, очень умную и способную своими знаниями на много женщину, которая свой смертельный испуг, свои травмы из Долгой ночи, прятала за нападками? Почему политика «лучшая защита - нападение» в исполнении сестры казалась ему настораживающей? - Джон, это день траура, - Леди Винтерфелла почти схватила его за локоть, уже на пороге коридора, ведущего в крыло опочивален. - Было бы хорошо, если бы Король Севера хотя бы сегодня... - Верно, миледи. Это день траура. Мы были на гране от того, чтобы стало неважно, кто и где Король. Он скрылся в темноте коридора. Она казалась густой и сложной - наверное, после этой ночи каждая тьма в его жизни будет подобной. - Дени? - Он сдался, сдавленно проговаривая это имя вслух, когда Королева не отозвалась после двух стуков. - Дейенерис, я слышу, что ты там. Это было ложью. Не слышал - воображал. Как женщина, которую он любит, и вместе с тем его тетка, сидит в полутемной спальне - и смотрит в черноту, прямо как он недавно. Как на её усталом лице глаза кажутся огромными, как у кукол, что так любила Санса в детстве. Как она сухо вздыхает после стука. Ему хотелось сказать ей, что все позади. Что впереди - Железный Трон, который она так хотела. Сказать - своей любимой? Своей тетке - последней крови, что связывала его с погибшим отцом? Дверь она отворила бесшумно. - Что тебе нужно, Эйгон? Он свёл брови к переносице, мужским нутром ощущая перед собой обиженную, ядовитую женщину. В честь чего? Если бы он выбирал свою судьбу, едва ли бы выбрал оказаться её сиротой-племянником, что десятилетия прятали от Роберта Баратеона. Но выбрал бы он быть бастардом благородного Эддарда? Ведь этот путь и привёл его к Дейенерис Бурерожденной. - Меня так не зовут. - Это имя, данное тебе при рождении. Так ведь сказали лорд Тарли и твой брат? Имя Завоевателя. Она прибивала к полу его этими словами, этим испытывающим взглядом. Дени всегда обезоруживала его до беспамятства. Не так давно по его телу бежал жар, когда они стояли так же на пороге каюты - теперь мужчину будто туманом обволакивали взаимные недомолвки. - Я не поставлю твою законность Королевы под сомнения, - потому что считает её достойной, мудрой Королевой. Она уже привела свой Миэрин к процветанию. А куда Джон привёл Север? Даже скользкого Мизинца, что вился вокруг последнее время, убрали его сестры. Не он. Здесь была очевидная фора, как по нему. Ещё и в соревновании, в которое он не хотел вступать. Почему он не говорил этого вслух? - Ты дорога мне. Не собираюсь тебе лгать. Наша связь... - Ты меня любишь, Эйгон? Он ответил бы «Да», уверенно и пылко. Он уже смотрел на её обветренные в бою губы. Но Дени сама вбивала гвоздь за гвоздем. Она называла его Эйгоном - а тот, если и был в этом мире, не знал, что ответить. - Наша связь не просто... неправильная, - он нахмурился. Слово звучало так, будто дух лорда Эддарда был прямо здесь. И хотелось спросить - сокрыть от своего Короля Роберта этого самого Эйгона, назвав своим бастардом Джоном даже для собственной любимой жены - было верным? Абсолютно и неоспоримо для всех? - За этот грех могли бы заплатить наши дети, Дени. - У меня не будет других детей, кроме... - Тебе это сказала ненавидевшая тебя ведовка? - Я чувствую это. Только мои драконы... Оставшиеся, - ему захотелось сжать её в своих руках. Так он и поступал, когда Королева вспоминала о Визерионе. А если он чувствовал в этой женщине мать своих детей? Тех самых, которых он ещё клятвой в дозоре зарекся иметь? С Дейенерис Бурерожденной в его постели, понять оказалось весьма просто: он бы посеял в ней семя, он бы смотрел, как растёт в ней их дитя, он бы принял рыдающего ребёнка на руки в первый же день. «Бы». Особенно теперь - «бы». - Я пришёл напомнить тебе, что я не твой враг, Ваше Величество. Врага мы повергли этой ночью. Вскоре расплатится наш последний враг. Отдыхай, тебе это необходимо. Он тоже умел тихо затворять двери. Хотя, неподалёку прижался плечом к холодной стене коридора в раздумьях. Санса, её грезы о Северном троне, её амбиции - уже как враги Драконьей Королевы... Дейенерис, жаждущая любви и покровительства женщина на половину, а на вторую - потомственная аристократка, жадно берущая своё огнём и кровью... Тысячи голодающих после стольких войн. Ведущая список Арья. Два огромных дракона. Тирион Ланнистер, сблизившийся со своим братом. Призрак Эддарда. Призраки Лианны и Рейгара. Трехглазый ворон. Скорбящий о семье Сэм. Погибшая героем восьмилетняя леди Лианна. Образы и чувства. В пекло. Вскоре он прочищал раны усталого верного Призрака тёплой водой, стоя в наполовину разрушенной крипте Винтерфелла. Стоя перед - хвала Старым Богам - уцелевшей статуей Робба Старка. Казалось, даже красные глаза его лютоволка с грустной любовью изучают каменного сородича подле Короля Севера, видя в нем убитого брата Серого Ветра. Если он так часто ощущает едва ли не присутствие Эддарда, если порою боится ощутить так же Рейгара, то где же ты, друг и брат? Кто знал, как быть братом Сансы, Королем Севера и мужем любимой, да вот... оказался здесь.