Мать

Стыд – разрушительное чувство. Оно окрашивает кожу и глаза, заставляет мысли нагреться до температуры лавы, вновь и вновь прокручивает на патефоне памяти сказанное и сделанное. Противовес – вера: в себя, в поступки, в будущее. Мэрид верит в Отца и их миссию. Господь действительно показал ей грядущее, как и гласил Иосиф. Её действия ясны и ничто не помешает предначертанному, тем более собственные эмоции. Нагая она заходит в комнату и встает перед Отцом, сидящим на кровати, покрытой почерканными листами. Берет его руку и кладёт на Гордыню, а после – на Похоть. Он понимает. Второй ладонью хватает за бедро и тянет Мэрид на себя. У него сухие губы, точно позабывшие, что такое влага, с неприятными трещинками. Ласкает Иосиф медленно и аккуратно, но нежно – опыт вырисовывается в каждом движении. Раньше Мэрид ужаснулась бы – разница в двадцать лет. Но сейчас с ней и в ней не мужчина – Отец. Необыкновенная наполненность и теплота. Яркие ракеты, взрывающиеся по всему телу. Мэрид не выдерживает и орошает слезами грудь Иосифа. Он мягко стирает влагу с глаз и сильнее кутает в объятиях.

***

Лиловый действительно всюду: в небесах, на земле и даже в воде. Мэрид падает на колени, словно решает, что пора помолиться, и льнёт к траве и цветам. Ароматы давно выветрились из воспоминаний, осадок пыли, затхлости и плесени покрыл нутро носа. Хочется втереть растения под пальцы, в нёбо, на шею, в ноздри. Вскипятить их, размешать и тонкой жижицей нанести на тело. Коллапс уничтожил мир, но не красоту. Калейдоскоп цветов и запахов опьяняет не хуже ирландского виски. Все кружится, а в ногах слабость. Упасть бы в могилу да пригоршней земли накрыться, чтобы вздремнуть хорошенько после заточения. «Пойдем. Нас ждёт паства». Отец бережно отлепляет её от земли, придерживая за плечи. Мэрид неосознанно опускает руки на округлившееся чрево. Чувствует первый толчок.

***

«Лука, натягивай тетиву сильнее. Ещё сильнее!» Веснушчатые руки дрожат, но продолжают выполнять приказанное. Когда пальцы касаются подбородка, стрела начинает полет к мишени. Есть. Чуть правее от центра. «Ты молодец, сынок». «Она врёт. Это плохой результат. Если нападут, то, как ты собираешься защищать семью, даже не умея стрелять? Отец сильно ошибется, выбрав тебя пастырем». Мэрид жует губы, борясь с желанием отшлепать мелкого проходимца. Итан провоцирует её, хочет, чтобы она испачкалась в грехе. Не дождется. Гнев режет грудь сильнее, чем охотничьи ножи. Пасынок хватает лук из рук Луки и стреляет. Звонкая стрела попадает в край красного круга. Близко, но неидеально. «Вот это – плохой результат, особенно для такого взрослого юноши, как ты». Змеиный яд капает с языка, но Мэрид уже не остановить. «Ты слишком тщеславен, а это грех. Отец будет недоволен». Голубые, в точности как у Иосифа, глаза Итана с яростью и вызовом глядят на нее. Он может ненавидеть, презирать, но не смеет перечить. Она – Мать общины. Она – вторая после Отца. Он бросает лук на землю и поспешно уходит в храм. Снова из его рта потечёт горячий поток ругани в уши Отца. Тот пожурит, но поверит в сказанное – сын же. И отправится добиваться раскаяния уже от Мэрид. А там некуда деться. Она зовёт Луку, гладит лохматые рыжие волосы и уводит его в дом. Паства – семья, но Лука – её сын. *** Вдалеке они кажутся персонажами давно забытого мира. Мира клетчатых рубашек, пива, чипс, барбекю, воскресных шоу. Мира спокойствия и обыденной радости. Мира без Апокалипсиса. Но ближе… Мэрид скручивается, точно усики винограда, прячет лицо и задерживает дыхание. Эти голоса… Голоса, не дающие спать по ночам; голоса, умоляющие о помощи; голоса, кричащие в огне взрывов. Они живы. «Не смей подходить ближе, Сид, иначе я отстрелю твою долбанную голову!» Ник, старый друг. Оброс бородой и седыми волосами, отощал, осунулся. У Ким над скулами и под глазами образовались вмятины, словно кто-то продавил глину большими пальцами. В руке – ладонь ребенка. Девочка. Имя эхом отзывается в голове. Кармина. Мэрид нарекли её крестной. Она помнит безумную дорогу в роддом, истерику Ника, уставшую Ким. Образы, словно разорванные частички фотографий, соединяются в единый альбом воспоминаний. Подвела. Предала. Помогла Сопротивлению и тут же забыла про него, про лучших друзей в минуту отчаяния. А вдруг им до сих пор нужны люди? А вдруг они строят поселения? Молодец, салага. Вечером она ложится в кровать к Луке и прижимает его к груди. Славный мальчик. А ведь Кармина не намного старше. Им бы подружится, играть как нормальным детям, а не ежедневно тренироваться и молиться. Дочь Ника – не завистливый Итан, готовый на всё, ради внимания отца. Да и Отец особо не следит за Лукой: исключительно готовит к важной роли. Лишь Мэрид дарит любовь, лишь она готова защитить и подарить светлое будущее. Только она.

***

Сборы не занимают много времени. Лука – сонный, милый мальчонок – закидывает холщовую сумку за спину и ждет дальнейших указаний. Мэрид берёт луки и полный колчан стрел. Время течёт. Необъятная тишина в «Новом Эдеме». Похрапывание, посапывание и постанывание паствы сдерживается деревянными лачужками, а шелест, плеск и звон – забором. Они урывками перебегают от одного дома к другому, словно незваные ночные гостьи. Лука спотыкается, натыкается на мешки, но старается сохранять неизменную незаметность. Мэрид ловит его за углом, прикладывает палец к губам, целует в щеку и ведёт по нужному пути за руку. Одно из бревен ограждения приглашающе сдвинуто в сторону. За ним – вечная со времен индейцев река с моторной лодкой. В общине запрещены современные технологии, но они – больше не часть семьи. Мэрид усаживает Луку и даёт в руки оружие. Пальцы ребенка привычно нащупывают тетиву и рукоять, но глаза готовятся закрыться. Мотор ревёт, разрывая лесное упокоение. Гладь расходится, точно по велению Моисея. Лодка же с каждой секундой набирает скорость. Грехи стягивают кожу, но плевать. Плевать на замысел Господа, плевать на Иосифа, плевать на семью. Она – Мать, но только для одного.